Олег Кашин Російський журналіст

Сім головних гріхів російського суспільства

obozrevatel.ua

Російське суспільство має ряд поганих якостей, наслідки яких відбиваються на житті всіх росіян

Мовою оригіналу

Российское общество имеет ряд дурных качеств, последствия которых отражаются на жизни всех россиян.

Отношение к девяностым. Близость серии августовских юбилеев располагает к тому, чтобы поставить эту проблему на первое место, но она важна и без привязки к датам. Славный путь, пройденный Россией из 1991 в 1999 год, то есть из точки «А» со съездами народных депутатов, журналом «Огонек» (и даже не с ним, он тогда уже был чересчур старомоден, а уже были «Куранты» и «Коммерсантъ»), Лениным-грибом и Соловецким камнем на Лубянке в точку «Б» с волошинской (мало чем отличающейся от володинской) Администрацией президента, ничего не решающей Госдумой, промыванием мозгов по ОРТ, массовой советской ностальгией и непредставимым даже в советские годы престолонаследием – этот славный путь не отрефлексирован российским обществом вообще никак. Более того, он не будет отрефлексирован, пока командные высоты в общественной мысли заняты коллективным «Ельцин-центром», который частью за зарплату, частью – уходя от персональной ответственности (слишком много до сих пор везде нераскаявшихся аналогов Симоньян и Габреляновых из девяностых) продолжает тиражировать пропагандистские паттерны из того времени, оправдывая превращение демократической системы в авторитарную. Путин начался в девяностые, на том самом танке стоял Золотов – пока это не перестанет быть «спорной точкой зрения», мы обречены на повторение ошибок прошлого.

Коллаборационизм. Масштабы общественно непорицаемого сотрудничества с властью сегодня побили все советские и дореволюционные рекорды. Рядом с последним единороссом всегда обнаружится приличный человек, который станет доказывать, что все не так однозначно. Обязательно кто-нибудь скажет, что ну так ведь и врачи государственные, и что же – к врачам теперь не ходить? Как будто врач оправдывает полицейского или чиновника, пусть даже из самого доброго департамента культуры, но нет, не оправдывает, и в каждом «Гоголь-центре» есть кирпичик от Следственного комитета, и в каждой велодорожке есть асфальт из «закона Яровой», и даже если на государственном телеканале приличный человек рассказывает о погоде, напрасно он забывает распятого мальчика, рассказ про которого, может быть, снимали на ту же камеру, что и приличного человека. Массовая степень соучастия делает возможным все, в чем принято обвинять российскую власть. Тот парень (необязательно именно тот, просто это последнее, о чем писала «Медиазона», так-то я знаю и московских урбанистов, работающих теперь в Казани с милицейским генералом Сафаровым, переведенным на штатскую госслужбу в наказание за ОВД «Дальний») из хакасской колонии, которого насиловали дубинкой, – едва ли он знает, что эту дубинку сделали из моднейшего московского смузи, которым в промышленных количествах каждый день запивается возможность сотрудничать с властью без имиджевых и моральных потерь.

Чужой патриотизм. Неприязнь к патриотической казенщине, пацифизм, любовь вместо войны – замечательные человеческие качества, которые, однако, становятся менее замечательными, когда выясняется, что анархизм, пацифизм или либертарианство имеют жесткие географические границы, за которыми российский голубь готов и гимн спеть по-ястребиному, и вышиванку примерить, и повосхищаться парнями в камуфляже, и даже сказать «в СБУ разберутся» голосом вахтера из общежития. Поиск другого отечества в самой казенной, самой густопсовой его форме – стыднейшая и вреднейшая черта многих россиян. Отечественный сапог омерзителен, но ключевое слово здесь «сапог», а не «отечественный», и в неприязни к отечественному сапогу не стоит искать какой-нибудь другой, правильный сапог, чтобы его поцеловать. Когда слишком многие ищут себе другое отечество, чтобы относиться к нему так же, как к России относятся российские мракобесы, последние всегда будут побеждать.

Нулевая солидарность. В российской тюрьме уже год сидит журналист РБК Александр Соколов. Сидит по экстремистской статье, но вообще это такое классическое обвинение из девятнадцатого века – принадлежность к кружку Юрия Мухина, неосоветского конспиролога прохановского типа, который, в отличие от Проханова, не встроился в систему, поэтому его кружок репрессирован (у Мухина была навязчивая идея провести референдум о персональной ответственности власти за невыполнение предвыборных обещаний). Эту формулу госбезопасность сочла призывом к свержению строя, люди сидят. О судьбе Соколова подробно писали на протяжении этого года только в РБК, будут ли писать дальше, после замены руководства холдинга, неизвестно, зато известно, что нет ни массовых акций в поддержку Соколова, ни забастовок, ни даже открытых писем. Мало кому вообще есть дело до Соколова, а ведь это журналистское сообщество, чуть более активное и солидарное, чем «все остальные». Лозунг «Русские своих не бросают» давно стал анекдотом, но формально это анекдот про власть, которая говорит, что не бросает, а сама бросает; как будто власть в этом смысле чем-то отличается от даже нелояльной ей части общества. Можно вспомнить первые месяцы «Болотного дела», когда защитников «мальчишек из ОМОНа» среди оппозиционных хедлайнеров было не меньше, чем тех, кто говорил о сфабрикованном и политически мотивированном деле. «Свои» – чаще всего под это определение не подпадают незнакомые люди, и представить себе, что в Петербурге в ОВД нашли повешенным безрукого инвалида, а хотя бы в Москве кто-нибудь вышел на стихийный митинг памяти этого повешенного, – нет, это фантастика.

Безжалостность. Стандартный российский сюжет – очередной профессор то ли Высшей школы экономики, то ли Академии госслужбы пишет программный текст о том, что слишком многие люди в России получают образование, надо бы поменьше. Привычное «умри ты сегодня, а я завтра», культивируемое не без участия государства на протяжении многих лет, нашло поддержку в самых широких кругах. Распространенное представление о справедливости как о чем-то, что должно испортить жизнь кому-то другому, привычное «так ему и надо» хоть об увольнении, хоть об аресте, хоть об убийстве – кажется, у нас такого не избежал вообще никто.

Снобизм. На самом деле это даже не снобизм, это просто раздробленность общества, в результате которой у нас много обществ, состоящих или вообще из одного человека, или из одного человека в компании его друзей и родственников. Каждый совершенно точно знает, где правда и что надо делать, и каждый же с презрением относится ко всем другим. В самом деле, ведь они ничего не знают и не хотят знать. Трудно любить тех, кто презирает тебя, трудно соглашаться с теми, кто никогда не согласится с тобой. Пьесу про «А по-моему, ты говно» Хармс написал про всех.

Забывчивость. Упомянутые в предыдущих пунктах примеры из российской реальности последних лет – ОВД «Дальний», «Болотное дело», «закон Яровой» – плавают, как пятнышки жира в пустом супе, то немногое, что еще помнят. Пройдет год-два, и вместо двух слов «Болотное дело» придется подробно объяснять: был 2012 год, была Болотная, людей бил ОМОН, потом посадили двадцать человек, вот ссылка на статью в «Википедии», иначе никто не вспомнит. Можно даже предположить, что коллективная память, делающая общество обществом, подавляется искусственно: излишняя памятливость не нужна ни государству, ни многим из тех, кто сам когда-то сделал что-то, о чем лучше забыть. Новая жизнь начинается каждый день и всегда оказывается старой, потому что никто ничего не помнит.

Думки авторів рубрики «Думки вголос» не завжди збігаються з позицією редакції «Главкома». Відповідальність за матеріали в розділі «Думки вголос» несуть автори текстів

Коментарі — 0

Авторизуйтесь , щоб додавати коментарі
Іде завантаження...
Показати більше коментарів
Дата публікації новини: