Гизо Углава: Детективы и аналитики Антикоррупционного бюро будут получать зарплату 32 тысячи гривен

Заместитель главы Национального антикоррупционного бюро Гизо Углава отдал работе в прокуратуре 19 лет своей жизни, пройдя путь от стажера до заместителя Генпрокурора Грузии. Еще будучи 16-летним подростком он начал работать в следственных органах на общественных началах. На протяжении 90-х его родную страну раздирали война, лишения и криминальный беспредел. Нынешняя Грузия выглядит совершенно иначе. После прихода к власти Михаила Саакашвили в 2003 году, команда реформаторов смогла обеспечить качественный рывок. Сейчас многие представители той команды помогают Украине. О грузинских рецептах реформ, задачах и принципах работы новосозданного Антикоррупционного бюро, а также о своей личной мотивации для работы в нашей стране и получения украинского гражданства, Гизо Углава рассказал в интервью «Главкому».

Как получилось, что вы в таком раннем возрасте пришли работать в прокуратуру?

В 1992 году я поступил на юридический факультет государственного университета в Тбилиси. В 93 году умер мой отец, пришлось учиться на заочном. Одновременно я работал на общественных началах в прокуратуре, чтобы не терять время.

Тогда в Грузии был очень трудный период. Шла гражданская война, шла война с Россией на территории Абхазии. Прокуратуре приходилось справляться с валом расследований по убийствам, бандитизму, разбойным нападениям, а следователей явно не хватало. Мое поколение, которое работало в прокуратуре на общественных началах, принимало участие в расследовании уголовных дел, в наши обязанности входило все, чем занимались следователи. Конечно, мы не могли еще подписывать документы, но помогали во всем, в основном выполняя техническую работу.

В середине 90-х нам приходилось бороться с незаконными вооруженными формированиями, после 98-го – с поднявшими голову «ворами в законе». Когда в государстве большая коррупция, лучше всех себя чувствует именно криминальные авторитеты, которые тогда фактически контролировали всю жизнь грузинского общества.

Можете рассказать об одном-двух громких делах, которые вам приходилось расследовать?

Однозначно могу сказать, что самые главные события происходили в период с 2003 по 2012 год. Имена и фамилии, по сути, не имеют значения, самым важным результатом для нас было раскрытие коррупционных схем. Например, касающихся контрабанды нефтепродуктов, которую прикрывали чиновники. Тогда мы вернули государству около 20 млн. долларов. Было также дело о присвоении самых лучших земельных участков на курортах Аджарии и других курортных местах. Когда я был прокурором Аджарии, мы вернули государству землю стоимостью порядка 30 млн. долларов.

В любом случае, самым главным в нашей работе было то, что когда ты расследуешь дело, арестовываешь кого-то и поддаешь уголовной ответственности, следствие не заканчивалось пока не будут возвращены украденные деньги. Такая цель была главным показателем успеха - если ты возвращаешь все деньги государству, значит, ты достиг поставленной задачи и принес пользу обществу и государству.

Насколько уменьшилась преступность за это время?

Могу ответственно сказать, что в Тбилиси по сравнению с временами до Революции роз уменьшилась очень значительно. Еще в 2002-2003 годах оставить без присмотра машину на улице было попросту нельзя. В 2003 году было зафиксировано 1230 угонов, а уже в 2010 году – 78. Количество тяжких и особо тяжких преступлений сократилось в 6 раз. И столица Грузии начала считаться самым безопасным городом в Европе. Общество почувствовало себя защищенным, в течение 5-6 лет мы смогли этого достичь. Безусловно, разными способами. Например, раньше в Грузии ОПГ под руководством воров в законе повально занимались кражами автомобилей или запчастей от них. Что мы сделали, чтобы это остановить? Во-первых, была внедрена строгая уголовная политика против преступников, во-вторых, мы закрыли рынки, где они могли это все продавать. Вместе с нами работала и налоговая инспекция. Мы приходили в маленькие лавки, где продавались те же запчасти и говорили: покажите мне документ, откуда у вас все это? Если не было документа, наступали все правовые последствия. Когда ты закрываешь рынок и контролируешь границу, чтобы они не могли это все перевезти, зачем им продолжать воровать? Ведь они не смогут это продать. Мы арестовали тех людей, которые продавали запчасти и ворованные машины. Не стало рынка, осуществлялась строгая уголовная политика - и все закончилось.

Подобная ситуация и с ворами в законе. Почему воры в законе в 90-х годах стали самыми влиятельными людьми в России, Украине, Грузии? Потому что государственная система просто не работала. Вот, например, один бизнесмен начинает какой-то иск против другого. Это тянется два-три года, потом, допустим, он выигрывает суд, потом вступает в действие исполнительная служба, а это еще 2-3 года. А что делал вор в законе? Он выполнял функции арбитра: позвал обоих, сказал: ты виноват или не виноват. Поэтому они и стали влиятельными, ведь государство не исполняло свои функции, их исполнял криминалитет. Но когда судебная система, прокуратура, исполнительная служба нормально заработали, у воров в законе не осталось этой хоть и незаконной, но общепризнанной функции.

Насколько поменялся кадровый состав прокуратуры со времени прихода к власти команды Саакашвили?

На 75-80%. Но такого, чтобы пришли и сказали всем: «Увольняйтесь!» - не было. Я тоже во время Революции роз ведь работал в прокуратуре. Просто были озвучены новые правила игры: хотите по ним работать – работайте, не хотите – не будете работать вообще. Мы сделали тестирование в несколько этапов, потом тренинги сотрудников, потом провели стажировки в течение одного года, во время которых постоянно шли тренинги, тренинги, и еще раз тренинги. Кто проходил этот путь, оставался в системе. Параллельно с этим происходил набор новых сотрудников, причем стаж работы в прокуратуре не был обязательным условием. И вот в течение трех-четырех лет нам удалось поменять кадровый состав ведомства, и таким образом построить качественно новую прокуратуру.

Кто придумывал эту новую логику реформирования?

Конечно, идеи были всегда от Миши (Саакашвили, – «Главком»), он очень креативный. Но Зураб Адеишвили также считается отцом всех этих реформ. У него была очень четкая политика, что кумовства во время назначения сотрудников быть не должно. Мне иногда, не скрою, звонили друзья и родственники с просьбами помочь устроиться на работу. Я им отвечал: как я могу тебе помочь пройти четырехэтапный конкурс, где все решает компьютер? И мне это было легко сказать, потому что я и вправду знал, что не могу этого сделать. Но они иногда этого не понимали: «Ты заместитель Генерального прокурора и не можешь?» (смеется).

Когда вы рассказываете о борьбе с коррупцией и преступностью в Грузии, звучит так, будто в процессуальном плане это было довольно легко. Создается впечатление, что все происходило гораздо быстрее, чем в Украине. К примеру, сейчас у нас мы наблюдаем какие-то одиночные коррупционные процессы, которые очень неторопливо движутся, но потом все упирается в суд, который либо освобождает человека или отпускает под залог. У вас была какая-то особая процессуальная свобода или кодекс действий?

На самом деле, это не было легко. Поначалу когда я встречался со следователями, они всегда говорили, что есть большая бюрократия – чтобы принять решение мы должны согласовывать свое решение, предложение должно пройти где-то 5-6 ступеней для того, чтобы кто-то принял окончательное решение. Что мы сделали? Прописали такие типичные формы, «гайдлайны», где было четко указано, что делать в каждой конкретной ситуации. Вот, например, человек присвоил государственное имущество. Он не судим, и притом возместил ущерб. Если ему по закону полагается 5 лет заключения, с ним можно оформить соглашение на два года. Прокурор это уже знает и ему не нужно спрашивать у вышестоящего начальства, как поступить в данной ситуации. Или, к примеру, арестован коррупционер или криминальный элемент. Его задержали, он сотрудничает со следствием. В гайдлайне прямо прописано: он сотрудничает, возместил ущерб, значит, может подать ходатайство на залог. Если отказывается сотрудничать, не возместил ущерб - прокурор может его арестовать. Все было расписано в такие подробные инструкции, с подписью Генерального прокурора или его заместителя. Да, следователи могли поступить по-другому, но они должны были потом доказать и объяснить, почему так поступили.

Как эти гайдлайны сочетаются непосредственно с законом?

Дело в том, что в законе есть очень большие допуски, при которых ты можешь действовать, как захочешь. В таких условиях не может быть единой практики: если в Тбилиси за такое правонарушение человека арестуют, то в Кутаиси - отпустят.

Разумеется, мы писали гайдлайны по закону. В законе есть те случаи, при которых ты можешь использовать залог, есть те случаи, при которых ты можешь использовать арест. Мы же прописывали все детали, которые ты должен учесть, чтобы вынести свое решение. Это был внутренний документ прокуратуры, который обязателен для исполнения.

Такая практика существует и в Америке, и в европейских странах, причем она касается не только прокуратуры, но и МВД, суды разрабатывали свои гайдлайны. В Грузии она также была внедрена и успешно заработала.

В Украине вы будете продвигать такие же подходы?

В Украине такие гайдлайны тоже будут. В Антикоррупционном бюро - обязательно. Будут также чеклисты для того, чтобы сотрудники понимали, что они должны делать в конкретных случаях. Например, как изучить человека. Это не значит, что следователь не должен проявлять инициативу, но готовый чеклист - это будет минимальный перечень того, что он обязан сделать: проверить первое, второе, третье. А остальное следствие уже зависит от него - чем креативнее, тем лучше.

Кроме того, у нас в Антикоррупционном бюро будет создан соответствующий отдел, который будет давать оценку качества работы наших сотрудников, обобщать уголовные дела, анализировать их, предлагать как решить конкретные проблемы, с которыми можно столкнуться в ходе следствия.

Когда заработает Национальное Антикоррупционное бюро?

Мы понимаем, что люди ожидают от Антикоррупционного бюро результатов уже сейчас, но общество должно понять, что мы хотим сделать современную структуру, которая сможет реально и эффективно работать. Чтобы создать такую современную структуру, надо обязательно пройти этап строительства основы. Сейчас пока проходит набор кадров. Мы уже принимаем документы на вакансии, потом будет 4-х этапный конкурс: на знание законодательства, на логическое мышление, потом психометрические тесты, поскольку люди будут иметь дело с оружием. Потом состоится собеседование. По моему мнению, такой метод набора персонала - оптимальный. После, в зависимости от того, на какие должности претендуют новички, они пройдут 5-ти недельные и 4-х недельные тренинги. Для участия в тренингах мы пригласили и местных практиков, и ученых, и международных экспертов. Они покажут методы расследования антикоррупционных дел, методы допроса, обыска и т.д. И потом начинаем работать.

Думаю, что к октябрю уже будут первые результаты. В течение года рассчитываем набрать всех сотрудников. Далее начнем формировать региональные организации.

Какой уровень зарплат будет в вашем ведомстве? Вам есть что предложить соискателям?

Детективы и аналитики, которые станут ядром нашей структуры, буду получать зарплату 32000 гривен. Причем это прописано в законе.

Кстати, должность детектива – это новинка для Украины. Он будет и следователем, и оперативником в одном лице.

У детективов будет оружие?

Да. Хотя оружие - это самое меньшее, что мы хотим, чтобы они имели. Также у нас будет спецназ примерно в количестве 50 человек. Но мы будем, конечно, сотрудничать и с МВД, и СБУ.

Много ли желающих работать в Антикоррупционном бюро?

На сто вакансий, которые нужны для запуска работы бюро, уже есть 5 тысяч кандидатов. На первые 15 мест, если я не ошибаюсь, претендует 700 человек. Это вспомогательные структуры, которые нужно создавать в первую очередь, чтобы мы смогли располагать бюджетом, организовать правильный набор кадров, это также юристы, которые должны писать положения, приказы, проекты.

Может ли любой человек с улицы, который не имеет опыта работы в прокуратуре, работы следователем прийти и попробовать сдать тесты, о которых вы упоминали?

Для претендентов на должность детектива необходимо иметь опыт работы в юридической сфере не менее двух лет. Они же должны расследовать очень крупные дела. Поэтому мы все-таки решили сделать такое минимальное ограничение.

Будет ли какая-то система фильтрации для действующих следователей прокуратуры и МВД, ведь эти ведомства традиционно считают очень подверженными коррупции?

Да, конечно. После окончания 4-х этапного тестирования, законом предусмотрена специальная проверка в течение 21 дня. Кроме того, у нас будет работать Генеральная инспекция - внутренний орган безопасности, задачей которого является контроль наших сотрудников.

Кто станет главным объектом внимания Бюро?

В законе прямо прописано, что мы занимаемся высшим эшелоном власти, чиновниками 1-2 категории.

У вас нет опасений, что бюро станет политическим оружием в чьих-то руках? Насколько вы уверены в независимости новосозданной структуры?

Помешать нам нет возможности ни у кого. Мы будем независимыми.

Согласно закону, очень трудная схема увольнения главы Бюро, ему фактически гарантированы 7 лет работы.

Что вы будете делать, когда ваши дела начнут попадать в печально знаменитые украинские суды, которые, откровенно говоря, в кадровом смысле остались такими же, как и были?

Думаю, что у нас будет достаточно доказательств и судьи не смогут этому противиться. Мы намерены доводить дела до конца, контролировать с начала возбуждения уголовного дела, во время расследования и до вынесения приговора.

В украинском обществе существуют опасения, что на самом деле главная причина появления НАБ – показать Западу, что у нас готовы бороться с коррупцией, показать, что у нас для этих целей отдельный орган создан. Украинская власть любит внешние «спецэффекты» для западных друзей. При отсутствии реальной работы.

Главное, это показать реальную работу обществу. Показать, что государственные структуры могут бороться против коррупции. Если общество этого не увидит, то делать это для Запада не будет никакого смысла. Все должны увидеть, что в этой стране есть политическая воля, что здесь будут бороться против коррупции.

В Грузии в 2003-2006 годах мы посадили множество полицейских, 20 прокуроров, 30 судей, около 400 человек таможенной и налоговой службы. Но борьба против коррупции не значит только строгую уголовную политику. Это подразумевает и системные реформы, все должно двигаться параллельно. Например, я арестовал начальника какой-то службы, у которого зарплата 50 долларов. Назначили другого на ту же зарплату, в итоге - ни для общества, ни для этого человека ничего не изменится. На государственной службе человек должен иметь достойную зарплату и условия для работы. После этого можно что-то требовать. Чиновник знает, что у него есть хороша зарплата, достойные условия работы, авторитет в обществе, потому что он часть хорошей государственной службы, а на другой стороне – неизбежность наказания, а также осознание того, что ему придется вернуть все, что награбил. Думаю, его выбор в такой ситуации будет вполне очевиден.

Взять, к примеру, поощрение сотрудничества со следствием. Благодаря этому в Грузии мы смогли побороть системную коррупцию. После задержания начальник-коррупционер точно знал, что мы распутаем всю цепочку прохождение взяток снизу и если задержим его подчиненного, который «заносил наверх», то первым делом предложим ему соглашение дать показания на своего вышестоящего начальника.

У нас была такая ситуация, довольно курьезная, с которой мы просто не знали, как реально справляться. Когда начали работать обновленная патрульная служба, в Грузии все уже знали, что нельзя давать взятки патрульным, иначе человек, предлагающий взятку, будет арестован. Но была проблема с соседним государством. Когда из России приезжали люди их останавливали в связи с нарушением ПДД, то часто они прямо предлагали патрульным взятку 10-20 долларов. Патруль согласно закону всех задерживал. Но они искренне не понимали, зачем их задерживают. И это была отдельная коллизия, с которой приходилось разбираться.

Как вы планируете построить работу с медиа, в частности, в отношении реагирования НАБ на журналистские расследования?

У нас будет для этого специальное подразделение – управление аналитиков, которое будет анализировать все открытые и закрытые базы. Например, если зайдешь в Гугл и запишешь какое-то министерство, прочитаешь уйму информации о коррупционных схемах. Одни – фейки, другие – реальные. Но они будут там ранжировать, что реально, а что нет, и потом подавать эти документы детективам. Также у нас будет открытая платформа для дискуссий, куда планируем приглашать заявителей, журналистов, общественные организации. Причем мы намерены не только принимать информацию, но и давать ее по результатам наших расследований.

Вы познакомились с новым главой Бюро, уверены, что сработаетесь?

Конечно. У него очень хороший опыт расследований. Он профессионал своего дела, хорошо знает следствие и как его вести. Он также решительно настроен бороться с коррупцией, и он это сделает.

Это же не он вас выбрал, а вас ему предложили.

Можно так сказать, что выбрал именно он. Я на тот момент работал в группе, которая занималась имплементацией закона об антикоррупционном бюро. У нас были сильные наработки, дорожные карты, структура. Кое-что мы потом немного поменяли, учитывая мнение директора, но у нас заблаговременно были все наработки.

Какая у вас главная мотивация поменять гражданство и работать здесь?

Часто задают мне эти вопросы не только украинцы, но в основном грузины. Первое – я занимаюсь своим любимым делом. Второе - я патриот и Грузии, и Украины. И точно знаю, что если Украина не сможет устоять, не построит сильную демократическую страну, то и Грузия не сможет устоять. Потому что у нас один и тот же внешний враг – Россия. Мы одни никак не сможем победить Россию, а чтобы Украина победила, надо построить реально демократическую страну. Когда страна воюет, а государственные служащие воруют деньги - это не просто преступление, это - измена Родине.

Для меня работа в Антикоррупционном бюро - шанс участвовать в исторических процессах. Шанс делать свое любимое дело и шанс помочь украинскому народу. Я очень хорошо помню, когда в 1993 году начал работать в прокуратуре, это было 29 сентября. За два дня до этого, 27 сентября, пал Сухуми и туда вошли российские войска, через Кодорское ущелье из города уходили беженцы. И я никогда не забуду слезы людей, которые рассказывали нам, как украинские бойцы защищали ущелье, чтобы они могли пройти его и спастись. Украинцы защищали ущелье, через которое вышли сотни тысяч беженцев-грузин. Этого нельзя забыть.

Это были добровольцы, их было порядка 400 человек. Как я помню, они отправили нам также самолет, чтобы вывезти из Сухуми людей.

Для украинцев Грузия не была новой Украиной, и для грузин тоже Украина - не новая Грузия. Мы считаем, что стоим на одной платформе. Если хотим выжить, должны быть заодно во всем.