Сергей Власенко: Все, что касается Тимошенко, власть теперь замалчивает

Сергея Власенко, даже после того, как он потерял депутатский мандат, можно считать «голосом Тимошенко». Он один из немногих имеет прямой доступ к узнице. Решением суда по делу об избиении экс-супруги Натальи Окунской, Власенко разрешен выезд только из Киева в Харьков к своей подзащитной.

Тем временем бывшей жене Власенко даже предоставлена охрана на время проведения судебных заседаний по делу об избиении. Сам защитник Тимошенко считает, что за активностью Окунской стоит власть, пытающаяся деморализовать лично его. Последнее заседание Печерского суда по этому делу состоялось в пятницу, 10 января. Власенко продлили меру пресечения. Напомним, его обязали внести денежный залог, сдать загранпаспорт, дважды в неделю являться к следователю Генпрокуратуры, а также запретили покидать пределы Киева, кроме поездок к Тимошенко.

Конечно, не все мысли, которые Власенко высказал во время беседы с «Главкомом», можно приписывать Юлии Владимировне, но к гадалке не ходи, что со многими из них она согласится.

Евгения Тимошенко недавно рассказывала, что состояние ее матери критическое. В чем это выражается?

Юлия Владимировна находится в том же состоянии здоровья, которое у нее было постоянно. Уже неоднократно немецкие врачи говорили, что ей нужна операция. При этом никто не будет делать эту операцию у украинских врачей, не потому что Юлия Владимировна им не доверяет, а потому что украинские врачи являются объектами давления со стороны государства. Последний, наиболее яркий пример – это заявления представителей Минздрава, что избитая Татьяна Черновил здорова и ей пора выписываться. Мы прекрасно понимаем, что эти медики могут сделать под давлением, делая операцию Юлии Тимошенко. Неловкое движение скальпеля – и человек станет инвалидом на всю жизнь, а медики Минздрава потом будут рассказывать о случайной медицинской ошибке. К тому же все мы понимаем, что в украинской больнице могут вдруг в самый ответственный момент пропасть свет, вода, газ и так далее. В этой ситуации никто рисковать не собирается, поэтому и мы, и немецкие врачи всегда говорили, что операцию нужно проводить за пределами Украины. При этом понятно, что Тимошенко – не обычный заключенный, исходя из того, что государство ограничивает ее во всем, и из того, что ее дело признано политически мотивированным, и она является национальным лидером, за которого на последних президентских выборах проголосовало больше 11 миллионов человек.

Критичность же состояния Юлии Владимировны заключается в том, и в этом абсолютно права Евгения, что отсутствие адекватной медицинской помощи в любой момент может привести к инвалидизации. Говорить о том, что ей требуется сверхсложная операция, конечно, не приходится. Операция эта, насколько я понимаю, достаточно стандартная, но проблема в том, что она связана с позвоночником. При этом с 5 ноября 2011 года Юлия Владимировна практически ни разу не была на свежем воздухе, то есть больше двух лет провела в закрытом помещении, окна у нее заклеены, свет поступает недостаточно. Конечно, это ненормально, хотя власть и пытается делать вид, что заботится и что-то там делает.

Недавно проходила информация, что Тимошенко вот-вот вывезут из больницы. Говорили о перемещениях «Беркута» вокруг здания ЦКБ № 5. Что это было?

Ситуация в Харькове, свидетелем которой я был лично, выглядела следующим образом. Был период, когда в ЦКБ № 5 действительно свезли непонятное количество сотрудников милиции. Сотрудников «Беркута» в полной амуниции почему-то завозили на территорию больницы в разных машинах, которые совсем не были похожи на автомобили милиции. Также за зданием больницы была полностью расчищена площадка, по размерам очень напоминающая вертолетную. И этот очищенный кусок земли почему-то постоянно охраняют сотрудники МВД. Зачем это делается, можно только догадываться.

По решению суда, вы хоть и можете выезжать в Харьков, но все-таки обязаны дважды в неделю отмечаться в Киеве. Это серьезно затруднило вам коммуникацию с Тимошенко?

Это серьезное ограничение, связанное с моей работой и затрудняющее мое общение с Юлией Владимировной. Если бы сейчас было лето, это, возможно, не так бы влияло, потому что сразу после отмечания я бы сразу прыгал в машину и ехал в Харьков. Но сейчас погода не стабильная и дорога не очень хорошая, поэтому я вынужден ездить «хюндаем». Плюс сейчас, чтобы лишить Юлию Владимировну права на защиту, они начнут интенсивно слушать мое дело.

Какие месседжи Тимошенко передает через вас? Наверняка же не только те, которые потом привселюдно озвучиваются.

Она коммуницирует не только со мной, а со всеми, с кем только возможно, – обсуждает внутриполитическую и внутрипартийную жизнь. Конечно, речь идет не только об официальных публичных обращениях, а и о ее пожеланиях и оценках, которые она передает только своим партийным соратникам. Многое из того, что она говорит, но, конечно же, не все, становится публичным. Это нормально.

В каком состоянии находятся ее уголовные дела?

Власть боится публичного появления Тимошенко где-либо, в том числе, в судебном заседании, понимая, что это вызовет сумасшедший ажиотаж. По состоянию на сегодня по харьковскому делу власть придумывает абсолютно шизофренические отмазки, чтобы с одной стороны не продолжать дело по факту, а с другой – иметь возможность рассказать, что плохая Тимошенко отказывается ездить на судебное заседание. Государственной политикой украинской власти стало называть белое черным, а черное белым. Например, недавно вышла резолюция американского Сената, в которой четко указано, что если украинская власть не прекратит действовать неадекватно по отношению к своим гражданам, будут применены санкции. После этого выходит официальное заявление МИДа, что эта резолюция идет полностью в контексте евроинтеграционных чаяний Украины и вообще она написана в поддержку Виктора Януковича. Вот в такой шизофрении мы живем, и точно такая же ситуация в деле Тимошенко. Вы можете поверить, что человек пребывающий в тюрьме, может отказаться ехать в суд? Конечно, нет, но какая-то часть людей при этом искренне верит, что Юлия Владимировна все-таки отказывается. Это как когда-то рассказывали, что автозак уже вывез Тимошенко из Лукьяновского СИЗО, а она дала команду разворачивать его назад, будто это такси. Бред, но, как говорил Геббельс, чем чудовищнее ложь, тем больше в нее верят.

Так, а какая сейчас позиция защиты Тимошенко насчет участия в судебном заседании? Говорили о варианте видеоконференции.

Видеоконференция – это еще одна шизофреническая позиция Генпрокуратуры, которая уже давно превратилась в дешевенькое пиар-агентство. Дело в Харькове рассматривается по УПК 1960-го года, который разрешает использование режима видеоконференций только при проведении отдельных следственных действий, а не судебного заседания. На мой взгляд, проведение заседания по видео, которое предусмотрено новым УПК, – это какое-то сверхэксклюзивное действо, которое абсолютно не обеспечивает права на защиту. Мы уже допрашивали одного из свидетелей по «делу Щербаня» – Петра Кириченко – в режиме видеоконференции. Сидел себе Кириченко в Америке в украинском консульстве, мы не понимали, кто вокруг него находится. Он ковырялся в носу, плевал на наши вопросы, а судья ему потакал. Это кардинально отличалось от допроса свидетеля в зале суда. Например, если обвиняемого в преступлении допрашивают по видео, то где должен находиться его защитник – с ним или в зале суда? А если допрашивают свидетеля? А как коммуницировать между собой стороне защиты, чтобы сохранить конфиденциальность? И таких вопросов очень много.

И все же – есть вариант, что Тимошенко будет доставлена в суд?

Все зависит от Виктора Януковича. Наша позиция по поводу этого суда неизменна. Важно отметить, что в Харькове не рассматриваются вопросы, связанные с так называемыми российскими гарантиями, а рассматриваются четыре вопроса, связанные с якобы незаконно начисленным НДС в корпорации ЕЭСУ в то время, когда Юлия Тимошенко уже там не работала. Я утверждаю, что вся отчетность ЕЭСУ была корректной и сделанной на основании закона, но при этом вопрос – как Тимошенко, которая была народным депутатом с 1 января 1997 года, может отвечать за налоговые декларации ЕЭСУ, поданные в октябре этого года? Для этого она должна быть должностным лицом предприятия. Все, что ей инкриминируют, – это устные указания бухгалтеру, как заполнять декларацию.

Вся эта шизофрения уже была предметом судебного рассмотрения – в 2005-м году Генпрокуратура это дело закрыла. Верховный суд в ноябре 2005-го, когда Тимошенко уже находилась в оппозиции к президенту Ющенко, четко сказал, что дело Генпрокуратурой было закрыто правильно в связи с отсутствием в действиях Юлии Владимировны состава преступления, что, по сути, свидетельствует о его безосновательном возбуждении. Поэтому Юлия Тимошенко требует рассмотреть с десяток поданных ею ходатайств о закрытии этого дела на тех же основаниях. И она дает суду право рассмотреть это ходатайство в ее отсутствие. С точки зрения юриспруденции у суда нет другого выхода, кроме как закрыть производство на этой стадии. После рассмотрения этого ходатайства и в случае отказа в его удовлетворении (что было бы незаконно и не логично), у суда есть две альтернативы: признать, что Тимошенко находится на стационарном лечении и остановить производство до ее выздоровления, либо признать ее здоровой и обеспечить доставку в зал судебных заседаний. А пока что они назначают заседания каждые несколько недель и очередная бледная прокурорша выходит и рассказывает, что Тимошенко отказалась приезжать в суд. Это все элементы пропагандистской работы со стороны власти. При этом показательно, что Генпрокуратура уже полтора месяца не может найти «беркутовцев», которые избивали студентов в ночь на 30 ноября и которых видела вся страна, но при этом они точно знают, что Тимошенко делала двадцать лет назад и кому она тогда давала устные указания. И харьковское дело будет в таком подвисшем состоянии, пока Янукович не перестанет бояться публичного появления Тимошенко. К сожалению, от позиции Юлии Владимировны и ее защиты в нашей судебной системе ничего не зависит.

А другие дела уже заглохли – Щербань, «скорые помощи»?

«Дело Щербаня» приостановлено, а что касается автомобилей для сельской медицины и денег Киотского протокола, мы пока не получаем никакой информации о том, что происходит с этими делами. Это все сдулось, и я так понимаю, власть в очередной раз поменяла тактику: сначала шла внаглую, ломая и нарушая все, только чтобы Тимошенко «закрыть», после этого они начали возбуждать новые сюрреалистические дела и пиарили их вовсю, публично поливая грязью Юлию Владимировну, не давая нам на это отвечать. А сейчас в третий раз поменяли тактику – максимально замалчивают все, что касается Тимошенко. По всем телеканалам блокируются месседжи Тимошенко и минимизируют все, что связано с ней в публичной плоскости.

Власть властью, но создается впечатление, что и оппозиция подзабывает своего лидера. Все-таки сейчас в трендах другие темы.

Я бы не совсем согласился. Например, тезис об отставке Януковича, который звучал на Майдане в первое время, напрямую связан с вопросом Тимошенко. Вопрос свободы политзаключенных звучит на Майдане, хотя фамилии не называются и, может, этого и не нужно. При этом позиция самой Тимошенко на Майдане звучит постоянно, но власть делает все, чтобы ее замолчать. Замалчивают даже то, что касается моего дела, потому что когда сегодня звучит фамилия Власенко, понятно, что подразумевается фамилия Тимошенко.

-- «Дело против меня пустое как орех»

В пятницу суд продлил меру пресечения по вашему собственному делу о якобы избиении Натальи Окунской еще на два месяца. Сколько, по вашим прогнозам, может продолжаться судебное разбирательство?

Крайне сложно прогнозировать дело, которое полностью сфальсифицировано да еще и ведется с грубейшими нарушениями УПК. Некоторые коллеги надо мной подтрунивают, что не я первый, но при этом никто не может вспомнить прецедент, когда политически мотивированное дело слушается очевидно неправосудным составом суда. Вот дело Тимошенко по закону должен был слушать один судья, он и слушал один, по делу Луценко была возможность заявить тройку судей, ее заявили – и слушала тройка. Мое же дело по закону должен слушать один судья, но в определении о назначении дела стоит ссылка на часть 2 статьи 31-й УПК, и, якобы поэтому назначили тройку. Но по части 2 статьи 31-й предусмотрены случаи назначения тройки, если санкция статьи, которая инкриминируется лицу свыше десяти лет, а по моему делу максимум два года. Почему для них это так принципиально? По новому прогрессивному и так отрекламировнному УПК есть две процедуры отвода судьи. Если дело слушает один судья, то вопрос об отводе решает другой судья этого суда, что дает участнику процесса два-три дня. А если слушает тройка, то она же и рассматривает отводы. Таким образом меня незаконно лишили права на отвод.

То есть вы таким образом могли бы затягивать дело?

Смог бы выкраивать для себя дополнительное время. Как юрист, я очень раздраженно отношусь к формулировке «затягивание уголовного дела». У нас нет такого принципа процесса как скорость, а есть объективность и полнота. И если следствие выделило мне аж один день на участие в следствии, а все дальнейшие мои действия они оценивают, как затягивание, то это неправильно. Так вот – если судей трое, то этот отвод они рассматривают сами, что забирает у них 15–20 минут. И как судья может принять решение об отводе самого себя, если он уже решил, что это дело слушает? К сожалению, они явно незаконно назначили тройку, чтобы тотально контролировать этот процесс. Дело-то пустое как орех – по нему уже допрошено около ста свидетелей, ни один из которых свидетелем не является, потому что ничего не видел. Причем ни самих инцидентов так называемых избиений, ни их последствий, потому что если почитать, как их описывает потерпевшая, то она должна была после них выглядеть как Таня Черновол. Но люди, которые с ней общались в течение нескольких часов после так называемых инцидентов (милиция, медицинские работники), не видели на ней никаких повреждений вообще. При этом могу заявить еще раз – я идейный и категорический противник насилия в семье. Для меня это просто противоестественно. И, конечно же, я никогда даже пальцем не касался этой гражданки.

Но ГПУ состряпало дело из четырех эпизодов, три из которых – пятилетней давности и один – трехлетней. Адвокат потерпевшей рассказывал, что она не могла реализовать право на защиту, потому что БЮТ тогда был у власти. Не буду говорить о том, что так называемая потерпевшая в 2008 году даже не обращалась в милицию. Но последний эпизод, который мне инкриминирован, касается января 2011-го года, когда при власти был уже Янукович. Если бы в этом деле было хотя бы что-то, поверьте, оно было бы подано в суд еще тогда, когда я только начинал выполнять функции защитника Юлии Тимошенко, а господин Портнов передавал мне «приветы» и просил меня с этого дела уйти. Сейчас власть использует старый прием, который активно использовала советская правоохранительная система в конце 70-х – начале 80-х годов, когда СССР пытался сохранить цивилизованный имидж перед Олимпиадой в Москве. Вроде бы диссидентов у нас нет, но есть «насильник» Вячеслав Черновол… То что, мне инкриминируют, называется «бытовухой», и по УПК этим должен заниматься рядовой участковый. Указание же возбудить это дело давал лично первый замгенпрокурора небезызвестный Ренат Кузьмин (доказательства этому есть в материалах дела), была создана следственно-оперативная группа в составе шести прокуроров и непонятного количества следователей. И сегодня делом о якобы бытовухе пятилетней давности занимаются тройка судей, три прокурора, из которых один в чине, эквивалентном полковнику, а двое других – в чине, эквивалентном подполковнику.

Напомню, кстати, что еще месяц назад Генпрокурор Пшонка сказал, что Сивковичу и Попову по поводу разгона Евромайдана будет избрана мера пресечения – но они до сих пор свободные люди, хотя было объявлено, что им уже вручено уведомление о подозрении. Это у меня 158 ограничений при бытовухе, а у них все хорошо, хотя их статья куда более тяжелая.

Еще дела на вас есть?

С того момента как только я стал защитником Юлии Владимировны, ГПУ вот уже в течение почти трех лет искала на меня хоть что-то. Они под микроскопом просмотрели всю мою жизнь, они угрожали моим друзьям и знакомым, требуя компромат на меня. Ничего не нашли. И тогда родился весь этот ложный абсурд, который они сейчас рассматривают в Печерском суде. Кроме того, абсолютно точно в производстве все того же Главного следственного управления по расследованию особо важных дел есть уголовное дело о якобы неисполнении мной судебного решения по гражданскому делу о разделе имущества, которое было исполнено мной еще 26 декабря 2012-го года.

Есть ощущение, что вас все-таки могут реально «закрыть»?

Я к этому морально готов. Был четкий период, когда я понимал, что это крайне реально – это март 2013-го года. Когда меня лишили мандата, я знал совершенно точно, что меня должны были «закрыть». Этого не случилось только потому, что я тогда «удостоился» личных заявлений Госдепа, Европарламента, и меня решили не трогать. Уведомление о подозрении мне вручили за две недели до саммита в Вильнюсе, когда Янукович уже принял окончательное решение, что ни в какую Европу он не идет и оформлял договоренности с Российской Федерацией. С тех пор я нахожусь в ситуации, когда они могут изменить мне меру пресечения в любой момент.

Причем, помимо того, что просил для меня прокурор, суд незаконно добросил мне еще ряд ограничений. Например, вопрос, связанный с регистрацией два раза в неделю, придумал суд, также суд в своем определении обязал меня воздерживаться от контактов с потерпевшей, кроме участия в судебных заседаниях и процессуальных действиях. Помню, что сразу после того как я получил это определение суда, то через двадцать минут встретил так называемую потерпевшую в Генпрокуратуре на Борисоглебской – она под появившуюся телекамеру канала СТБ пыталась докричаться до меня и несла всякую ахинею, только бы я начал с ней разговор. Слава Богу, у меня иногда срабатывают инстинкты – я сделал шаг в комнату поста охраны ГПУ, показал сотрудникам милиции только полученное определение суда и стал объяснять им, что не имею права общаться с этой гражданкой. Они сначала сделали вид, что не понимают, в чем дело, но в итоге сотрудники милиции вынуждены были ее отодвинуть в сторону, и я прошел дальше, не общаясь с ней. Все это было зафиксировано каналом СТБ, который в тот день посвятил мне в новостях девятиминутный сюжет, где из меня делали полного идиота.

А говорите, что ваше дело замалчивают.

Так после того они замолчали вообще. Еще важная деталь – во дворе Главного следственного управления в тот момент стоял автозак, то есть меня хотели взять под стражу за нарушение одного из ограничений, установленных определением суда об избрании меры пресечения. При этом на следующий день в Генпрокуратуре я просмотрел журнал регистрации входящих людей – этой гражданки там не было.

Но если бы вас так хотели взять под стражу, то взяли бы.

Скорее всего, вы правы. Но с другой стороны, все-таки думаю, что минимальный инстинкт самосохранения у них есть. Статьи, которые мне придуманы, не дают им оснований брать меня под стражу напрямую. Более того, максимум, который может быть по этим статьям, – это залог, и они, подавая ходатайство о мере пресечения, «вшарашили» мне залог в миллион гривен. В законе же прописан максимальный залог по этой категории дел в 22 тысячи 940 гривен. Так я их спрашиваю – на каком основании миллион? Они мне что-то стали рассказывать про «эксклюзивную ситуацию», но в чем ее эксклюзивность и где она предусмотрена в законе? Объяснить так и не смогли, но вынуждены были уменьшить залог.

Вторую часть интервью с Сергеем Власенко читайте на «Главкоме» в ближайшее время