Война сняла постсоветские табу

Не стоит ждать волны преступлений в России по итогам донецкой войны. Но эта война сняла существовавшие на протяжении десятилетий табу.

Мой добрый знакомый американский журналист российского происхождения Сергей Лойко, весь прошлый год проработавший на украинской войне, написал роман о донецком аэропорте. Книга сейчас выходит в Киеве, Сергей дал прочитать мне несколько глав.

Роман — это громко сказано, это скорее мемуары или дневник. Сергей Лойко работал в донецком аэропорту на протяжении всей многомесячной битвы за этот аэропорт, закончившейся полным его уничтожением. Когда предмет, за который идет сражение, оказывается полностью уничтожен — можно ли считать сражение выигранным? Кто победитель? В чем это выражается?

-- Кто победитель?

Текст Сергея действительно похож на так популярные у нас постапокалиптические фантастические романы. Бойцы противоборствующих армий сидят на разных этажах уже почти разрушенного здания.

Каждый день убивают друг друга. Каждый день то сдают позиции, то отвоевывают их обратно. Связи с внешним миром почти нет. Что-то происходит в Донецке, что-то в Киеве, что-то в Москве, но людям, сидящим в аэропорту, нет до этого никакого дела. Их мир ограничен этим аэропортом. Они будут сидеть в нем, пока не разрушат его окончательно, а потом политики в Минске подпишут очередной договор, и руины аэропорта станут просто точкой на карте разграничения позиций.

Политика — вещь достаточно виртуальная, и ее реальные проявления обычно так и выглядят — как этот разрушенный аэропорт.

Его построили всего пять лет назад к чемпионату Европы по футболу, который проходил в Польше и Украине. Украинским президентом тогда еще был Виктор Янукович, уроженец Донецкой области, и он постарался, чтобы аэропорт в его родных местах был лучшим в стране. Стекло, бетон, эскалаторы, кафе и магазины duty free — такой аэропорт больше подходил небольшой европейской столице, хотя бы Киеву, чем городу в не самом популярном у туристов промышленном регионе.

В огромном донецком аэропорту было слишком маленькое табло, совсем немного рейсов каждый день. Наверное, максимальное количество людей, которое видел этот аэропорт — это уже во время войны, когда на разных этажах старого и нового терминалов сидели вооруженные люди из противоборствующих армий.

Донецкий аэропорт носил имя русского композитора Сергея Прокофьева — он родился на территории будущей Донецкой области. Украинский аэропорт, носящий имя русского композитора — такая конструкция очень точно иллюстрировала понятие «русского мира», то есть того пространства русской культуры, которое по множеству исторических и биографических причин всегда будет шире официальных границ России.

Прошлой весной эта концепция приобрела форму вооруженного противостояния, одним из результатов которого стало то, что аэропорта имени Прокофьева больше нет.

-- «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою»

В российском Петербурге тоже недавно построили новый аэропорт — такое же стекло, такой же бетон, такие же кафе и магазины и такое же маленькое табло; западные авиакомпании в последнее время сокращают количество рейсов в Петербург, а аэропорт строился в расчете на большое число иностранных туристов.

Теперь, оказываясь в новом терминале петербургского аэропорта, я всегда вспоминаю его донецкого брата — они действительно очень похожи друг на друга. Были похожи, пока не началось.

Единственная война, о которой у людей в России есть массовое представление — что это было, как выглядело и чем кончилось, — Вторая мировая. В СССР частью ее истории было послевоенное восстановление страны, когда выжившие люди круглосуточно трудились на стройках, чтобы вместо руин выросли новые дома и улицы, чтобы в новой жизни ничего не напоминало о том, что когда-то здесь шли бои.

Другие войны оказываются за пределами нашего внимания, а их ведь было гораздо больше — есть Афганистан, есть Сомали, есть Камбоджа, есть много других мест, где война оставила после себя руины, восстановлением которых уже никто не занимался и вряд ли когда-нибудь займется. Смотришь на фотографии и видишь, что раньше здесь была жизнь, а теперь ее нет и больше не будет никогда.

Донецкий аэропорт пока стал только символом ожесточенного военного противостояния. Скорее всего, ему еще предстоит стать символом необратимого превращения реальности в руины — когда-то здесь была жизнь, а больше ее никогда не будет.

Пока это единственный итог донецкой войны. Возможно, этот итог так и останется единственным. Мирное и благополучное будущее Донбасса — кто может представить его себе? Будущего нет, есть только руины, на которых через пятьдесят лет вырастут деревья.

В прошлогодней России слишком многие хотели видеть в донецких событиях прообраз будущего национального возрождения — империя снова становится сильной, снова собирается растерянные в смуту земли.

Возрождения не получилось, получилось разрушение и, что важнее — опыт легкости этого разрушения. Мы видели донецкий аэропорт новеньким и сияющим. Мы видели его и разрушенным. Посмотрите на новый аэропорт Петербурга — черты донецкого аэропорта проступят в нем, даже если не очень вглядываться.

Многие в России хотели видеть будущее в событиях в Донецкой области — представьте, что так оно и есть, и что нынешнее состояние Донбасса это и есть прообраз того, что ждет Россию завтра.

После очередного политического кризиса, после смены власти, после погружения в самоизоляцию, после возможного конфликта между регионами, да мало ли после чего. Главное — мы уже увидели, что разрушение возможно, что это не фантастика.

Россия пришла в Донецк за опытом имперского возрождения, а получила опыт необратимого разрушения. Кто может гарантировать, что этот опыт не окажется востребован в самой России?

-- «Первый шаг был сделан в Донбассе»

Год назад политологи писали, что Россия рано или поздно столкнется с тем, что вернувшиеся из Донбасса люди, привыкшие воевать, привезут с собой донецкие привычки и массово их распространят — будет рост преступности, агрессии и даже вооруженная политическая борьба.

Сегодня уже можно признать, что этого не случилось. «Комсомольская правда» пишет о том, как нищенствует в родной деревне популярный в начале войны казак по прозвищу Бабай, ополченец из Луганска по прозвищу Медведь (Михаил Константинов) арестован за убийство двух полицейских в Подмосковье — но это нетипичные случаи, большого количества новостей о бывших ополченцах нет и, видимо, не будет.

В России без перебоев работает принцип, сформулированный Иосифом Бродским: «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою». Средний россиянин гораздо увереннее чувствует себя на войне, чем в полицейском участке, и ничего с этим не поделаешь.

Нет, не волны преступлений стоит ждать в России по итогам донецкой войны. Главный ее итог не криминальный и даже не политический — метафизический. Эта война сняла какие-то существовавшие на протяжении десятилетий табу. Впервые в жизни нынешнее поколение россиян увидело разрушенным привычный (а восток Украины действительно внешне очень похож на Россию) российский пейзаж. В России теперь знают, как выглядит разрушенный новый аэропорт или разрушенная пятиэтажка. Эта картина теперь не кажется невозможной.

В любом деле повторить всегда будет гораздо проще, чем сделать первый шаг. Первый шаг был сделан в Донбассе, и эта война сделала риск войны в России гораздо более высоким, чем он был полтора года назад.

Источник: opendemocracy.net