Главная власть в России и ее проблемы

Год литературы (официальное его открытие состоялось 28 января на торжественном вечере в МХТ имени А. П. Чехова) напоминает, что главная власть в России – духовная, писательская.

Мало кто у нас пользуется таким успехом, как литератор, и не зря Ленин вписывал в анкеты именно эту профессию (большую часть жизни он действительно писал – ораторствовал гораздо неохотнее и хуже). У этой проблемы в общем три аспекта: писатели из власти, хождения писателей во власть и литература на службе власти (она же вечно помогает ей выбираться из трудных положений, сочиняя мемуары или меморандумы).

-- 1. Они пишут

Пишущий правитель – обычное дело на Востоке, нередкое на Западе и почти не встречавшееся в России, потому что «не должен царский глас на воздухе теряться по-пустому».

Мао Цзэдун сочинял стихи, большей частью аллегорические, адресованные женам и содержащие разбор их политических ошибок; принцесса Маргарита Наваррская сочинила «Гептамерон»; Черчилль получил Нобеля именно по литературе за свою «Историю Второй мировой войны»; японские императоры свободно сочиняли хокку.

У нас же литературой до недавних пор увлекались единицы: Грозный писал письма-памфлеты Курбскому, очень грубые, но довольно яркие, а Сталин в юности сочинил десяток грузинских стихотворений довольно посредственного качества, в основном о природе да о любви к Родине. Ленин один раз в жизни попробовал сочинить стишок в ссылке, но не продвинулся дальше чисто некрасовской строчки анапестом – «В Шуше, у подножья Саяна...» Как можно это продолжить? «Живем мы не сытно, но пьяно»? Так ведь он и не пил почти.

Власть начала сочинять на закате советской власти: Брежнев однажды напечатал стишок – тоже в ранней юности, – его извлек из газетных подшивок тогдашний комсомольский секретарь Пастухов, а Андропов сочинял всерьез, раздаривал заместителям стихотворные послания, писал даже философскую лирику о бренности. Насчет бренности ему как руководителю ГБ было видней.

Зато современные руководители России балуются сочинительством чуть ли не через одного: В. Ю. Сурков писал раньше стихи (на них Вадим Самойлов написал целый музыкальный альбом «Полуострова»), потом издал два романа – «Околоноля» и «Машинка и Велик». Второй, честно сказать, претенциознее, но лучше, человечней как-то.

Владимир Мединский сочинил, помимо разоблачительных книг о русофобских мифах, забавный постмодернистский роман «Стена» – пародийный, но патриотичный, про семнадцатый век. «Православный Дэн Браун» – определил эту книгу издатель («ОЛМА»), и это вполне допустимо. Кто знает, что стало бы с Дэном Брауном, если бы он, и так уже достаточно ударенный по голове всякого рода конспирологией, еще и принял православие? Справедливости ради заметим, что роман Мединского свободен от мрачной серьезности его публицистических книг и надутого национального чванства отдельных заявлений. Хотя, может, про отсутствие в Европе артистов ранга Кобзона – это у него тоже такой постмодернизм?

Руководитель Агентства по печати Михаил Сеславинский издал книгу детских автобиографических рассказов «Частное пионерское», по ней уже и фильм сняли. Рассказы хорошие, вроде «Денискиных».

Министр экономразвития Алексей Улюкаев пишет неплохие авангардные стихи, причем писать их начал раньше, нежели профессионально заниматься экономикой.

Сергей Лавров сочиняет не только стихи, которые изобильно напечатаны в сборнике поэтов – выпускников МГИМО, но и песни, одна из которых даже стала гимном его родного вуза. Стихи Лаврова более гладки и традиционны, нежели бунтарская лирика Улюкаева, и это естественно: у нас и внешняя политика как-то благообразней экономики, не стыдно людям показать.

Что касается публицистики, колонки лучше всего удавались покойному экс-министру финансов Александру Лившицу, который даже создал своеобразный рубленый стиль, афористичный и разговорный. Но колонка – жанр среди министров непопулярный, потому что придется объяснять положение дел, а это кому ж понравится. Стихами проще.

-- 2. К ним идут

Писатели в России редко попадают во власть – разве что литературный критик и партийный публицист Ленин да фельетонист и тоже критик Троцкий (последний, впрочем, не задержался).

Евгений Евтушенко одно время побыл депутатом парламента от Харькова, ратовал за свободное посещение заграницы; Фазиль Искандер был народным депутатом в это же время (1989–1991), но законотворческих лавров не стяжал.

Попытки призвать писателей во власть ограничиваются консультациями, ни к чему не обязывающим членством в общественных советах либо участием в работе всякого рода общественных палат, от которых толку ноль.

Известны случаи, когда во власть попадали журналисты (редактор отдела журнала «Коммунист» Егор Гайдар, но он, как известно, на должности премьера не задержался). Народным депутатом был и автор нескольких романов Николай Шмелев, академик, экономист, один из идеологов программы Явлинского «500 дней», – проза удавалась ему даже лучше, чем экономическая публицистика, и приносила ему куда больше удовольствия.

Вячеслав Костиков, прежде чем стать пресс-секретарем Ельцина, уже был писателем, автором очень неплохих романов «Диссонанс Сирина» и «Последний пароход», и проза, кажется, получалась у него лучше, чем пресс-секретарство. Во всяком случае, из литературы он со скандалом не уходил.

Очень редко такое бывает, чтобы писатель или журналист ушел в руководство крупной российской компании – как доцент кафедры литкритики журфака, хороший писатель Владимир Якименко, возглавляющий сейчас один из отделов Лукойла, но все равно пишущий и делающий радиопрограмму о свободе выбора.

Или как журналист Михаил Леонтьев, без отрыва от журналистики ставший пресс-секретарем «Роснефти». Но что-то подсказывает, что карьера Леонтьева сделает резкий поворот – вместе со всей государственной риторикой, – и случится это довольно скоро.

-- 3. Им пишут

Писатели во власти гораздо более востребованы в своем профессиональном качестве – как соавторы при сочинении автобиографий.

Общеизвестна роль писателя и журналиста Валентина Юмашева в создании «Исповеди на заданную тему» Бориса Ельцина и его же «Записок президента». Поэт Андрей Чернов написал вместе с Анатолием Собчаком «Хождение во власть». Сергей Чупринин, Михаил Синельников и Евгений Рейн участвовали в переводе на русский язык «Рухнамы» незабвенного Туркменбаши.

Попытки собрать писателей и расспросить об их нуждах дважды предпринимал за последние пять лет Владимир Путин и один раз – Дмитрий Медведев, но всякий раз выслушивал лишь жалобы на положение в Переделкино, на склоки писательских союзов и на проблемы с издателями.

Не было случая, чтобы власть прислушалась к писателям в чем бы то ни было – ни к кровожадным советам вроде мольбы Сергея Лукьяненко: «Не жалейте их, мой президент!», ни к миролюбивым инициативам Людмилы Улицкой или Бориса Акунина.

Писатели хотят услышать от власти что-нибудь такое, что позволит ей улучшить собственную самоидентификацию и притом как бы сделать добро, но никто еще не сумел найти такую формулу. Потому, вероятно, мы и не двигаемся с места.

Наши писатели – вроде цензора Гончарова или губернского чиновника Салтыкова – способны удержаться на мелких государственных должностях, но на крупных неудержимо начинают по гуманитарной своей природе творить добро, а это уже неприемлемо...