Почему Путин промолчал об авиакатастрофе

Самая крупная катастрофа в истории российской авиации отрезвила всех. Даже тех, для кого все средства были хороши. Даже тех, кто с особенным усердием вбивал клин между согласными и несогласными, травил пятую колонну или клеймил агрессивное большинство. Россия, по-моему, – могу ошибаться, но непохоже – впервые по-настоящему задумалась о том, куда она зашла. Расколовшийся надвое самолет стал страшным символом разрушенного общества, в котором нет единства ни по одному вопросу вплоть до азбучных, элементарнейших.

Россия ужаснулась, и это первый за последнее время серьезный шок. Можно гадать о том, почему таким шоком не стал Донбасс или катастрофа малайзийского лайнера, – может, лайнер был чужой, хотя на нем тоже были дети, а может, реальность войны не до всех дошла, потому что не всех коснулась.

Мало кто может представить себя под обстрелом, но к морю-то летают все. Люди сочувствуют, увы, только тем, на чье место могут себя поставить; мы, писал Солженицын, способны объять только ту часть правды, в которую уперлись лбом. Пассажирами рейса «Когалымавиа» себя могут представить все: ни больших денег, ни особого статуса для такого полета не нужно. Старая техника, страх перед террором (все больше становится мест, над которыми страшно летать, и не сами ли мы приложили к этому руку?) и, главное, раскол в полете: в первый момент, когда до многих еще попросту не дошел масштаб происшедшего, начались привычные взаимные упреки. Стали отслеживать реакцию украинцев, цитировать уродов, которые радуются беде, а потом оказалось, что у этих уродов российские IP... А некоторые пошли праздновать Хеллоуин, а другие кинулись на них ябедничать, и непонятно еще, что хуже... И только когда появились в сети фотографии и биографии погибших, последние их дневниковые записи и предполетные твиты, до большинства стало доходить.

Доходить, в частности, стало то, что смерть может настигнуть в любой момент, и какими мы тогда останемся? Вот такими, каковы мы сейчас? Непримиримыми? Запуганными? Озлобленными? Отыскивающими друг в друге, к чему прикопаться?

Ведь сейчас ничего, вообще ничего нельзя сказать, чтобы не оказаться тут же всеобщим врагом: потому и президент молчал, и я впервые понимаю его молчание и не хочу использовать его как предлог для очередного нападения. Может, он молчал, потому что тоже потрясен? Потому что он сделал мир гораздо более опасным местом и вдруг понял это? Потому что не хочет немедленно искать или изобретать виновных, а надеется действительно разобраться?

Сегодня Россия начинает медленно осознавать, до какой степени она разрушена и разорвана. И у нее, в отличие от падающего самолета, есть время и возможность остановить этот распад. Жаль только, что за осознание очевидных вещей приходится платить такой ценой. Но для тех, кто забыл заповеди, другого выхода не бывает.

Источник: Собеседник