«Вийшов і не повернувся», «Зник по дорозі на роботу». Як змінилась злочинність окупованого Донбасу

Спецпроєкт «Главкома»«Листи з Луганська». Наша читачка, яка всі роки війни мешкає в окупованому Луганську, розповідає про життя за лінією фронту: про те, як все розпочиналось, чим закінчилось і чи можна ще щось змінити…

Мовою оригіналу

Преступления последних шести лет изменились, как и вся жизнь в целом.

Очень заметной стала пропажа людей. Основная масса пропавших пришлась на период 2014-2015 гг.

Особенно настойчивые родственники находят пропавших без вести в общих захоронениях и идентифицируют по анализу ДНК, чтобы, оплакав, потерять последнюю надежду на то, что близкий человек еще жив.

В многочисленных объявлениях о пропавших без вести бросается в глаза три основных фактора, при которых исчезали люди.

Первая группа пропавших – политические. Многих забирали из дома люди в форме летом-осенью 2014 года, и на этом все контакты с ними прерывались – телефон не отвечал, причину задержания никто не объяснял, место удержания найти было невозможно. Найти в живых удерживаемых, как и тех, кто их удерживал, было почти невозможно. До октября 2014 года «армия» «республики» не имела кадрового учета и списков, официальный учёт «людей в форме» начался с 1 ноября 2014 года. Поэтому родственникам задержанных в лучшем случае удавалось узнать, что их близкого забирали «люди Бетмана». Но с тех пор давно нет в живых самого Бетмана, что же говорить о тех, кто может что-то знать о сотнях убитых в тот период времени?

Вторая часть пропавших – люди, далёкие от политики. «Вышел из дома и не вернулся». «Пропал по пути на работу». И след человека терялся на дорогах между домом и работой, где он мог стать добычей как обычных преступников в поисках денег, так и людей «с оружием», наделенных некими полномочиями, кому мог не понравиться случайный встречный или вызвать вопросы тем, что у него нет документов или он не может точно ответить на вопрос, откуда он и куда идет.

Третья группа пропавших – старики. Тоже весьма условная категория, потому что «старики» не всегда возраст пропавших, а экономическая категория. Пропадали те, кто шёл после пенсионных рейдов в Украину. Кто был один. Кто голосовал на дороге или садился в незнакомый автомобиль. Кто был в силу возраста беспомощным и не мог дать отпор. Почти о каждом можно было сказать, что в силу возраста человек страдает потерей памяти, имеет ряд хронических заболеваний, и легко мог САМ погибнуть или сбиться с пути.

Если вообразить количество всех потерянных, о ком заявили их родственники, это будет население небольшого городка.

Следующая группа «новых» преступлений – экономические, известные с прадавних времен.

В период 2014-2016 гг. были тысячи тех, кто остро нуждался в пенсиях и социальных выплатах и лишь единицы тех, кто понимал, как пенсии вернуть. И первые готовы были платить вторым за некую помощь (именно так было сказано во всех объявлениях), потому что не имели, здоровья, связей, понимания и сил добиваться своих выплат на украинской стороне. И они готовы были занимать необходимый стартовый капитал, чтобы получить свое по закону. И эти три первых года щедро взращивали всех, кто был нечист на руку. На каждого более-менее честного «помощника» приходился десяток однодневок, кто набирал деньги, менял телефонную карточку и исчезал на время с поля зрения своих потенциальных клиентов.

Кому-то везло, вложив несколько тысяч гривен, получить свое, а кто-то обжигался на «специалистах», о которых не знал ничего кроме имени.

Такие же истории малых афер, приносящих первые миллионы, относятся к оформлению паспортов, водительских удостоверений, свидетельств о рождении, документов на право собственности и документов о разводе.

Любая проверка выявляла махинации со «свеже вклеенной» фотографией в паспорте, которая не могла появиться без выезда, как и все документы, полученные в Украине без пересечения границы.

Остальные преступления вроде коррупции или взяточничества остались прежними, изменилось только отношение к ним. До определённого момента человек может брать взятки и продавать закрытые сессии, пока именно в его действиях не увидят удачный сюжет для вечерних новостей. И человек оказывается в какой-то момент героем местного прайм-тайма: вся «республика» может увидеть, как его выводят с мешком на голове из рабочего кабинета в сопровождении десятка людей с автоматами. Собственно, преступлениями могут оказаться в любой момент времени совершенно любые действия, которые могли совершаться на протяжении длительного времени и не вызывать никакого резонанса до этого – человек мог вполне успешно продавать места в очереди под местным ГАИ, пока кто-то не усмотрел в его действиях схему коррупции. Или ввозить в «республику» контрабанду (что является промыслом для очень многих), или брать деньги за некую помощь в оформлении украинских паспортов. Или переправлять пенсионеров на старых маршрутках через Россию в Украину. Или… Любое действие, приносящее доход в обход налоговых отчислений, может быть рассмотрено как коррупционная схема и подлежать наказанию. И от статуса предпринимателя, работающего на себя, до преступника человека часто отделяет не более чем удача.

В один момент времени успешный владелец мастерской по ремонту бытовой техники может рассматриваться как удачливый предприниматель, а в другой как преступник, потому что все запчасти для работы он доставляет в «республику» нелегально. Также может обстоять дело и со штатным лаборантом одного из вузов, который годами работает в стенах университета, что не мешает ему подрабатывать продажей сдачи сессий для тех, кто не живет в «республике». И промысел этот может годами приносить весьма нехилый капитал, пока где-то на его действия не посмотрят под иным углом…

Но парадокс даже не в этом. После длительного следствия и разбирательств человек может вернуться на рабочее место и продолжить заниматься тем же самым, потому что либо сумел договориться и дело закрыли, либо не нашли достаточно доказательств, чтобы осудить его. В этом тоже некий парадокс – понятие преступника и честного человека очень часто переменчивы, к чему все здесь привыкли.