Едой по глобализации
Когда начинался украинский кризис, мало кто предполагал, что локальное противостояние станет катализатором процессов, которые поставят под сомнение весь глобальный дизайн, сменивший схему двухполюсной конфронтации «холодной войны»
Когда начинался украинский кризис, мало кто предполагал, что локальное противостояние станет катализатором процессов, которые поставят под сомнение весь глобальный дизайн, сменивший схему двухполюсной конфронтации «холодной войны». Меняется соотношение между базовыми понятиями – национальной безопасности и геополитики, с одной стороны, и экономической глобализации, стирания границ – с другой. И институты мирового управления, на которые делалась ставка с конца 1980 годов, не справляются с переменами.
Указ, которым президент России ввел эмбарго на поставки сельскохозяйственной и продовольственной продукции из ряда стран, называется «О применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации». Формулировка использована неспроста.
Статья XXI Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), лежащего в основе современной ВТО, называется «Исключения по соображениям безопасности». Она гласит, что любая страна-участница вправе предпринимать такие действия, которые она считает «необходимыми для защиты существенных интересов своей безопасности… если они принимаются в военное время или в других чрезвычайных обстоятельствах в международных отношениях».
Формулировка растяжимая – и интересы безопасности каждый интерпретирует по-своему, да и мало ли что можно счесть «чрезвычайными обстоятельствами в международных отношениях».
Рассказывая на прошлой неделе членам фракций Госдумы о причинах принятия решений о санкциях, Владимир Путин подчеркивал, что они не противоречат обязательствам России в рамках ВТО. «Мы в своем договоре о присоединении к ВТО там прописали, что в случае обеспечения интересов в области безопасности страны имеем право пойти на ограничения… Они ограничили доступ [Россельхозбанка] к кредитным ресурсам на международные банки. Значит, они, по сути, создают для своих товаров более выгодные условия для работы на нашем рынке, и поэтому наши ответные действия вполне являются обоснованными…»
Объяснение показательно, поскольку темы национальной безопасности и недобросовестной экономической конкуренции увязаны здесь напрямую, между ними нет грани.
Это не новость, так было всегда, однако философия международных институтов после «холодной войны» основывалась на том, что геополитическая конкуренция больше не будет служить препятствием для глобального экономического развития, основанного на общих правилах. Всемирная торговая организация – наиболее яркое проявление этого подхода.
ГАТТ – предшественник ВТО – было подписано в 1947 году странами, которые разделяли идею о необходимости либерализации мировой торговли. Советский Союз к участию не пригласили, поскольку он отказался участвовать в работе Международного валютного фонда и Международного банка реконструкции и развития – финансовых организаций, созданных западными странам на Бреттон-Вудской конференции для управления послевоенным экономическим развитием.
СССР опасался, что участие в бреттон-вудских институтах поставит его под американское влияние. Организация по мировой торговле должна была стать третьим элементом системы управления. Любопытно, что в полной мере ее выстроить не удалось, поскольку США внезапно отказались ратифицировать Устав Международной торговой организации – изоляционистские инстинкты в Америке всегда были сильны. К тому же неучастие Советского Союза и его союзников, которые строили собственную торгово-экономическую систему на своих принципах, заведомо лишало торговую организацию статуса мировой, соглашение о тарифах и торговле стало западным клубом.
Создание в 1995 году на базе ГАТТ Всемирной торговой организации воплотило мечту сороковых.
Мир социализма с его отдельной экономикой исчез, а Соединенные Штаты обрели влияние, которое ослабило вечные страхи изоляционистов, что Америке придется исполнять чужие правила. К моменту создания Всемирной торговой организации МВФ и Мировой банк превратились из западных во всеобщие структуры, а апогеем развития ВТО стало вступление туда в 2001 году Китая.
Создание в 1995 году на базе ГАТТ Всемирной торговой организации воплотило мечту сороковых.
Вопрос о политических санкциях одних стран — участниц ВТО против других возник не сейчас. Например, обсуждаемым прецедентом была Югославия в начале 1990-х (Иран, Ирак, Ливия – не члены ВТО), и эксперты констатировали, что нет четких критериев для оценки, насколько те или иные меры возмездия вписываются в правила.
В статье, опубликованной в 2000 году, известный голландский специалист по торговым вопросам Маартен Смеетс, детально разбирая различные случаи, пришел к выводу, что санкции неизбежно будут вмешиваться в деятельность ВТО, хотя организация и декларирует сугубо неполитический подход, но они все равно останутся исключениями и не угрожают действенности этой структуры.
Так и было до тех пор, пока мишенью санкций не стала страна, играющая одну из ведущих ролей в мировой политике и обладающая серьезным ресурсом для ответных мер. В санкционной войне все ссылаются на то, что действуют в рамках правил ВТО. Но даже если удастся доказать, что предпринимаемые действия соответствуют букве соглашений, нарушение их духа очевидно.
Решения диктуются исключительно политической логикой, соперничество носит не экономический, а стратегический, геополитический характер, институты экономического управления становятся ареной или инструментами этого противостояния.
Задумывалось все, конечно, совсем не так. Базовая предпосылка ВТО и остальных бреттон-вудских структур в начале XXI века состояла в том, что масштабной политической конфронтации в мире больше не будет. Глобальная экономическая взаимозависимость оттесняет на второй план привычные формы соперничества, а экономические трения как раз и будут регулироваться в рамках ВТО и других аналогичных институтов.
Кризис такого подхода начался задолго до украинской коллизии. Участие в ВТО гигантских развивающихся экономик, особенно после вступления Китая, превратило ее из организации единомышленников в структуру, где существуют разные истолкования «справедливости». Иными словами, появилась критическая масса государств, которые добиваются другого применения тех же самых норм.
Западные основоположники глобальной системы столкнулись с тем, что созданные ими инструменты начинают способствовать успеху других.
А когда экономическая конкуренция обостряется между огромными державами, которые составляют большую часть мирового населения, она неизбежно перерастает в большую политику. Динамика развития отношений США и Китая – наглядное тому свидетельство.
Случай России делает политизацию очевидной. Геополитическое соперничество Москвы с западными партнерами по ВТО не прекращалось никогда, даже если был период, когда было принято считать, что это не так. В силу относительной экономической слабости Россия сознательно или неосознанно все равно переводит любую конкуренцию в военно-политическую сферу, где ее позиции прочнее. Но дело не только и даже не столько в России, сколько в воздействии принимаемых против нее мер на общую атмосферу.
Концептуальной основой американоцентричной глобализации была идея о том, что, во-первых, от нее выигрывают все, даже если «ключи» находятся в руках единственной сверхдержавы, а во-вторых, она по определению справедливее любой другой модели, поскольку решает рынок, а не произвол какой-то столицы. И успех Китая подтверждал правоту адептов такой точки зрения.
Меры против России, начиная с исключения нескольких российских банков и международных платежных систем по решению администрации США, показали, что рынок определяет до тех пор, пока в него не вмешивается политическая воля самого сильного государства мира. А когда вмешивается, рыночная стихия вынуждена капитулировать.
Если эта логика будет развиваться, идейные основы глобализации оказываются под вопросом. Потому что другие страны, не следующие строго в фарватере американской политики, естественно, внимательно следят за событиями, примеряя конфликт и на себя.
У России в сложившейся ситуации уже нет выбора, кроме как занять ревизионистскую позицию, то есть настаивать на пересмотре правил, в том числе и экономических, хотя Москву больше волнуют геополитические вопросы.
Судьба глобальной экономики, того, по каким принципам она будет развиваться в XXI веке, зависит от позиции растущих гигантов, прежде всего Китая. Сочтет ли он, что уже пришло время ребром поставить вопрос о реформировании системы, руководимой Соединенными Штатами, либо Пекин еще не извлек из нее всех возможных выгод для себя и ему стоит пока ее поддержать.
Впрочем, России тоже есть чем обогатить практику мировой торговли. В ХХ статье ГАТТ «Общие исключения» содержится положение – возможно отступления от правил для принятия мер, «необходимых для защиты общественной морали».
Настоящее раздолье для приверженцев консервативных ценностей, каковыми сейчас официально являются представители российского правящего класса.