«Правый сектор»: выжить и победить

Ведь именно от его прихода якобы защитили Крым, а теперь защищают Донбасс. Против него в РФ возбуждено уголовное дело за «геноцид русскоязычного населения Донецкой и Луганской областей».

В России часто делали вид, что воюют не с украинским народом, а с этой — чрезвычайно опасной, чуть ли не угрозой для всего человечества — политической организацией. Идеолог «Новороссии» Сергей Кургинян с пеной у рта причитал: «Я прошу, я умоляю бандеровское руководство послать вперед для выяснения отношений „Правый сектор“. Мы ждем вас. Вы прячетесь за спины нормальных солдат, которых ополченцы не хотят убивать».

-- Вот пуля пролетела и ага

Прячутся за чьи-либо спины? Ничего подобного. Бойцы Добровольческого украинского корпуса (ДУК) «Правый сектор» находятся, например, в самой горячей точке Донбасского фронта — Донецком аэропорте и прилегающем к нему поселкё Пески. И, кстати, за последнюю ротацию в «Правом секторе» не было ни одного убитого.

У меня, как у человека, который провел три ночи в Песках, этот факт вызывает большое удивление. Ведь когда мне два дня подряд говорили, что транспорта отсюда не будет, представляя следующий день, я заранее себя хоронил. Мне казалось, что при такой плотности и частоте обстрелов выжить просто невозможно. В подвале ведь не просидишь постоянно, хотя бы по малой нужде и выберешься. Только ты выбрался, расстегнул ремень и пуговицы, уже что-то бахает, свистит или стрекочет. Мчишься обратно, спотыкаясь, застёгивая на ходу все свои ремни и пуговицы. Ту свою нужду так и не справив. Один раз не справишь, второй, на третий же подумаешь: «Да гори оно всё синим пламенем!» Станешь твёрдо, ноги широко расставишь, медленно расстегнёшься и сделаешь то, что собирался, глядя сурово и непреклонно в ту сторону, откуда стреляют.

То же самое, если захочешь вдруг перекусить. Дважды я сбегал в подвал: один раз с тарелкой и ложкой, второй — с тарелкой, ложкой и двумя пакетиками лапши быстрого приготовления (Ребята смеялись: «Смотри-ка, белорусы своего не упустят!»). На третий, залив в кухне лапшу кипятком во время затишья, уже не побежал, когда снова начали стрелять. Сел и со вкусом позавтракал, как те мушкетёры в бастионе Сен-Жерве. Завтрак под пулями? Отлично! Пусть все вражеские артиллеристы, миномётчики и снайперы подавятся. Ну, а потом и выкурить сигаретку захочется не наспех, в медитативном режиме. В конце концов тебе надоест таскать на себе повсюду бронежилет и каску...

Внутренний настрой — важная вещь. И страх, если он панический, не работает на самосохранение, а наоборот. Но я далёк от мысли, что внутренний настрой может управлять действительностью настолько, чтобы изменять траектории пуль и осколков, которые летают вокруг в поисках тела помягче. Здесь, в Песках, два солдата погибли, перекуривая на скамейке без бронежилетов и касок. «Вот пуля пролетела и ага», как в той песне поётся.

-- Выжить и победить

Почему же у «правосеков» сравнительно невысокие потери? На первый взгляд, должно быть наоборот. Компания в ДУК «Правый сектор» собралась очень пёстрая, но все ребята не из робкого десятка, зачастую даже чрезмерно равнодушные к опасности. Такие, кому прогибаться и прятаться внутренний стержень мешает. Привычнее в полный рост стоять. Хорошее качество для того, чтобы героически погибнуть. Не самое лучшее, чтобы выжить и победить.

В «Правом секторе» не воспевают смерть, не призывают сказать ей «да». Здесь ставят задачу выжить, чтобы победить.

«Война не может просто закончиться. Её можно либо проиграть, либо выиграть. Естественно, мы собираемся её выиграть. Не столько геройством, сколько трезвой оценкой ситуации, внимательностью и упорством», — говорит Чёрный, командир 5-го отдельного батальона ДУК «Правый сектор», один из создателей «киборгов».

Личность легендарная — он сам добыл себе танк в бою под аэропортом. Встретился я с ним совершенно случайно — Чёрный никак не выделялся в группке разных людей около штаба, рядовых солдат и волонтёров, просто в какой-то момент подключился к разговору. Потом он объяснил, что это принципиально — не обосабливаться, подчёркивая свою «командирскость».

«В общем, командир тогда хороший командир, если он командует „за мной“, а не „вперёд“. Для этого надо не щёки надувать и хорохориться, а быть одним из солдат», — говорит комбат.

Кроме того, здесь смогли справиться с пьянством, которое на этой (и не только на этой) войне привело к многочисленным трагедиям. А в Песках командир роты Серко ещё и приказывает бойцам пить молоко, чтобы не болели.

«Я отказываюсь выполнять преступные приказы! Уже заколебался уголь пить после вашего молока », - в шутку возмущается один из бойцов, но кружечку себе наливает.

Меня же Серко чуть не выселил из подвала, самого безопасного места в Песках, наверх, под пули и «Грады»: «Храпишь, как трактор. Десять бойцов не высыпаются. А им от пуль сутки в наряде уворачиваться».

На моих глазах у Чёрного трижды с огоньком в глазах просились в аэропорт. Один даже подпрыгивал на месте, так ему не терпелось попасть в самую горячую точку. Чёрный всем отказал. Спрашиваю - почему?

«Они просто потеряли инстинкт самосохранения. Не понимают, куда просятся. Мне там импульсивные герои не нужны. Нужны флегматики, которые будут бесстрастно окапываться, укрепляться, держать позицию. Или взять, например, того парня, что просил привезти в аэропорт группу из Харькова на пару дней — обстреляться. С ума сошёл, что ли? Нашёл стрельбище. Такие туристы — это сразу двухсотые », - говорит комбат.

-- На прогулку в лучший мир

Получил на орехи и я, только от другого командира — со странным позывным «Богема», в мирной жизни — режиссёра детского театра. Теперь он киборг киборгом.

«А где ваши бронежилет, каска? Вы на прогулку в лучший мир, что ли, собрались? Не с нами, пожалуйста. Что это за безответственность такая?!», — набросился он на меня на базе перед отправкой в Пески.

Я и раньше бывал в очень опасных местах и ситуациях, но бронежилет и каску никогда не надевал. Видимо, в штатском человек подсознательно чувствует себя вне войны и опасности. А в каске и бронежилете ты как будто становишься её частью, попадаешь на мушку.

Когда меня одели в бронежилет и каску, я почувствовал себя неуютно. Точнее, как герой фильма «Волосы» — хиппи Джордж Бергер, когда он постригся, переоделся в форму военного и пошел на военную базу, чтобы подменить друга, Клода Буковски, дать ему возможность встретиться с любимой. И там его забирают по тревоге в самолёт, отправляющийся во Вьетнам. Джордж марширует в колонне солдат и поёт, прижимая руку к сердцу: «Я верю в Бога, и верю, что Бог верит в Клода. А это я. Нет, это он. Это я. Нет, это он...».

Что-то такое, типа «это не я, меня здесь нет», бормотал я про себя, когда мы мчались в командирской машине последние несколько десятков километров до Песков. Все разговоры смолкли, только ветер свистит в открытые окна, машина ощетинилась выставленными наружу автоматами. С обеих сторон дороги искалеченные снарядами деревья, сожжённые машины, подбитый танк... И ты в этих декорациях - как неуклюжая подвижная мишень.

«Если машину атакуют, открываете дверь, вываливаетесь, только смотрите, чтобы не головой об асфальт, прячетесь за задним колесом и слушаете команды», — объясняет мне боец с позывным «Моисей», с которым мы вместе ехали из Кривого Роге, и его слова отдаются гулким эхом в моих ушах.

Позже, когда мы ехали через село Красное, где родился Сергей Прокофьев, Моисей разрядил обстановку, спросив, кто это такой - Прокофьев. Ему напели мелодию «Танец рыцарей»: «Туру-ту-ту туру-ту-ту туру-ту-тум-тум».

«Ха-ха, извините, у меня жизнь непростая была. Но эту мелодию я знаю, да. Значит, музыку он писал? А песни не писал? Ну, я понял. Я вам музыку напишу, а вы себе пойте как хотите. И как его только занесло сюда, в зону АТО, Прокофьева этого», — смеётся Моисей.

Вдруг на дорогу, отделившись от подгулявшей компании, выходит молодая женщина, расставляя руки в стороны, чтобы остановить нашу машину. Все нервничают, щёлкают затворами, спорят, стоит ли останавливаться. Богема, сидящий за рулем, решает остановиться. Моисей шипит, что это безумие, здесь может быть ловушка.

«Мальчики, вы на фронт? Я, это, просто хотела вам сказать, что я за Украину, вот », - говорит женщина. Все с облегчением вздыхают, скороговоркой произносят «хорошо, хорошо», быстро двигаются дальше.

Продолжение следует

Фоторепортаж смотрите тут