Законы эмигрантской жизни. СССР и аннексированный Крым

Как и всякая эмиграция, крымская сейчас развивается по законам эмигрантской жизни. Т.е. эта эмиграция все вглядывается в оставленную родину, да и родина тоже вглядывается в них. Они, участники этих отношений, эмигранты и родина, диалектически неразрывны, как в марксовой борьбе противоположностей; они будут отчуждаться, но при том неудержимо притягиваться. Понадеемся, что когда-нибудь поучаствуем в синтезе воссоединения, и этот синтез, конечно же, не будет безболезненен.

И первое, что приходит в голову, наблюдая за эволюциями отношений беглецов и оставшихся, – разительное сходство с судьбами советских мигрантов 70-х. Немудрено – и те, и другие бежали из российской казармы со стукачами, пищевыми распределителями и шайкой кретинов при власти; и бежали они к свободе. Также и сейчас: на родине остаются друзья, поклявшиеся быть со своим народом; в брежневском болоте, как и в теперешнем Крыму, в газетах и на митингах проклинали предателей и «цереушных прихвостней», а массы молча сносили тяготы быта. Но за бугор все время поглядывают, как, мол, там?

Довлатов, предчувствуя эмиграцию, признавался, что не хочет ее и дома любит даже лица милиционеров. Его герои у трапа самолета клялись, что увезут родину на подошвах башмаков и бросались к газонам за горстью родной земли. В эмигрантском сознании сейчас, как и тогда, всплывает похожее: «а как там сирень на углу у киоска, где мы с Настей целовались? А какой же подлец участковый Семенов! Вот, строил-строил я гараж, а теперь он им достался». И еще один постоянный мотив: «сколько же здесь наших! И все едут и едут! И кто, главное, едет! Вот не ожидал!»

И сейчас, как тогда, общих тем все меньше. Каждодневная реальность, наборы надежд и тревог все более расходятся. «528 рублей – это сколько?», – спрашивают мигранты по телефону у оставленных бабушек, и если американским проще было считать в долларах, то теперешним в гривнах. Далее разговор развивается примерно так:

Эмигрант: «А у вас там как с продуктами? Может, сыра прислать? Или лекарства? Тут их завались, и все отличные.» Ответ: «Ничего-ничего. Мы привыкшие. А у вас, по радио говорят, сплошная безработица и преступность. Осторожнее!». Эмигрант: «С работой – это конечно. Жилье дорогущее. …Вы там вот что, не очень-то болтайте. И про меня поменьше, особенно с незнакомыми». Ответ: «Конечно! Но пока ничего. И вы там тоже не очень, будьте поскромнее, не дома все-таки!»

В Крыму недавно была перепись, исполненная по всем совковским канонам. В Украине скоро выборы, торжество демократии. Вспомним Василия Аксенова, «В поисках грустного бэби», самую его эмигрантскую книжку. Главка: «Предвыборная переписка».

«Вашингтон – Москва»: Дорогой Фил, впервые в жизни я наблюдаю американскую избирательную кампанию с самых ее истоков.

«Москва – Вашингтон»: Дорогой Василий, вообрази, ваши американские выборы нынче совпадают с нашими советскими выборами! Как раз когда я читал твое письмо, раздался стук в дверь. Вошла хорошенькая девушка и сказала:

– Привет, я ваш агитатор. Мне нужно зарегистрировать ваше имя, возраст и пол для приближающихся выборов в Верховный Совет.

– Вы появились вовремя, – сказал я. – Не могли бы вы разъяснить мне разницу между советскими и американскими выборами?

Она заглянула в «Спутник агитатора» и разъяснила:

– В американских выборах все кандидаты являются ставленниками военно-промышленного комплекса.

– То есть вы хотите сказать, что и американские избиратели не имеют никакого выбора?

Хорошенькая агитаторша пожала плечами и вздохнула:

– Что вы задаете такие странные вопросы, товарищ? Лучше скажите, что записывать в графе «пол». Мужчина?

«Вашингтон – Москва»: Дорогой Фил, третьего дня один из этих «ставленников военно-промышленного комплекса» яростно атаковал проект бомбардировщика Б-1. Выступая перед студентами университета, он заверял их, что отнимет жирные куски у ненасытной военной машины и отдаст их им, худощавым молодым людям».

Вполне наглядно, мне кажется. Злободневно. Иллюстративно.