Алла Криницына: «Маму для роли Прони Прокоповны специально уродовали: зуб заклеивали, а в нос пихали орехи»

Маргарита Криницына в особом представлении не нуждается. Даже если бы она сыграла только роль Прони Прокоповны в комедии «За двумя зайцами», этого уже было бы достаточно, чтобы считаться настоящей звездой. По сути, Маргарита Васильевна и стала актрисой одной роли, хотя в ее фильмографии около 70 киноработ. Увы, режиссеры так и не дали Криницыной возможность реализовать ее талант на все 100 процентов. Когда не было ролей в кино, актриса ездила по стране с концертами, выступала с юморесками, а еще играла в спектакле. Это была первая в истории отечественного театра антреприза. В спектакле «Женщина с цветком и окнами на север» по пьесе Эдварда Радзинского Криницына играла невезучую и наивную Аэлиту. Эта работа стала для Маргариты Васильевны вторым дыханием. Отраду актриса находила в своей семье — муже, известном сценаристе Евгении Оноприенко, и единственной дочери Алле.

Алла Криницына пошла по стопам родителей. Стала сценаристом и режиссером. Сейчас она живет и работает в Москве. Незадолго до дня рождения Маргариты Криницыной «ФАКТЫ» позвонили ее дочери.

-- «Мама очень любила готовить. Ей нравились компании, застолья»

— Алла, пакуете чемоданы в Киев?

— Да, по традиции я каждый год приезжаю на день рождения мамы. Вот и сейчас планируем вечер памяти, посвященный актрисе Маргарите Криницыной. Седьмого октября ей исполнилось бы 80 лет. Пользуясь случаем, приглашаю всех желающих на шесть часов в «Кинопанораму».

— Мама любила праздновать дни рождения?

— Ей вообще нравились компании, застолья, дни рождения — любые праздники. Она очень любила готовить, это не секрет. Помню, как-то я приехала с супругом в гости, зашли в папин кабинет, а там настоящий отдел кулинарии. Мама столько наготовила, что на кухне еду некуда было ставить. Пирожки не в мисочке, а в здоровенном тазике стояли на папином столе, прикрытые рушником. А потом мы сели обедать. Я никогда в жизни столько не ела, как в тот раз. Из-за стола встать не могла. Начиналась трапеза со всевозможных салатов и закусок. Потом были борщ, вареники с картошкой, мясом. Затем шла домашняя буженина, после которой можно было перекусить варениками с вишней. Мама с детства обожала готовить, хотя сама не была обжорой, в отличие, допустим, от меня. У нас папа любил поесть. Он настоящий хохол, без сала с чесноком не мог прожить и дня.

— Маргарита Васильевна воспитывала вас в строгости?

— Она пыталась, но я была, знаете, какая? Меня накажешь — потом пожалеешь...

— В одном из интервью Криницына признавалась, что большую часть гонорара за фильм «За двумя зайцами» спустила на игрушки.

— Сейчас уже и не вспомню. Я тогда только в первый класс пошла. Зато никогда не забуду, как мама ездила в заграничные туристические поездки с папой и оттуда обязательно мне привозила кучу всего. Из Югославии — чемоданы одежды, из Чехословакии — золотой крестик на цепочке. Когда в школе его увидели, разразился такой скандал! Крестик сорвали со словами: «Кто тебе привез? Как ты могла надеть крест на шею, да еще под пионерский галстук?» А я была крещеная, меня бабушка покрестила. В комсомол я уже не поступала.

— Мама была модницей?

— Она, как всякая женщина, а тем более артистка, любила одеваться красиво, но, по-моему, не совсем умела. Мне кажется, что и ее, и мой вкус подгуляли в этом направлении. Я такое могу напялить.

— Раньше, бывало, говорили: «Одевается, как городская сумасшедшая».

— Да-да-да, точно. Раньше ведь не было таких магазинов, как сейчас. Была одна валютная «Березка». Дефицитом было все, вот мама и шила себе одежду. Она, кстати, закончила курсы кройки и шитья. До сих пор сохранились тетради и альбомы с выкройками, по которым мама училась. Правда, у нее не хватало терпения. В доме стояла немецкая ножная швейная машина фирмы «Зингер», очень дорогая. Где-то ее приобрели, но никто на ней не шил — мама забросила все сразу после курсов.

А еще у нас жила портниха, которую звали то ли Жаннет, то ли Жаклин, оказавшаяся настоящей аферисткой. Она хорошо устроилась. Мама ей верила, пустила в дом. Как сейчас помню, меня положили на раскладушку, а этой женщине отдали мою комнату. Этакий пуп земли — портниха. Стала она шить маме шубу. Разрезала мех на очень мелкие кусочки и, по-моему, около года их сшивала. (Хохочет.) Ее все уважали, везде водили. Она, кажется, шила всем артисткам в Киеве. В общем, та еще была штучка.

-- «Оказавшись с родителями в гостях у Параджанова, я украла у него четки»

— Когда в школе узнали, что вы дочь той самой Прони Прокоповны, какая была реакция?

— Тогда не просто Пронька, а даже слово «артистка» было ругательным. Правда, я училась в классе с детьми, родители которых работали на Киностудии имени Довженко. Это была 82-я школа. Уже стало притчей, как я, посмотрев фильм, сказала: «Какая ты страшная, мамочка». Могла подобное заявить, ведь воспринимала картину по-детски. Для роли Прони маму специально уродовали: зуб заклеивали, орехи в нос пихали, чтобы он был более выпуклый. Первый раз я увидела маму на экране в фильме «Катя-Катюша». Не помню сценарий, про шахтеров, кажется. Мы сидели на Киностудии имени Довженко и смотрели картину. Я была совсем еще ребенком. На экране мама заплакала, и я — тоже. Она плачет, и я рыдаю, ору на весь зал, заливаюсь. Мама сидит рядом и говорит: «Чего ты плачешь? Я же здесь». Нет, я не воспринимала то, что она рядом, смотрела на ту, плачущую. Мне было ее так жалко.

— После съемок «За двумя зайцами» мама поддерживала отношения со своим киношным партнером Олегом Борисовым?

— Да, с Олегом Борисовым и его супругой Аллой родители дружили. Когда Борисов приезжал в Киев, часто встречались, ездили на пикники. Помню, как нас навестил Евгений Матвеев, он как раз «Цыгана» снял. И Параджанов часто бывал. Представляете, я у него украла четки. Мы были у режиссера в гостях (он жил на площади Победы), я подумала, что это игрушечные бусы и взяла. Он, бедный, потом кинулся — нет четок. А они какие-то дорогие оказались. Знала бы тогда, кто такой Параджанов, не вернула бы четки никогда. Кстати, Параджанов предсказал, что я стану сценаристом. Мне мама рассказывала. Когда я родилась, мы жили на территории Киностудии Довженко. Там над гаражами были коммунальные квартиры. И Параджанов занимал одну из комнат в такой квартире. Мама приехала из роддома, и Сергей Иосифович тут же появился, долго меня рассматривал, потом посмотрел на мои ногти и говорит: «Да, Рита, твоя дочка будет сценаристом. У нее папины ногти». Почему он так сказал, не знаю.

— А куда делось колье Аллы Пугачевой, которое она подарила Маргарите Криницыной?

— Мама отдала украшение обратно в магазин и получила за него 20 тысяч долларов — оно столько стоило. На эти деньги жила. Я ее просила не сдавать колье. Видела его один раз — мельком. Мама сильно боялась, что дорогую вещь могут свистнуть. В общем, это резонно, поскольку у нас в доме было много приживалок, достаточно часто пропадали деньги. Я сказала маме, что оплачу банковскую ячейку, пусть колье там лежит. «Ты же не нуждаешься в деньгах, — говорила ей. — Когда-нибудь, возможно, создадут музей шоу-бизнеса. И колье станет замечательным экспонатом. Одна звезда в кино снялась, другая — сделала такой подарок». Но не смогла ее отговорить: «Н-нет!» — уперлась мама. Пошла и сдала.

{3-}

— Вашей маме при жизни поставили памятник.

— Да, она очень любила этот памятник (на фото) на Андреевском спуске, шла туда как на свидание со зрителями. А некоторые ее упрекали: «Что ты туда ходишь, чего там сидишь?» Жаловалась мне. Когда уже ходить не могла, приезжала к памятнику на такси, садилась на лавочке, общалась с поклонниками, раздавала автографы. И я считаю, что это достойно. Лучше, чем кукситься и плакать. Мама вставала, красила глаза, одевалась, будто выходила на сцену. Она и на базар собиралась, будто перед зрителями должна выступать. А вот дивиденды за роль Прони Прокоповны мама получила лишь на старости лет. Криницыну вспомнили, когда праздновали 40-летие картины.

-- «После того как маму не утвердили на роль в фильме «Белая птица с черной отметиной», она хотела вскрыть себе вены»

— У Маргариты Васильевны в фильмографии больше 60 картин, но роли в основном маленькие. Ее с Фаиной Раневской не сравнивали?

— Раневская была любимой маминой актрисой. Она обожала Фаину Георгиевну, а еще Анну Маньяни. Вообще, любила актрис не красивых, а талантливых. Маме всегда хотелось сниматься в кино. После успеха фильма «За двумя зайцами» она же не проснулась знаменитой, раньше комедия считалась легким жанром, презренным. Поэтому и сумасшедшей славы не было. Съездила на пару фестивалей, а дальше — все, наступила пауза. Маму воспринимали как чисто комедийную актрису, очень некрасивую. А она была красавица! С одной стороны, роль ее возвеличила, с другой — закрыла двери в другие фильмы. Помню, она пробовалась у Юрия Ильенко в картине «Белая птица с черной отметиной». Пробы были прекрасные, мама там такая красивая, и Ильенко она нравилась, но он увидел другую. Джемму Фирсову с колдовскими чарами. Боже мой, мама так страдала из-за этого!

— Даже плакала?

— Плакала? Вены хотела себе вскрыть, уже набрала в ванну воды... Я так кричала: «Мама, не надо!» А в комедии «Девчата» она должна была играть героиню Инны Макаровой, но ее тоже не утвердили. Это все сказывалось на психике и нервах — она была очень эмоциональная. В последнее время мама сильно болела: высокое давление, сахарный диабет, гангрена...

Уходила очень тяжело. На моих руках в больнице умер отец, и мама просила не отправлять ее в больницу ни под каким предлогом. Даже когда ей стало совсем плохо, врачи сказали, что не будут ее забирать. Когда я приехала к маме, она была еще в сознании. Я видела, что дыхание меняется, уходит жизнь, но сидела и наблюдала, ничего сделать нельзя было. Это так страшно, до сих пор не могу успокоиться. В такие моменты ощущаешь полную беспомощность. Мама умерла на третий день после своего дня рождения.

— Она снится вам?

— И папа и мама снятся часто. Отец меня защищает во сне или страдает надо мной. А мама — в облаках, таких, знаете, как художники рисуют. Красочные сны вижу часто. Даже не знаю, откуда все это берется.

— Предчувствия накануне смерти Маргариты Васильевны были?

— Нет. Летом мама позвонила и спрашивает: «Когда ты приедешь?» Я сказала: «Наверное, к твоему дню рождения». А она говорит: «Ты знаешь, я всегда была такая сильная, а тут чувствую, что силы меня покидают». Вот это я запомнила.

Я храню письма, которые мама писала папе. Прочитала в них, что она любит петь. Для меня это было откровением. При мне мама никогда не пела. А вот накануне смерти она так громко пела! Это невозможно было слушать, я даже ушла в другую комнату.