Можно ли отсидеться за антизападным забором
25 лет назад, 9 ноября 1989 года, пала Берлинская стена
В середине 80-х Берлинская стена воспринималась как данная навсегда, как один из основных гарантов глобальной стабильности и мирного сосуществования двух противоположных систем. Так, по крайней мере, убеждала советская пропаганда. Официальные власти ГДР называли Стену Antifaschistischer Schutzwall («Антифашистским защитным валом»), подчеркивая тем самым, что противостоят якобы мечтающим о реванше реакционным силам Западной Германии.
Массивное бетонное сооружение высотой три с половиной метра, разрезая центр Берлина по улицам, домам, площадям, скверам, рекам и каналам, плотным кольцом протяженностью 155 километров охватывало всю западную часть города.
Согласно коммунистическим клише на этой — нашей — стороне торжествовали гуманизм, социальная справедливость, идеи строительства светлого будущего всего человечества, на той — вражеской — господствовали буржуазный индивидуализм, дух наживы и потребительства, жестокая эксплуатация и милитаризм.
Жизнь за Стеной оказалась совсем иной, чем ее описывали совковые штампы. Первый выход в Западный Берлин, конечно, ошеломил и ослепил чисто внешними эффектами — недаром его называли витриной Запада: вдоль улиц бесконечные вереницы магазинов, модных бутиков, ресторанов и кафе; сверкающая реклама; прямо на тротуарах развалы из одежды на любой вкус; овощные витрины со всевозможными овощами и экзотическими фруктами. Контраст был явно не в пользу столицы первого немецкого социалистического государства, а ведь уровень жизни в ГДР считался самым высоким среди соцстран.
Про тогдашнюю Москву с ее колбасными электричками из провинции, талонами на импортный дефицит, продуктовыми заказами от месткома вообще говорить не стоит.
Однако это было еще не прозрение — лишь естественный шок человека, привыкшего стоять в очередях и покупать то, что есть в наличии, а не то, что хотелось; привыкшего верить, что все наши трудности из-за империалистического окружения, происки которого то и дело срывают возможность выполнить очередную продовольственную программу. Настоящее прозрение началось с общения с людьми, которым выпало жить внутри «антифашистской» стенки. В отличие от граждан СССР, ГДР и других стран соцлагеря они были более открыты, дружелюбны и улыбчивы, не имели жестких идеологических шор, и главное — они чувствовали себя свободными, не боялись говорить то, что думают.
Именно западноберлинские встречи, беседы, дискуссии помогли осознать то, что мир был устроен не по одномерным лекалам советской идеологии и пропаганды. В них слишком часто выявлялись противоречия и лживость громких красивых слов, произносимых с высоких трибун партийными и государственными чиновниками. Вот лишь два примера.
В конце апреля 1986 года профсоюз известной фармацевтической компании Berlin-Chemie, располагавшейся в Западном Берлине, пригласил меня, как советского журналиста, рассказывать о борьбе Советского Союза за разоружение. Я бодро начал излагать заранее приготовленные тезисы, но буквально после первых фраз со своего места встал немец лет 40 и, извинившись, спросил:
«Сегодня шведское телевидение сообщило о взрыве на атомной станции под Киевом и об угрозе заражения значительных территорий как в СССР, так и в Европе. А что об этом говорят советские газеты и телевидение?»
Это был второй день Чернобыля.
Сказать было нечего: Москва официально не сразу признала чудовищные размеры катастрофы. Повисла пауза. Дальше рассказывать об усилиях советского руководства по укреплению мира во всем мире не имело смысла, тем более что в аудитории спонтанно началась дискуссия на тему: «Можно ли верить СССР, если он замалчивает информацию о таком событии?». Припомнили Москве многое: блокаду Западного Берлина советскими оккупационными войсками в 1948 году, когда было перекрыто железнодорожное и автомобильное сообщение и население города снабжали всем необходимым западные союзники с помощью воздушного моста; восстание граждан ГДР 17 июня 1953 года, подавленное при участии советских танков; строительство Берлинской стены в августе 1961 года и сотни погибших при попытках преодолеть минные поля и самострелы пограничной полосы, чтобы бежать из «социалистического рая» на Запад.
Другой случай был не менее наглядным. Как-то, расположившись в уютном летнем кафе на тихой улочке в районе западноберлинского Свободного университета, мы обсуждали со студенческим активистом мировое противоборство двух социальных систем. Мартин в целом симпатизировал Советскому Союзу, но не соглашался с некоторыми негативными, по его мнению, сторонами реального социализма: однопартийная система, отсутствие свободы слова, жесткие меры в отношении диссидентов. Я подыскивал аргументы, как почти прямо над головой раздался оглушительный хлопок, зазвенели стекла, в кофейной чашке брякнула ложка, воздух уплотнился, заложило уши, небо наполнил давящий, удаляющийся гул.
— Что это? — спросил я, встревоженный не на шутку.
Мой собеседник, продолжая пить свой фрэш, невозмутимо ответил:
— Это советский истребитель перешел на сверхзвуковой режим.
Опять ваши, видимо, поругались из-за чего-то с американцами, вот и демонстрируют свои возможности и силу. Пугают. Такое часто бывает, когда, например, политики из Бонна проводят здесь свои мероприятия или город посещают высокие гости из других стран. Мы привыкли…
В 1961 году социализм, возводя Берлинскую стену, пытался отгородить прежде всего самого себя из страха, что без укрепленных границ, запретов на свободу передвижения, усиленного промывания мозгов мифами про западную «фашистскую угрозу» — потеряет собственное население. Возрождение феодальных анахронизмов в условиях мировой информационной революции оказалось затеей бессмысленной и в конечном итоге бесполезной: практически на всей территории ГДР свободно принимались программы западногерманского телевидения. Стена не спасла режим Восточного Берлина от собственных проблем, главной из которых стало то, что народ не хотел дальше жить по-старому. И рухнула.
Сегодня в России, четверть века спустя после падения Берлинской стены, опять вошло в политическую моду строительство различных защитных сооружений государственного масштаба. Стремительно соорудили антизападный пропагандистский забор, открыта охота на внутренних «иностранных агентов», в соседнем государстве нашли «фашистскую угрозу», а на очереди — контроль виртуального информационного пространства, введение выездных виз, запрет свободного обращения валюты, глядишь, так дойдем до известного заголовка-лозунга 50-х годов из газеты «Правда»: «Сегодня ты играешь джаз, а завтра — Родину продашь!»
Всё повторяется. Вопреки историческому опыту…