Лист з окупованого Луганська: визволителі та визволені

ipress.ua

Мені вже протягом тривалого часу час приходить думка, що все, що відбулося з нами на руку певній групі людей, яка змогла вийти зі звичної, хоча і некомфортної зони невідомості і маленьких доходів на більш високий рівень життя.

Мовою оригіналу.

Мне уже долгое время приходит в голову, что всё произошедшее с нами на руку определённой группе людей, которая смогла выйти из привычной, хотя и некомфортной зоны безвестности и маленьких доходов на более высокий уровень жизни.

Выйти даже не из бедности, а именно серости – звать никак, да никто и не зовёт.

То есть определённая группа людей смогла неожиданно для себя пробраться вверх, минуя годы госслужбы, маленькой зарплаты, долгой работы за гроши, годы закулисных интриг на этажах облгосадминистрации, в одночасье без дипломов и стажа стала кем-то, резко на скоростном лифте поднявшись вверх. Я наблюдаю за всем этим с нескрываемым удивлением и местами иронией.

Первое удивление пришлось на лето 2014 года. Я прибежала за памперсами и детским питанием в наш «Дом с колоннами» в самом центре Луганска. Бессмысленная очередь в пять часов, жара, хаос… Старики, мамаши, беременные, слепые, падающие в обмороки. Где же камера, чтобы снять всё это и показывать после? Я топталась на солнцепёке в этой бескрайней очереди, в которой никто не мог дать ответа ни на один вопрос. Где-то там, за заветными дверями давали помощь. Что дают, кто даёт и кому, все понимали плохо.

Потом, попав вовнутрь, я, как и все, изумилась изобилию – ящики детских каш, паки памперсов, игрушки, одежда… Кто-то шепнул – из «Метро»… Якобы на нужды фронта всё это богатство не подошло, решили выбросить в народ. Удивляло и то, что помощь раздавали совсем юные девушки и парни. Как они попали в этот пласт избранных, кто стал не с нашей стороны очереди из нуждающихся, а с другой? Выходит, я лежала на полу под обстрелами и пряталась в погребе, а они упорно шли раздавать помощь, отчаянные?

Мне ещё долго потом приходило это в голову – жизнь в каких-то параллельных измерениях. Я прячусь, а они работают… Хотя я тоже работала до последнего, пока был свет и наш отдел не сократили задним числом. Чуть позже я узнала, что все эти юноши и девушки – депутаты. Я до сих пор не знаю, кто и как их выбирал, но помню моё изумление этой новости. Потом уже от них я узнала, что высшее образование есть на всю эту компанию у кого-то одного, остальные – водитель трамвая, парикмахер, музыкант, отчисленный студент вуза… Хотя, вероятно, это неважно для наличия депутатского мандата – я не сильна в требованиях к избранникам народа. Уже в сентябре они все поступили в местные вузы и чуть позже стали фундаментом общественного движения «Мир Луганщине». Вероятно, не общайся я с ними тем летом, не наблюдай за ними, мне не пришли бы в голову мысли о том, кто выиграл от всего и кому это выгодно.

Сегодня я случайно встретила бывшего коллегу – в прошлом большого начальника в городе. Уже года три он, стареющий пенсионер, пытающийся достойно принять возраст и жизнь на пенсию. Работы лишился он накануне войны, уж ему-то сетовать на потери в связи с войной, как дёргать Бога за бороду – как и все, получает две пенсии: здесь и в Украине.

Мой знакомый низвергает горы проклятий шёпотом в адрес «освободителей»:

«От чего меня освободили? От открытых границ? От действующих законов? От моих детей и внуков, которые живут на территории Украины? Так от чего меня освободили этим отделением? Да, мы жили до лета 2014-го, может быть, не так уж хорошо, но я мог ездить, куда мне хочется, мог покупать или брать в кредит то, что мне нужно. А что сейчас? И ведь сейчас все те, кто получил что-то от всего, – те, кто стоял на блокпостах, кто был возле СБУ, сами не понимают, что они получили. Им дали бутерброды, чай и какие-то деньги, и они были счастливы. А что дальше? Никто из них не рвёт украинский паспорт – им дорожат, его берегут. Это только на словах все за отделение. А какое будущее ждёт наших детей? Какие дипломы? Если местные, непризнанные больше нигде, то разве мы живём в колонии и никуда не можем выезжать? А какие паспорта получат дети? А аттестаты? Мне говорят, что магазины стали народными. Вы покажите мне мой магазин или тот, что стал вашим? Или, может, там стали цены доступнее, а ассортимент шире? Гуманитарка продаётся в «Народных», а лекарства проходят через аптечную сеть…»

А ведь это пласт тех, кто выиграл от всего – получил две пенсии вследствие всех событий. Но мой собеседник сеет проклятия в адрес местных «военных», их интеллекта, уровня притязаний и способностей. Я слушаю его молча. Он озвучивает мои мысли.

Вследствие отделения я лишилась тех работ, которые не просто кормили мою семью, а которые я любила, которые давали мне рост и ежедневную радость. Мне не было в тягость ходить на работу, ездить в командировки. Я думала тогда – моя жизнь такая же спокойная, как вода в озере. Мечтала о переменах. Хотя хорошо понимала, что о лучшем мечтать просто не стоит: лучшее – враг хорошему, как известно. Поэтому все перемены для меня и моей семьи стали только переменами в худшую сторону – закрытые границы, поиски работы и средств к существованию, поиски продуктов питания, жизнь с единственным окном в мир – монитором компьютера.

Раньше в отделе мы часто читали о новых странах и городах, прокладывали маршруты, планировали отпуска. Потом радостно провожали кого-то и ждали назад, чтобы вместе смотреть фотографии, есть торт и радоваться за коллегу. Сейчас сайты о путешествиях и фотографии отдыхающих вызывают у меня крайнее раздражение – не потраченными деньгами, а их возможностью ездить.

Я вчера поймала себя на том, что смотрю фейсбушную подборку фотографий плацкарта с грустью и завистью. Я ловлю себя на том, что теряю самые простые навыки цивилизованного человека – покупать билеты, ехать куда-то, что-то планировать… Это так, об «освобождении». Вероятно, вместе с моими любимыми работами меня авансом освободили и от части благ цивилизации в виде интернет-покупок, услуг почты, поездок, поездов, самолётов, запланированных встреч, когда поезда надёжно приходят по расписанию и вообще ходят… Меня освободили от надобности планировать отпуск, от трат на него и вообще от многих вещей – ночного города, вечерних прогулок, встреч с друзьями, походов в кино, разговоров о пустяках за чаем, любимого коллектива, карьерного роста… Взамен мне дали возможность долго выбирать школу ребёнку, думать о его будущем, выбирать, каким я хочу это будущее и где его хочу.

Неравноценный обмен, я полагаю. А раньше я думала, что освобождение – это что-то счастливое. А нас, вероятно, «освободили» против воли. Осталось научиться этому радоваться.