Історія з «кримськими диверсантами» зменшує ймовірність зняття санкцій з Росії

Мовою оригіналу

Намедни я вышел из студии радио «Эхо Москвы» на пылающий, мощенный дешевой плиткой Новый Арбат. И случайно встретил одного крупного международного аналитика.

— Послушай, — спросил меня аналитик, чуть брезгливо стряхивая с себя культурный слой столичного урбанизма. — Он что, головой тронулся? Зачем ему это надо сейчас?

— В смысле? — переспросил я.

— В прямом, — начал раздражаться мой собеседник. — Ведь уже вроде почти договорились о смягчении санкций. Все шло нормально. А теперь, после этой провокации… Похоже, не будет никакого смягчения.

Я понял, что крупный аналитик давно (а может, и никогда) не читал моих текстов на заданную тему. Чуть расстроился, конечно, но виду не подал. И отмазался примерно так: надо же с кем-то повоевать, а прояснится все к саммиту G20 в Китае.

Было жарко, и после эфира я хотел срочно и одиноко выпить в теньке газировки с вишневым сиропом.

Однако же вопрос: «Зачем это надо сейчас?» — имеются в виду, разумеется, крымские диверсионные события 6–10 августа — заслуживает развернутого ответа.

Упомянем для начала две официальные версии случившегося.

1. Российская. Диверсанты, завербованные Главным управлением разведки (ГУР) Минобороны Украины и подготовленные по спецпрограмме ГУР, проникли в Крым для организации взрывов и прочих гадостей.

Дальше, впрочем, начинаются милые противоречия, нередко свойственные официальной российской пропаганде. Сначала говорили, что украинские агенты должны были подорвать трассу Симферополь — Ялта во время проезда правительственного кортежа. Потом — что собирались взорвать важные объекты инфраструктуры, включая предприятие «Крымский титан» в Армянске. Еще позже — что хотели сорвать курортный сезон посредством небольших, не влекущих за собою особых жертв бомбочек на побережье. Почему срывать сезон надо было ближе к его концу, а не в июне, например, — не формулируется.

Несколько странновато выглядят и террористы. Один — Евгений Панов, бывший водитель Запорожской АЭС, участник АТО (антитеррористической операции на юго-востоке Украины). Как и почему официальный участник АТО поперся в Крым, где, как всем известно, под каждым кустом сидит российский силовик, неясно. Запорожский брат «террориста» Игорь Котелянец уже заявил, что г-на Панова выкрали и доставили к месту действия силою. Но и этому утверждению доказательств, конечно, пока нет.

Второй — Андрей Захтий, прораб из Евпатории, преимущественно проживающий ныне в местах повышенного скопления потенциальной прорабской работы, а именно в Одинцове Московской области. На одиозном сайте «Миротворец», заблокированном в РФ, он обозначен как сторонник ДНР/ЛНР. Также, по некоторым данным, Захтий дважды судим и даже имеет криминальное прозвище «Зая».

Разумеется, Панов и Захтий уже дали признательные показания на телекамеру. Но нам ли, прямым потомкам людей эпохи ГУЛАГа, переоценивать «царицу доказательств»?

2. Украинская. Все, что было, — пьяная перестрелка между российскими военнослужащими. Возможно, между вояками и эфэсбэшниками. Чтобы прикрыть откровенно скандальный инцидент, и была придумана версия с прорывом украинской диверсионно-разведывательной группы во главе с водителем и прорабом.

Так сказал секретарь Совета национальной безопасности и обороны (СНБОУ) Украины Александр Турчинов 12 августа 2016 года.

10–11 августа, правда, версия была немного иной: российские солдаты дезертировали из части и открыли огонь по эфэсбэшникам, пытавшимся их задержать. Что непринципиально отличается от турчиновской позиции, но все же.

Осязаемых подтверждений этому комплекту идей мы пока тоже не видим.

У меня нет иной версии, т. к. свечку я не держал. Хотя вполне допускаю, что историю про зверские теракты катализировало пьянство чьих-то военных. Как и, например, желание руководства Крыма — премьер-министра Сергея Аксенова и ведущих местных силовиков — вскоре после скоропостижной ликвидации Крымского федерального округа, встревожившей полуостровные элиты, напомнить о своей нужности. И, скажем, получить дополнительное финансирование на обеспечение безопасности и без того предельно милитаризованного полуострова.

Но мы нынче не об этом.

Я дерзнул бы обобщить происходящее в контексте общих приоритетов нашего лидера Владимира Путина.

Как мы знаем, с весны 2014 года президент РФ проводит операцию по принуждению Запада — США и Евросоюза — к любви. Цель операции — закрепление фиксированных сфер влияния крупных государств, включая Россию, в современном мире. По Ялтинско-Потсдамскому образцу 1945 года. Отсюда, кстати, и мощное обострение в минувшие два с половиной года культа Победы СССР во Второй мировой войне.

На американо-европейском фронте операция существенных успехов пока не принесла. Скорее, наоборот. Хотя немалая часть европейских бизнес-элит и определенный сегмент политических элит, особенно в южных евространах, от Испании до Греции, симпатизируют идее примирения с Россией, включая признание новой принадлежности Крыма, эта линия в ЕС пока что не стала преобладающей. Неформальный начальник Европы — Германия во главе с Ангелой Меркель — против.

Но это не значит, что логика принуждения к любви должна была Путина совсем разочаровать. Ведь, если мы заметили, одну весьма успешную операцию такого рода он только что осуществил: Турция.

Реджеп Тайип Эрдоган извинился перед Москвой и, с трудом скрывая скупую исламскую слезу, припал к маскулинной груди северного владыки. После чего из вероломного убийцы наших военных и спонсора ИГИЛ вновь превратился в дорогого, любимого друга. Морально-политический успех хозяина Кремля в данном случае очевиден: Турция первой пошла на попятную, а не мы.

Что позволило Путину добиться успеха в локальном противостоянии, начавшемся в ноябре 2015-го? Каковы, выражаясь пошлыми терминами, слагаемые успеха?

Во-первых, терпение. У ВВП, в отличие от его зарубежных «партнеров», в запасе вечность. У него нет серьезных внутриполитических проблем. У власти он останется столько, сколько сам захочет.

Во-вторых, ухудшение международных позиций объекта принуждательной операции. С осени 2015-го Эрдоган дополнительно обострил свои, и без того непростые, отношения с Западом. Точкой перегиба стало 10 июня 2016 года — похороны Мохаммеда Али в Луисвилле, штат Кентукки, США, куда турецкий президент приехал, но не получил слова и вообще был вытеснен (проще говоря, изгнан прочь) сотрудниками американской Секретной службы. Вы скажете, что это мелкое событие? Однако именно такие события часто несут в себе огромный заряд обид, ревности, негодования, порождающий большие политические последствия.

В-третьих, обострение внутриполитических проблем объекта. Здесь пиковая дата — 16 июля 2016 года, ночь незадачливого военного переворота в Турции. Не думаю, что Эрдоган организовал его сам, но заранее о чем-то знал точно, по разведывательным и иным каналам. Отсюда и превентивно изготовленные списки десятков тысяч людей, попавших далее под репрессии.

В-четвертых, возможность России влиять на ситуацию на объекте. Теория, согласно которой Кремль мог неофициально, но масштабно поддерживать всевозможные курдские движения, враждебные Эрдогану, имеет право на существование.

Путин по способу мышления индуктивист. Он склонен верить, что технология, когда-то успешно сработавшая, удачно повторит себя и в настоящем, и в будущем. Принудили Турцию — принудим и Запад.

Ближайшая веха — 4-5 сентября 2016 года, саммит G20 в китайском Ханчжоу. Там будет вредно-противный Барак Обама, который все еще уклоняется от глубоких разговоров с российским лидером о судьбах Вселенной. Ну так пусть перестанет уклоняться. Разве угроза полномасштабной войны на Украине — не причина перестать выкобениваться и начать-таки диалог с единственным человеком, который способен в корне решить проблему, — Владимиром Путиным?

Тем паче объявлено: «нормандский формат» Кремль больше не устраивает. Ангела Меркель и Франсуа Олланд отныне не выглядят достаточно солидно: не смогли предотвратить кровавый марш-бросок инфернальных водителя и прораба. Только Америка достойна того, чтобы ВВП поговорил с нею о предотвращении великой крови.

Показательно, что вновь уже звучит — пока из уст представителя РФ при ООН Виталия Чуркина — сакраментальное выражение «нож в спину». Так говорили про Эрдогана после уничтожения нашего мирного Су-24. Так теперь говорят про Украину с ее непрофессиональной ДРГ в Крыму. Мы-то, дескать, всецело хотели воплощения Минских соглашений, а они нам тут… Не случайно ведь и диверсионный прорыв поспел к преддверию саммита.

Увы. Полного принуждения Запада к любви по индуктивному путинскому сценарию не будет. Потому что в дивном новом мире возможно всё, но только не возвращение к Ялтинско-Потсдамскому мироустройству.

Смягчение антироссийских санкций ЕС, действительно, возможно. С 1 января 2017-го. Но 10 августа вероятность такого развития снизилась, а не возросла. Ибо, по преимуществу, не верит Запад в официальную российскую версию, хоть ты тресни. И раздражен он будет всем происходящим скорее, чем умилен.

И здесь мы возвращаемся к главному. К оценке действий г-на Путина с точки зрения Зигмунда Фрейда и Сабины Шпильрейн. «По ту сторону принципа удовольствия». Синдром навязчивого повторения. О чем подробно говорили тогда и здесь.

Будучи охранителем вверенной его попечению системы, будь то Дом советской культуры в Дрездене, питерская мэрия Анатолия Собчака или оставленная в наследство Борисом Ельциным Российская Федерация, ВВП всегда драматически выгодоприобретал на распаде своей же системы. Сознательно он — жесткий охранитель. Бессознательно — нечто совсем иное.

Доживем пока до Ханчжоу.