Киевский суд пожалел 14-летнего подростка, вытолкнувшего 12-летнюю соседку из окна 8-го этажа
«Факты» рассказали об этом ЧП сразу после случившегося.
14-летнего мальчика, вытолкнувшего из окна в подъезде свою 12-летнюю соседку Каталину Жигарану, Подольский районный суд столицы не стал определять в колонию, отдав подростка под присмотр родителей. Тем временем чудом выжившая девочка успешно перенесла операцию и уже поправляется
Когда в январе нынешнего года Каталину привезли в столичную больницу «Охматдет», врачи были очень удивлены: девочка, упавшая с восьмого этажа на припорошенный снегом асфальт, осталась жива и даже не потеряла сознание. Единственной, но очень тяжелой травмой было повреждение таза в пяти местах. Девочка могла навсегда остаться инвалидом.
Несчастье случилось по вине 14-летнего соседского мальчика, который до этого не раз обижал Каталину. В этот раз подросток толкнул ее на оконное стекло в подъезде, и девочка полетела вниз...
-- «Говорят, дочку спас куст под окном и сугроб. Вы бы видели тот куст — две тоненькие веточки!»
«Факты» рассказали об этом ЧП сразу после случившегося. Тогда Каталина лежала в больнице и готовилась к предстоящей операции. Врачи сразу предупредили, что хирургического вмешательства не избежать.
— Когда мне позвонил милиционер и сказал, что дочка «упала возле дома», я подумал, что она просто дурачилась с подружками, — рассказывал отец девочки Эдуард Жигарану. — Еще перезвонил дочке и начал ее отчитывать: мол, что, тебе делать нечего? Где ты там уже упала? «Папа, — перебила Каталина. — Я упала... с восьмого этажа». Я так и застыл с телефоном в руке. Приехав и увидев лежавшую на земле дочку, перевел дыхание — на первый взгляд, у нее не было никаких повреждений. «Пап, ты только не ругай меня, — с полными отчаяния глазами попросила Каталина. — Я больше не буду тебя так пугать. Я... сверху упала. Меня Дима толкнул».
— Дима — это мой сосед с третьего этажа, — объясняла Каталина. — В последнее время у нас не ладились отношения, хотя еще два года назад Дима был моим другом. А с прошлого года Дима как-то изменился. Начал плохо ко мне относиться, особенно при других ребятах. Например, мог подойти и ни с того ни с сего дать пощечину, бросив: «Привет, малая!» Иногда, проходя мимо, давал пинок. Ребята из его компании начинали смеяться, а он, наверное, чувствовал себя героем. Давать отпор, как учили меня на тренировках по кикбоксингу, папа запрещал. Поэтому просто старалась обходить Диму стороной.
В тот понедельник я вместо школы пошла в поликлинику — у меня была аллергия. По дороге домой встретила подружку Киру, и мы решили поискать ее подружек Машу и Сашу, которые обычно играют в нашем доме на первом или восьмом этаже. За нами увязался Димка. Начал кричать мне вслед нехорошие слова, да так громко, что слышала вся улица. Мы с Кирой не оборачивались. Когда вызвали лифт, Димка подошел, больно меня толкнул, обозвал и попытался зайти в лифт вместе с нами. Тогда я не стерпела и ударила его ногой по сумке. Мы поехали наверх, я подумала, что теперь он уже отвяжется. Но Дима пошел за нами пешком. На восьмом этаже Саши и Маши не оказалось, и мы с Кирой вызвали лифт, чтобы ехать обратно. Тут появился Дима. «Че, малая, совсем уже?» — крикнул он и опять ударил меня по лицу. Накрутил что-то себе на руку — то ли цепь, то ли этот... кастет. Кира попыталась заступиться, но Дима оттолкнул ее и буквально навалился на меня. Он швырнул меня прямо на окно. Я услышала, как трещит стекло... Лететь было очень страшно. Абсолютно не за что было уцепиться. Хотя показалось, что я упала быстро — за пару секунд. Но, говорят, летела минуты три... Я упала на куст. Вернее, мне показалось, что этот куст словно положил меня на снег. Было больно, особенно спине.
— Обследовав дочку, врачи удивились: этот ребенок родился не в одной, а в двух рубашках! — говорит Эдуард Жигарану. — У Каталины было сильное смещение костей таза и две глубокие раны на ягодицах. Она ведь упала на стекло, которое под ней разбилось. Но при этом не пострадали ни голова, ни лицо. Это чудо: упав с 25-метровой высоты, отделаться такими травмами. Говорят, что дочку спас куст под окном и сугроб. Вы бы видели тот куст — две тоненькие веточки! И сугроба там практически не было — асфальт лишь немного припорошило снегом. Мы очень боялись, что задет позвоночник. Но, к счастью, с этим все оказалось в порядке.
Кроме того, у Каталины диагностировали ушибы почек и легкого, сотрясение мозга. С девочкой работали психологи. А в Подольском райуправлении милиции тем временем возбудили сразу два уголовных дела: по факту нанесения телесных повреждений по неосторожности и в отношении сотрудников жэка, обслуживающего этот дом. Ведь если бы на старых окнах (размером с дверь) были решетки, трагедии не произошло бы.
Корреспондент «Фактов» побывала на месте происшествия через несколько дней после случившегося. Тогда на восьмом этаже в доме по улице Светлицкого поставили новое окно, забив его досками. Решеток по-прежнему не было, но в жэке, который обслуживает дом, журналистов заверили, что «на днях решетки установят на всех этажах».
Родители 14-летнего Димы общаться с журналистами не захотели.
— Я не буду давать никаких интервью, — сказала корреспонденту «Фактов» мать парня Наталья. — Поймите, у нас тоже горе. Или вы думаете, мы этого хотели? К тому же Дима Каталину не толкал — он поскользнулся и... упал прямо на нее. Мы сочувствуем и девочке, и ее родителям, а наш сын очень переживает. Пришлось даже вызвать ему психолога.
Соседи отзываются о Диме не очень хорошо. По их словам, он часто вел себя жестоко: то кого-то побьет, то забросает камнями соседскую машину.
-- «Несмотря на обещания, в подъезде так и не установили ни одной решетки на окнах»
С момента случившегося прошло более полугода. Узнав от отца Каталины, что дело уже успел рассмотреть Подольский районный суд, корреспондент «Фактов» снова навестила девочку. Встретивший меня на пороге многоэтажки Эдуард Жигарану грустно заметил:
— Обратите внимание на окна в подъезде. Несмотря на обещания, нигде так и не установили ни одной решетки. Даже на восьмом этаже, где произошло ЧП, этого не сделали — новое окно просто загородили старой дверью. На остальных этажах нет и этого. Не дай Бог, конечно, но трагедия в любой момент может повториться. Самое ужасное, что никто и не собирается ничего предпринимать!
— Первое время мне было страшно даже издалека смотреть на это место, — присоединяется к разговору Каталина. Когда девочка подошла ближе, нельзя было не заметить, как она похорошела. Но самое главное — Каталина подошла даже не прихрамывая! — Помните, я говорила, что недельку полежу в больнице и буду просить, чтобы меня выписали? Не получилось. Я пролежала в больнице почти месяц. Первое время часто плакала, не могла уснуть. Закрывая глаза, видела тот страшный момент — как я падаю на стекло, оно подо мной трещит и мне не за что ухватиться... Этот момент все время повторялся. А потом я к нему привыкла. Наверное, помог психолог, которого привел папа. Падение продолжало мне сниться, но я перестала его бояться. Теперь уже даже не снится. Психолог говорит, что это моя маленькая победа.
— Эта победа маленькая, а есть и большая, — улыбается Эдуард. — Еще полгода назад я даже думать боялся о том, что будет с дочерью. В Киевской областной больнице, где Каталине буквально по кусочкам собирали кости таза и поставили временную пластину, врачи не давали никаких гарантий. На мой вопрос, будет ли дочка ходить, отвечали: «Мы сделали все, что смогли. Дальше жизнь покажет. Но даже если она встанет на ноги, то это произойдет не сразу. Будьте готовы к тому, что ей придется заново учиться ходить». А еще перед операцией Каталина вдруг сказала, что совсем не чувствует левую ногу. Можете представить, о чем я подумал... Но оказалось, что у нее просто сильно защемило нерв. Следующие два месяца после операции дочка была прикована к постели. Таз сильно болел, ноги не слушались.
— Это точно, — подтверждает Каталина. — Папа и мама пытались помочь мне делать зарядку, которую прописал врач. Но я не могла — было очень больно. А когда пробовала ставить ногу вертикально, в нее как будто ударяла молния.
— Смирившись с тем, что дочка не скоро встанет на ноги, я купил ей инвалидное кресло, — говорит Эдуард. — Как сейчас помню, это было накануне Пасхи. Увидев коляску, Каталина очень расстроилась и сказала: «Нет, я не буду на ней ездить. Если так, то лучше... вообще никак». Я понял, что без помощи психолога не обойтись. А на следующий день мне понадобилось срочно уехать в центр. «Папа, я хочу с тобой», — вдруг заявила Каталина. «Ладно, — немного растерялся я. — Давай я возьму тебя на руки и донесу до машины». «Нет, подожди, — возразила дочка. — Я сама». С этими словами она... встала с кровати и, держась рукой за стенку, сама ко мне подошла. Я потерял дар речи. «Как? — только и смог спросить. — Как ты это сделала?!» В голове звучали слова врача о том, что дочку придется заново учить ходить. «Я просто... очень захотела», — улыбнулась Каталина. Через неделю мы уже пошли в школу.
-- «Папа, я не могу просить посадить человека. Пусть даже в колонию. Кому от этого станет лучше?»
— Надо было видеть лицо врача, когда я на своих ногах зашла к нему в кабинет, — улыбается Каталина. — Все ведь думали, что я еще как минимум полгода не буду вставать с кровати. А у меня вдруг столько энергии и сил появилось!
Однажды, выйдя во двор, я встретила Диму. Увидев меня, он смутился и сказал что-то вроде: «Прости. Я же не специально». С тех пор мы не общались. Его родители тоже ни разу к нам не приходили. Даже не всегда здороваются. Это очень неприятно. Я не хочу с ними ссориться. Если бы все было, как прежде, мне было бы легче об этом забыть.
— Они, похоже, уже обо всем забыли, — качает головой Эдуард. — Следствие по делу длилось более полугода. После публикации в «Фактах» мне звонили неравнодушные люди, просили не пускать дело на самотек. «Вы сейчас пожалеете этого мальчика, и он почувствует безнаказанность, — говорила позвонившая нам учительница из Закарпатья. — Видно, что ребенок очень жестокий. Если его никак не накажут, все только усугубится».
— Я и сам это понимаю, — говорит отец девочки Эдуард. — Но не уверен, что колония его исправила бы. Этот вопрос можно обсуждать еще долго. Меня больше беспокоила материальная сторона. Чтобы прооперировать и лечить дочку, я не только потратил все свои сбережения, но и влез в сумасшедшие долги. Конечно, рассчитывал хоть на какую-то компенсацию. Увы. Когда судья спросила, компенсировали ли нам ущерб, родители Димы откровенно сказали, что нет. И даже не стали ничего обещать.
Все решилось на первом же судебном заседании. Судья спросила у нас с Каталиной, какого наказания мы хотим для Димы: мол, отправить его в исполнительную колонию или просто отдать под присмотр родителей. Подумав, дочка тихо мне сказала: «Папа, я не могу просить посадить человека. Пусть даже в колонию. Кому от этого станет лучше?» В итоге было решено, что Дима два года пробудет под присмотром родителей. Это значит, что если он в течение следующих двух лет опять совершит правонарушение, отвечать за это будут его отец и мать. Вопрос с компенсацией наших затрат судья почему-то не поднимал.
— А вопрос с жэком в суде решался? — уточняю. — Или это другое уголовное дело?
— В том-то и дело, что нет, — говорит Эдуард. — Через месяц после ЧП ко мне пришел следователь и сообщил, что дела объединили в одно производство. Дескать, потому что речь идет об одном и том же случае. И... все. В обвинительном заключении о сотрудниках жэка уже не было сказано ни слова. Я задавал этот вопрос следователю, но он ничего не ответил. Насколько я понял, вопрос замяли. Виновных не нашли, а решеток на окнах как не было, так и нет.
— Как выяснилось, решеток в этом доме по плану и не должно было быть, — прокомментировали «Фактам» ситуацию в Подольской районной прокуратуре столицы. — Поэтому привлечь к ответственности сотрудников жэка мы не могли — для этого не было оснований.
— Я рад одному: что Каталинка вернулась к жизни, — говорит Эдуард Жигарану. — В феврале нам предстоит еще одна операция — врачи должны вытащить пластину из таза. Дочка говорит, что не боится: «Пап, я понимаю, что мне будет только лучше». За этот год дочка очень повзрослела, у нее изменилось отношение ко всему. Иногда ее даже не узнаю. Понимая, что мне предстоит отдавать долги, а Каталине нужны лекарства, я уже после суда позвонил отцу Димы. Спросил, не могут ли они хоть чем-нибудь нам помочь. Он сказал, что подумает. А на следующий день перезвонил и холодно сказал: «Мы ничего вам не дадим. Если хотите, опять обращайтесь в суд...»