К раздаче опоздал. Минус 250 гривен
Евромайдан — это, конечно, никакой не «Оккупай Абай». «Абай» рухнул после первого же омоновского налета. Евромайдан не только устоял, а увеличился в разы
В окрестностях Майдана набрел на палаточный лагерь «Партии регионов». Альтернативный майдан, устроенный сторонниками Виктора Януковича в Мариинском парке, в мельчайших деталях напоминает нашу Поклонную гору. Над хмурыми лицами бюджетников с востока и безработных киевлян колышутся флаги «Единой России»… То есть — «Партии регионов», конечно. В основном это угрюмые мужики за 40 или совсем молодые парни лет 20 — внутри тесного лагеря они скучающе курсируют между своими палатками и полевой кухней. Время от времени группками выходят наружу — до продуктового магазина по соседству и обратно. Разговаривают только по-русски. Хотя в двуязычном обычно Киеве слышится в эти дни в основном украинский — на волне как-никак патриотических чувств.
Снаружи проправительственный майдан кажется загоном для преступников. Тем более что внутрь лагеря не пройти — вход по пропускам, проверяют несколько молодчиков в штатском. По периметру же выставлены металлические заграждения, за частоколом стоят срочники внутренних войск. Но поздним вечером с группкой русскоязычных парней мне удается проскочить внутрь и затесаться между брезентовыми палатками. Альтернативный майдан, напоминающий теперь уже изнутри армейскую казарму, готовился то ли к обороне, то ли к атаке. Люди выстраивались в шеренги. Бригадиры-организаторы подгоняли тех, кто разгуливал по территории. «Подъем! Построение! Пересчет!» — разносилось по лагерю командное. Угрюмые уставшие лица строились в небольшие колонны, и бригадиры начинали поименную сверку присутствующих.
— А ты хто? — спросил меня человек в камуфляже с планшетом.
— Так за Януковича, — говорю. — Вот пришел…
— Сегодня уже не записываем, — отрезал человек в камуфляже. — Завтра с утра приходи, заполнишь анкету, вечером 250 хривен.
-- Уволился на революцию
Активность самого евромайдана подчинена правилу маятниковой миграции — непроходимый час пик здесь наступает в вечерние часы, когда после работы съезжаются киевляне. Все утихает к ночи — киевляне едут домой, активисты из регионов ныряют в палатки и оккупированные фойе с актовым залом Федерации профсоюзов. Но к утру — а встает евромайдан по-спартански, около семи — жизнь закипает снова. Активисты из областей убирают мусор, в палатке «Ивано-Франковск» начинается семинар «Пути выхода еврозоны из кризиса», партийцы из «Удара» варят в трех казанах гречку на всех. Подтягиваются студенты. Врач из Днепропетровска Сергей Рыбченко начинает прием в своей медицинской палатке с красным крестом. На вид ему около 50, худое щетинистое лицо, очки на цепочке и раскрытый чемоданчик с лекарствами.
— Скоро в помощь прибудет жена, и отдохну, — вздыхает Рыбченко. — У меня же море пациентов.
Идут к нему со всего палаточного городка. Заходят националисты из УНА-УНСО («Я вас лечу, но не одобряю!»). То и дело кто-то приносит лекарства. Кто-то пообещал доставить ящик грелок. «Слава Украине!» — прощаются с Рыбченко пациенты. «Героям слава!» — отвечает врач. Здесь, на Майдане, это самая популярная кричалка, лозунг и одновременно приветствие.
На евромайдан Рыбченко приехал в начале недели — написал главврачу заявление с просьбой срочно отпустить на Майдан и, не дождавшись ответа, уехал.
— Ответ был очевиден, — объясняет Рыбченко. — Это же бюджетное учреждение, что вы хотите. А если уволит? Ну ладно, потеряю свою жалкую зарплату. Победа-то все равно за нами, а там все будет по-другому.
— Что по-другому? Вас восстановят, прибавят зарплату?
— Будет хотя бы надежда, что когда-то это случится.
-- Львовские
Наверное, это здесь самая представительная региональная группа. Львовские следят за порядком, львовские строят и укрепляют баррикады, львовские делают бутерброды и разносят печеньки. Кстати. От неусыпного ока львовских не могут уйти даже репортеры «России 1», вынужденные рассказывать про иностранных агентов, учинивших в Киеве Содом и погром, — им устраивают неодобрительное улюлюканье. Львовские, в общем, и там и тут. И хотят делать все (а кому еще доверить революцию?!). Понять львовских можно: они просто очень волнуются, что снова ничего не выйдет.
Охраняют евромайдан тоже львовские — бывшие спецназовцы-афганцы. Всего около 30–40 человек. Найти их палатку проще всего — она за сценой, в самом центре Майдана. Координирует группу зампред украинского Совета ветеранов Афганистана Олег Михнюк. Во время столкновений «Беркута» с митингующими афганцы выбегали вперед, не давая сторонам сцепиться. Защищали от провокаторов с булыжниками и самих ментов — срочников ВВ. И, в общем, всякий раз подставлялись сами.
Подтянутый бодрый Михнюк приглашает меня беседовать в палатке. Но палатка оказывается забита людьми — молча здесь пьют чай мрачные львовские ветераны. «Бачьте, живий москаль!» — сказал кто-то. Где-то снаружи за брезентом трещит генератор, слышатся радостные песни на украинском…
— Да ладно, журналист, мы над тобой пошутили! — захохотал вдруг кто-то. — Чай с сахаром будешь?
-- А хипстеры где?!
Евромайдан — это, конечно, никакой не «Оккупай Абай». Хотя явные параллели напрашиваются, даже учитывая несопоставимую численность. Оба события похожи по образу действия: и туда и сюда явились люди с палатками и взглядами, основали почти автономное поселение, демонстрируя, какие чудеса происходят в обществе, основанном на взаимном уважении и выполнении правил. Но никуда не деть драматическое расхождение — в готовности людей постоять за палатки и взгляды. «Абай» рухнул после первого же омоновского налета. Евромайдан не только устоял, а увеличился в разы. Да что тут говорить! На «Абая» приходили тусовать, отмучиться в палатке ночь с макбуком и две недели строчить затем в уюте революционные посты. На евромайдане через одного я встречаю людей, уволившихся с работы, взявших отпуск, отгулы; вот «афганец» из Львова Саша закрыл на месяц свой продуктовый киоск, врач Сергей написал заявление «Прошу отпустить на революцию. В случае отказа — уволить». А учителей из Ужгорода отпустили в местном гороно за свой счет.
Здесь не видно той сытой и, в общем, довольной публики, заскучавшей по движухе, но разбегающейся, когда бьют. Здесь вообще не привыкли к насилию, а дубинки — никак не развлекуха и не веселые догонялки. Людей на митингах, говорят, здесь вообще никогда не били. А когда осмелились — получили революцию.