Листи з Луганська. Як за сім років змінилось місто
Місто стало іншим. Це складно помітити зсередини, але дуже кидається в очі ззовні
Спецпроєкт «Главкома» «Листи з Луганська». Наша читачка, яка всі роки війни мешкає в окупованому Луганську, розповідає про життя за лінією фронту: про те, як все розпочиналось, чим закінчилось і чи можна ще щось змінити…
Мовою оригіналу
Если вы последний раз были в Луганске до всех событий, то есть семь лет назад, и приедете в нынешней Луганск, степень вашего удивления будет пропорциональна вашей восприимчивости и способности удивляться. Сегодняшний Луганск ничем не похож на Луганск 2014-2015 гг. Он причесан и высморкан, он одет в чистый костюм и поражает розой в петлице.
Никаких бородатых мужчин с оружием и
сгоревших машин. Нет черепов животных, примотанных к капотам машин, нет бряцанья оружием и страха в глазах.
Но город стал другим. Это сложно увидеть изнутри, но это очень заметно снаружи во время таких вот редких визитов в Луганск.
Самое первое впечатление – множество зданий поменяли «ориентацию», став из частных коммерческих структур военными или муниципальными объектами.
Собственно, военными объектами стали офисы всех крупных коммерческих банков. «Военный» профиль выдает бетонное заграждение перед входом каждого такого объекта, выкрашенное в общий для всех темно-серый цвет. В бетонных блоках бойница – отстреливаться от возможных нападений. Все объекты ограждены заборами. И если изначально это был ажурный забор, то сейчас он затянут изнутри защитной сеткой от любопытных глаз, а часто огражден еще и плитами еврозабора.
Возле таких зданий действует негласное правило: не останавливаться, не задерживаться и ни в коем случаем не фотографироваться.
После выезда «военных» квартирантов помещения обычно остаются пустыми – без мебели, дверей, но с видимость сохраненных стен.
Помещением суда стал бывший частный вуз – Киевский институт бизнеса и технологий. Комиссариатом стал ресторан семейных ценностей «Мафия» и фабрика нижнего белья «Грация».
Еще зимой 2014-2015 гг. общежитие и библиотеку университета имени Даля занимало подразделение ГБР «Бетман». Поспешный выезд которых напоминал бегство – мокнущие под дождем матрацы, вздувшийся паркет библиотеки, замерзшие цветы на окнах и тренажерный зал в помещение читального зала.
Военным объектом стал головной офис Приватбанка и «стеклянный» офис банка на улице Карла Маркса в Луганске. Одним из филиалов комендатуры стал коммерческий центр Владислава Кривобокова на востоке и офис Натальи Королевской в центре «столицы».
Стал ли город от этого другим? Он стал похож на город военного времени, в котором заградительные «ежи» можно увидеть там, где их ждешь меньше всего – в центре, возле многолюдных кафе, на тихих улицах каждого городского района.
Нет прежней безнаказанности, когда мужские кирзачи сохли на подоконниках таких вот захваченных строений, но вместе с тем война чувствуется во всем – в этой серой краске, которой выкрашены бетонные блоки, в одинаковой маркировке номерных знаков машин, в неброской аккуратности этих национализированных зданий.
Когда все только начиналось, все происходящее было похоже на захват Смольного солдатами и матросами. В офисе одного из коммерческих банков сидения офисных кресел были порваны прикладами. У камина (у хозяина банка был хороший вкус!) лежали шины и стояли канистры. Все происходящее напоминало стремление сделать хуже в отместку прежней системе. Как будто человек за свою какую-то неустроенность мстил зданию, мебели, чужому имуществу. Каждый новый «военоначальник» стремился занять лучший кабинет, непременно с кожаным креслом, большим письменным столом и сейфом. В этих гигантских размерах угадывались все нереализованные амбиции.
И еще во всем было стремление украсть что-то, унести, вывезти, оторвать, продать, пропить, обогатиться. Книгами баррикадировали двери института бизнеса и технологий. Из аудиторий сделали спальни. На кирпичах в зимнем саду частного банка жарили шашлык – в меру воспитанности и запросов. А раскройкой нижнего белья, оставшимися от фабрики «Грация», вытирали столы в столовой.
Долгое время шепотом обсуждалась тема, по какому принципу отбираются здания для «национализации». Одной из версий была договоренность с прежними владельцами, потому что здания «национализировались» выборочно, как и помещения заводов. После 2014-2015 появилось новое жаргонное словечко «отжать» в значение присвоить чужое. И часто под «отжать» попадает как чужой телефон или машина, так и чей-то завод.
Сейчас все происходящее действует по каким-то установленным и прописанным правилам. И все привыкли к тому, что с войной нужно жить рядом, по соседству, принимая все происходящее как данность.
Появились награды уже этой войны – узнаваемые и понятные только в сообществе местных «военных». Появились песни об этом, свои авторы, свои исполнители. Это как готы или панки – их могут не понимать, но они существуют и понимают друг друга.
В «армию» стали идти за заработком, за пенсией, за карьерным ростом, за возможностью достроить дом или выучить детей. Сейчас ничего не выдает того, как это было в 2014-2015 годах. И что интересно, те, кто служил тогда, очень неохотно вспоминают то время. Основная причина – разочарование. Многие действительно шли за идеей, порывом сердца, какими-то представлениями об идеалах, о хорошем и плохом. Сейчас все происходящее не более чем проект, хорошо курируемый и нуждающийся в исполнителях. Тот случай, когда идут «служить» от полнейшей безысходности, самый типичный. Многие выбирают «армию» потому что это возможность жить с семьей в одном городе, возможность бывать дома.