Берлин сказал: «На выборы!»

В прошлом году немецкий министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмаер запустил масштабный обзор немецкой внешней политики.

По всей Германии шли дебаты по поводу того, как дальше жить немцам в мире, где кризис стал будничным, как утренний кофе. Обзор сделали и напечатали с красивыми иллюстрациями. Там было много правильных мыслей о том, что эффективный кризисный менеджмент вовсе не означает наличие эффективной внешней политики. А кто-то из экспертов, вовлеченных в этот интеллектуальный процесс, довольно интересно сформулировал главный вызов для немецкой внешней политики: правильно разделить кризисы на те, которые Германия может решить, на те, которые Германия может администрировать, и на те, от которых Германия вообще должна держаться подальше.

Что касается Украины и внешней агрессии против нее, то Германия оказалась почти наедине с кризисом, который ей приходится решать. Многие говорят, что это вообще первый серьезный тест на внешнеполитическую состоятельность Берлина — до этого он занимался больше внутренними европейскими делами, а если доходило до международных кризисов, то действовал с подачи и инициативы других сильных мира сего, даже когда это касалось европейских дел (например, событий на Балканах). Некоторые говорят, что внешняя политика Германии обречена быть более реактивной, а не проактивной — из-за постоянного переключения внимания Берлина с одного кризиса на другой и известной манеры Меркель вести игры на выжидание. Реактивность Германии, как и реактивность Запада в целом, привела к тому, что сегодня мир должен решать кризис — вокруг будь то Украины или Сирии — по повестке дня, навязанной Путиным.

Ну и, наконец, о том, что для Германии ключевая роль медиатора (или, как сейчас модно говорить, фасилитатора) в российско-украинском кризисе — это, скорее, бремя, а не прихоть. "Америка делегировала НАМ решение этого кризиса", — обреченно вздыхают в течение года в неформальных разговорах немецкие собеседники разного дипломатического и политического калибра, подтверждая теорию о Германии как о "неохотном лидере". С другой стороны, немцы понимают: если им уж делегировали это дело, надо вести его ответственно. Чтобы, дескать, не произошло, как на Балканах, когда американцы запустили военную операцию, а немцам потом пришлось думать, как все восстанавливать и воссоздавать.

Что касается рейтинга Меркель, то миротворчество вокруг Украины вряд ли может стать серьезным электоральным фактором. Сейчас немцы скептически настроены по поводу того, насколько Германия должна быть вовлечена в разрешение разных международных кризисов. Если двадцать лет назад 37% немцев были против такого вовлечения, а 62% — за, то сегодня картинка прямо зеркальная — лишь 37% за и 60% против (опрос Фонда Кёрбера). Путин для многих немцев, как и других европейцев, остается абстрактной угрозой, тогда как Асад — уже нет. И потому беженцы уже опускают рейтинг Меркель. Но история с Сирией должна дать урок в истории с Украиной всему Западу: если ты не готов своевременно заняться войной на чужой территории, война рано или поздно займется тобой уже на твоей территории.

Несмотря на то, что Украина исчезла с первых страниц газет, а Меркель была вынуждена срочно заняться беженцами, мы как и прежде присутствуем во многих важных берлинских офисах. Правда, мнения по Украине существуют разные. Пока одни считают, что самое главное — погасить и "притрусить" хоть каким-то политическим урегулированием конфликт на Востоке Украины, другие убеждены, что этот конфликт не должен отвлекать Германию от остальной Украины и от тех преобразований, которые начались, но пока что не прижились.

По сути, речь идет о двух подходах. Первый —приписываемый канцлеру Меркель. В неофициальных разговорах его называют "донбассизацией" внешней политики Германии в отношении Украины. Он означает, что Меркель слишком много внимания уделяет разрешению конфликта на Донбассе, несколько оттеснив на задний план остальную Украину.

Второй подход — акцент на внутренние реформы и модернизацию именно остальной Украины. Этакая апгрейд-версия "партнерства ради модернизации", но уже направленного на Украину, а не на Россию.

Есть, конечно, и те, кто считает возможным сейчас держать в тонусе оба трека, но на это, очевидно, не хватит энергии и ресурсов.

Теперь подробнее об обоих подходах, и как они выглядят на практике.

Даже отдельные представители партии Меркель, к моему удивлению, высказывали свое недовольство тем, что канцлер больше озабочена Минском, чем тем, что происходит в Киеве. Этакая подсознательная перефразировка слогана "Донбасс — это Украина" на "Украина — это Донбасс".

Однако похоже, что сегодня в окружении Меркель дискуссии на подобные темы явно несвоевременны. На этой неделе в бундес-канцелярии полным ходом шла подготовка к переговорам лидеров Нормандской четверки. Мои собеседники в один голос признаются: немцы должны не допустить, чтобы Париж превратился в очередную сессию "бла-бла-бла". И надеются, что в этом им могла бы поспособствовать предшествующая встреча Путина с Обамой в Нью-Йорке (последний якобы мог бы помочь настроить российского президента на "конструктивный лад"). Некоторые немецкие эксперты реагируют на такие ожидания довольно однозначно: "В Париже готовят Минск-3". Хотя вполне возможно, что обойдутся и Минском-2,5. Просто негласно пролонгируют.

Несмотря на то, что переговорная площадка по Донбассу плавно сдвигается на Запад — в частности, и в Париж, с немецкой стороны действительно ощущается желание сделать существенный рывок. Возможно, последний при несчастливой жизни Минска-2. Здесь осторожно радуются перемирию и хотят использовать его, чтобы продвинуться с идефикс — выборами на оккупированных территориях.

Собственно, это и есть немецкий план-максимум на парижскую встречу — достичь политической договоренности о местных выборах на оккупированных территориях по украинскому законодательству и под контролем ОБСЕ, чтобы Киев, наконец, "получил законных представителей для прямых переговоров". План минимум — похоронить идею с сепаратистскими выборами. Есть еще один принципиальный вопрос, на котором в немецкой столице сосредоточивают особое внимание — отвод легких вооружений калибром меньше 100 миллиметров.

Инсайдеры в Берлине дают понять то, чего не хочет признавать публично президент Порошенко: если Минск-2 не развалится до конца года, его придется пролонгировать. Хотя бы потому, что для подготовки выборов на оккупированных территориях нужно будет потратить какое-то время (кое-кто в ОБСЕ называет срок три месяца). На свободные интерпретации Порошенко, что согласно Минским договоренностям выборы на оккупированных территориях возможны только после того, как, кроме прочего, будет закрыта граница, здесь реагируют на удивление спокойно. Говорят, что все понимают: в Украине приближаются выборы, он должен что-то продуцировать для своего электората.

Однако на самом деле сложилось впечатление, что для некоторых десижнмейкеров в Берлине вопрос границы действительно не настолько принципиален, как должен быть. Конечно, здесь никто в глаза не говорит в стиле Лаврова на нормандских переговорах, что мы, украинцы, одержимы границей, но особого желания обсуждать этот вопрос я тоже, к сожалению, не ощутила. Очевидно, здесь украинская сторона должна работать со своими западными партнерами особенно настойчиво.

Довольно неоднозначна и картинка по поводу того, как дальше будет действовать Германия в вопросе пролонгации санкций в отношении России, которые, как известно, были привязаны еще в марте этого года именно к выполнению Минских соглашений. Представитель МИД Германии Иоханнес Регенбрехт во время публичных дебатов Института мировой политики в Берлине заявил более чем однозначно: санкции будут сняты, если Минские соглашения будут ПОЛНОСТЬЮ выполнены. Однако в неформальных разговорах немцы по-разному толкуют выполнение Минских соглашений. Сложилось впечатление, что для кое-кого достаточно устойчивого перемирия и каких-нибудь выборов, а о границе пусть уже потом Украина с Россией договариваются в отдельном порядке. Это при том, что еще в ПЕРВОМ Минске говорилось об "обеспечении постоянно действующего мониторинга на украинско-российской государственной границе и верификации со стороны ОБСЕ с целью создания зоны безопасности в пограничных районах Украины и РФ". Как, кстати, и о мониторинге и верификации со стороны ОБСЕ режима неприменения огня, о чем тоже написано еще в прошлогоднем Минском протоколе и который до сих пор наполовину не работает. Несмотря на это, в Берлине убеждены: кнут и пряник должны в вопросе санкций в отношении России идти рядом. Меркель, которая была главным европейским координатором введения и удержания секторальных санкций, может иметь больше проблем с выполнением этой миссии в будущем. Не из-за немецкого бизнеса, который более или менее в своей массе осознал (или сделал вид, что осознал), почему выгоду надо подчинить политической целесообразности, хотя в правительстве Германии до сих пор говорят в неформальных беседах, что бизнес на них оказывает давление. А именно потому, что для такого благого дела Путин будет делать все возможное, чтобы искусственно удержать перемирие.

А теперь, что касается второго фокуса — модернизации Украины, как бы это слово ни было искажено одним известным российским персонажем. На этой неделе в Берлине мне во время встреч в Бундестаге пришлось стать свидетелем разработки в недрах партии Меркель документа, который в будущем, как говорят его авторы, может претендовать на что-то наподобие стратегии в отношении Украины. Признаюсь: было очень приятно услышать, что хоть кто-то пытается подумать об Украине стратегически, а не в режиме тушения пожара. Главная идея этого документа (сейчас он в статусе non-paper) заключается в том, что после подписания и ратификации Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС Германия должна разделить политическую и экономическую ответственность за Украину. То есть, должны быть не только мониторинг, но и прессинг по поводу реформ и большая финансовая помощь при более жестких условиях. Провал Украины в реформах должен толковаться как провал Евросоюза.

Пока что однозначного одобрения такой подход не имеет. Даже в Христианско-Демократическом Союзе (CDU), где Украину больше склонны рассматривать сквозь призму именно Украины, а не по принципу "сначала Россия" (Russia first), многие депутаты считают, что Киев пока что не оправдывает и той помощи, которую ему предоставляют. "Скорость реформ неудовлетворительна", — как мантру, повторяют с разных сторон. "Нужны истории успеха", — настойчиво рекомендуют рецепт завоевания немецких сердец. Однако на уточняющий вопрос, какие именно истории успеха нужны, чтобы убедить Германию, что реформы в Украине это всерьез и надолго, ответить не готовы. Чувствуется недостаток информации по поводу того, что происходит в Украине даже среди политиков, которые интересуются и бывают в Киеве.

А информированные лица говорят такие вещи, что становится грустно: "Мы видим, что Порошенко и Яценюк скатываются к поведению, когда главным становится получение выгоды от того или иного решения", — пришлось услышать в Бундестаге от одного друга Украины.

Огромное разочарование и в других политических фигурах. Уже упомянутый представитель МИД на публичных дебатах прямо назвал Ляшко и Тимошенко популистами, которые после местных выборов "могут изменить политический ландшафт" Украины. А те, кто занимается борьбой с коррупцией в Украине, не могут прийти в себя от истории с руководством Государственной службы занятости. Ярослав Кашуба, которого 11 сентября задержали на взятке, еще 3 сентября проходил вместе со своими сотрудниками по приглашению немецкой стороны в Бонне тренинг... правильно, по предотвращению коррупции. Этакий небольшой, но очень символичный штрих. Как, скажите, после этого у международных партнеров и доноров могут не опускаться руки?

За прошлый год Германия прошла заметную трансформацию в восприятии Украины. Понемногу появляются контуры украинского лобби. Но она все еще склонна измерять свой успех в Украине сквозь призму "война или мир", "стреляют или не стреляют". Однако на самом деле слабый мир на Донбассе может запросто перенести войну в Киев. И смерти от разорвавшейся гранаты 31 августа — из этой оперы.

Немецкому руководству следовало бы определиться, будет ли оно и дальше заниматься исключительно кризисным менеджментом или все же эффективной внешней политикой. Потому что его привлечение к украинскому досье дает ему уникальную возможность доказать, что эффективный кризисный менеджмент может трансформироваться в эффективную внешнюю политику.

Источник: Зеркало недели