Вечный парадокс Александра Лукашенко

Александр Лукашенко выступил политологом, вскрыв главную интригу того, что происходит в Украине, адаптировав сюжет к Белоруссии. «Если сюда придет Путин, неизвестно, на чьей стороне будут русские…» — предупредил он народ и парламент, обратившись к ним с ежегодным посланием.

Казалось бы, ничего нового. Лукашенко поделился видением мира, которое ему всегда оказывается близким, когда Россия впутывается в проблемы с Западом. И сегодня свои наблюдения он излагает даже более прямо, чем 5 лет назад, после войны в Южной Осетии: «Вы ведь прекрасно понимаете, для чего нужна федерализация. Если мы зафиксируем юридически, фактически руками украинцев раскол Украины на восток и запад, завтра не исключена возможность, что кто-то от этой федерации захочет часть оттяпать».

А если Россия надумает защищать по тому же сценарию русских в Белоруссии? Вопрос поставлен — значит, тема не такая уж и досужая. «Разговоры о «русскости», «белорусскости», «пророссийскости», «проукраинскости» — это шаг к смуте. Видимо, кто-то этого хочет». Потому надо искать объединяющее начало: «Если мы разучимся говорить на белорусском языке, мы перестанем быть нацией».

Суверенным президентом Лукашенко выступает не в первый раз, но на сей раз родина оказывается в опасности чрезвычайно вовремя.

Конечно, Лукашенко отмежевывается от Москвы, близость с которой выглядит сегодня неприлично даже для него. И, конечно, никогда так не ценится верность союзника, как при возможности эту верность поставить под сомнение, что Лукашенко во времена кризисов традиционно и проделывает. И Москве уже сегодня приходится исходить из того, как вырастет эта цена уже завтра. По крайней мере, новые условия для подписания Таможенного союза Лукашенко уже выставил: никаких торговых изъятий. Все понятно.

Но есть еще один нюанс.

Лукашенко, надо полагать, понимает истинную цену опасности белорусского майдана не хуже социологов из Независимого института социологии, экономики и политики (НИСЭПИ), которые словно подгадали свое очередное исследование к выступлению Лукашенко. Во времена «оранжевой» революции в Киеве вероятность ее повторения в Белоруссии респонденты оценивали в 22,4 процента (невероятной ее считали 61,2 процента). Сегодня соотношение 12,6 против 76,7. В общем, знакомо, да и баланс симпатий и антипатий к майдану выглядит близким к российскому: справедливой карой считают свержение Януковича 27,7 процента, государственным переворотом — почти вдвое больше: 54,7.

Казалось бы, цифры для белорусского режима вполне утешительны. К тому же выросли и рейтинг, и показатели экономического благополучия.

Но, как показывает опыт, чем радостнее в Белоруссии жить, и даже чем лояльнее гражданин к президенту, тем охотнее он вспоминает о ностальгических иллюзиях. Никаких парадоксов. Европа для гражданина, как всегда невесело отмечали в НИСЭПИ, — это не ценности и образ жизни, а благополучие без всяких размышлений о его европейской природе. Времена изменились: это раньше когда-то ухудшение экономической ситуации будили тоску по СССР, теперь, когда плохо и голодно, — хочется в Европу. Все последние годы число желающих объединяться с Европой последовательно и неуклонно росло, все более превосходя количество сторонников Таможенного союза.

Майдан эту тенденцию изрядно скорректировал. За объединение с Россией сегодня проголосовали бы 29 процентов, против — 47. В декабре счет был 24:51. За вступление в ЕС сегодня были бы 30 процентов, против — 44. В декабре было 36:35. А при непосредственном выборе между Таможенным и Европейским союзами последний проигрывает 51:33, притом что в декабре убедительно побеждал 45:37.

Цифры, конечно, реактивны и эмоциональны, как само время, но тенденция для Лукашенко тревожна.

Независимость страны — это залог безраздельности его власти.

Главным символом независимости с 90-х был именно белорусский язык, который, судя по всему, Лукашенко тоже вспомнил совсем не случайно. В его выступлениях вообще не бывает случайностей. Независимость не должна быть поводом для сомнений, прежде всего для самих белорусов. Майдана в Белоруссии не будет, но превратить в украинский восток страну, которая продолжает путаться в своей самоидентификации, — дело нехитрой техники. Ей Лукашенко противопоставляет свою, не раз проверенную. А заодно дистанцируется от Москвы, когда не дистанцироваться, в самом деле, неприлично.

Лукашенко, конечно, не приведет Белоруссию в Европу: у него к этому внутренней мотивации не больше, чем у Януковича. Но если кто убережет ее от потери шанса ею стать в будущем, то это наверняка будет именно он.