Крим і Причорномор'я в українській геополітиці: минуле і сучасність
Наявність розвиненої геополітичної думки, а потім і практики, є ознакою зрілості національної еліти нації і держави.
События конца ХХ ‒ начала XXI века, прежде всего на юге Украины, показали, что в этом плане официальный Киев имеет значительные проблемы. Непонимание даже большей частью тех политиков, которые декларировали свой патриотизм, роли Крыма и военно-морского флота на Черном море в значительной мере облегчило Кремлю его вооруженную экспансию весной 2014 года на фоне растерянности и неадекватного восприятия ситуации постмайданной украинской властью.
Таким же образом верхушка Украины все годы независимости демонстрировала полное непонимание роли армии и военного фактора как такового. Все это отразилось на результатах борьбы после 1991 года за Крымский полуостров и Севастополь. В этой борьбе значительно более опытная (более полтысячелетия государственнического опыта) российская элита нередко переигрывала украинских оппонентов, не всегда способных избавиться от архаично-провинциальных представлений о месте своей страны в мире, Европе и Черноморском регионе.
Самым ярким символом таких представлений может быть фраза президента Украины Леонида Кравчука во время раздела Черноморского флота СССР: «Зачем нам флот, нам бы флотишко». Остается только надеяться, что трагические события 2014 года дадут украинской верхушке ответ на вопрос: «Зачем нужна армия, зачем флот?». И на вопрос: «Зачем Крым?».
Теперь, после оккупации Крыма, Украина оказалась изолированной в Азовском море, превратившемся во внутреннее российское озеро, полностью контролируемое Россией, которая удерживает в руках оба берега Керченского пролива. Следовательно, Россия будет решать, пускать украинские суда в Азовское море или нет. Здесь остается рассчитывать на международное морское право, которого Москва придерживается тогда, когда хочет, а если не хочет ‒ не соблюдает.
Поумнеет ли политический класс Украины, наблюдая захваченные Россией газодобывающие вышки с вооруженными десантниками на небольшом расстоянии от Одессы, что намекает на возможность блокировки крупнейшего украинского морского порта с соответствующими последствиями для экономики и морской торговли?
История и традиция
Когда осознанно, а когда инстинктивно украинский народ шел к морю, и только иноземные нашествия отрезали украинцев от Черного моря. Но при малейшей возможности процесс установления контроля над этим предельно важным для бытия украинства стратегическим регионом восстанавливался. В ХVI ‒ XVII вв. украинское казачество, а в его лице раннемодерная украинская нация, стремилось к постоянному присутствию на этих землях, как военному, так и экономическому, что гарантировало собственное развитие как морской нации, участие в европейской средиземноморской политике, избежание геополитической периферийности и провинциальности. В дальнейшем Запорожская Сечь взяла под свою руку большую часть степной зоны Причерноморья и Приазовья, которая была разделена между ее паланками. После разрушения этой Сечи казаки ‒ и те, кто остался под Российской империей, и те, кто ушел за ее пределы ‒ остались в Причерноморье.
Эта борьба за Черное море находится полностью в общем контексте геополитической судьбы Украины, выступая не как исторический эпизод, случайность, а как необходимость и закономерность. Эту неотвратимую закономерность можно проследить в украинской истории от флотов киевских князей, казацких флотилий запорожцев (которые использовали замечательные заливы Крыма, в частности Ахтиарскую бухту, а мыс Тарханкут был «точкой рандеву» для украинских «чаек» перед последним броском на Босфор) до образования украинского Государственного флота в Севастополе в 1918 году и до провозглашения образования Военно-Морских Сил Украины в 1992 году.
Теория и практика времен Украинской революции 1917-21 годов
Самое обидное в современной ситуации то, что Украина имеет основательное теоретическое наследство, на которое можно и нужно было опереться с первых дней восстановленной независимости в разработке Черноморского геополитического видения. Впервые теоретически обосновал органичность вхождения «Новороссии», то есть земель над Черным морем, в состав Украины, и необходимость использования Одессы («что соединяет ее с целым культурным миром ‒ Западом») и других портов Причерноморья для свободного развития украинской экономики и утверждения на этой основе современной украинской нации в 1895 году Юлиан Бачинский в книге «Ukraina Irredenta». Практическим воплощением идеи «Крым ‒ это Украина» занимались в начале ХХ века активные участники Революционной украинской партии (РУП), инженеры и флотские офицеры Лев Мациевич и Александр Коваленко, создавшие в Севастополе театральный кружок с украинским репертуаром, вокруг которого группировались будущие руководители восстаний на Черноморском флоте в 1905 году ‒ лейтенант Шмидт, унтер-офицеры Вакуленчук и Матюшенко. В доверенному кругу Мациевич и Коваленко не скрывали уверенности в будущей независимости Украины и аргументировали свои взгляды. Коваленко в 1917 году приложил немало усилий для украинизации Черноморского флота, однако не сумел тогда убедить лидеров УНР в важности контроля на Черном море.
Центральная Рада с самого начала своей деятельности была ориентирована на важность включения Причерноморья в состав Украины, которая сначала ей виделась в виде автономии. Однако это намерение наткнулось на жесткое сопротивление со стороны тогдашних российских «демократов». Председатель Генерального секретариата ‒ первого украинского правительства Владимир Винниченко, вспоминая о переговорах с Временным правительством летом 1917 года, отмечал, что российские должностные лица чуть не кричали: «Вы же нас от моря отрезаете!». Они были готовы согласиться на широкую автономию Украины, но без выходов в Черное и Азовское моря.
А вот относительно Крыма, Севастополя и Черноморского флота Центральная Рада проявляла полную пассивность, хотя и на флоте, и в Крыму тогда хватало проукраинских сил. Осмысливая поражения 1917 года, Михаил Грушевский писал: «Исторические условия ориентировали Украину на Запад, географические ориентировали и ориентируют на юг, на Черное море ‒ «еже море словять руськое», как говорит киевский летописец XII в. ‒ украинское, говоря нынешней терминологией. С тех пор, как южные, восточнославянские племена, из которых вышел украинский народ, полторы тысячи лет назад пробились к Черному морю, следуя той тяге, которая непреодолимо толкает вообще все народы во все времена на юг, к солнцу, в легкие условия существования ‒ они тем самым должны были войти в сферу черноморских связей и влияний, что я обозначаю этим выражением «черноморская ориентация». Далее Грушевский делал вывод: «Вообще, когда обстоятельства тому способствовали, Украина шла к тому, чтобы широко завладеть Черноморским побережьем и стать здесь крепкой ногой».
Реализуя эти идеи, Дмитрий Дорошенко ‒ историк и политик, ‒ в то время министр иностранных дел Украинского государства, сумел поставить на практические рельсы вопрос о вхождении Крыма в состав Украины на правах автономии, соглашение о чем было достигнуто осенью 1918 года. В то же время в Севастополе и Одессе украинские адмиралы шаг за шагом создавали Государственный флот.
«Черноморская доктрина» и «Степная Эллада»
В 1940 году была опубликована работа известного мыслителя Юрия Липы «Черноморская доктрина». «Черное море должно принадлежать черноморским народам, ‒ писал Липа. ‒ Они творят вместе с ним экономическое и духовное единство. Черноморское пространство ‒ это животворное пространство Украины. Украине подобает первое место среди черноморских краев, учитывая ее пространство, богатства и энергию населения. В этих словах есть смысл черноморской доктрины, предназначенной служить украинской внешней политике». Мыслитель очертил преимущества черноморско-средиземноморского направления геополитической активности Украины, отметил огромную значимость украинского контроля над Крымом и особенно Севастополем. И сегодня трудно не согласиться с тем, что было написано более 70 лет назад: кто владеет Севастополем, тот владеет Крымом; кто владеет Крымом, тот владеет Черным морем.
Острое ощущение чрезвычайной важности черноморской ориентации было связано у Юрия Липы в значительной мере с его происхождением. Сам мыслитель и его отец, деятель Центральной Рады Иван Липа, были выходцами с морского юга Украины (Юрий ‒ из Одессы, его отец ‒ из Керчи) и хорошо понимали, что украинский контроль над Черным морем гарантирует Украине путь к остальному миру, ограждает ее от возможной политической, экономической и военной изоляции. Из-за одних географических обстоятельств Украина призвана стать одной из важнейших черноморских стран. Вся ее история подтверждает, что черноморская ориентация относится к числу наиболее перспективных стратегий национального развития Украинского государства. Однако ее краеугольным камнем выступают Крым и Севастополь. Кстати, если бы в период войны 1918-21 годов УНР, несмотря на неблагоприятную оперативно-тактическую ситуацию на востоке, севере и западе, удалось удержать под своим контролем Черноморское побережье, окончательные итоги борьбы могли бы быть другими...
Другой выдающийся мыслитель ‒ Евгений Маланюк ‒ в эмиграции после Второй мировой войны немало писал о «степной Элладе», украинском Причерноморье, считая его важной составляющей геокультуры Украины. Особое внимание он уделял Одессе, отмечая, что она «при условии сохранения в ней «южно-русскости», своеобразного всесоветского «левантизма», могла бы одновременно «нейтрализовать» культуру Украины и Юга, угрожая ей «окружением с тыла... Параллельно к упорной дезукраинизации Украины, подчеркивается «всесоюзность» (то есть «русскость») Одессы... ».
Об особой важности Черного моря для развития Украины писали и другие украинские мыслители. Это была не их прихоть или произвол, это логика истории, императив исторического и геополитического бытия украинцев. К сожалению, важность черноморской ориентации Украины еще недостаточно осознана политической элитой страны. Возможно, в среде этой элиты не принято читать труды выдающихся мыслителей прошлого и анализировать уроки истории?
Сергей Грабовский,
кандидат философских наук, член Ассоциации украинских писателей
Игорь Лосев,
кандидат философских наук, доцент кафедры культурологии НаУКМА