Валерий Иващенко: приходилось отступать, и военнопленным побывал, но ничего — вырвался

Бывший и. о. министра обороны Валерий Иващенко настаивает на том, что Дания предоставила ему не только вид на жительство, как ранее утверждали в украинском МИДе, но и политическое убежище. Господин Иващенко уверен, что если бы он остался в стране, то уже в марте мог бы вновь оказаться за решеткой. О других причинах, по которым он решился покинуть Украину, о том, как и где живет в Дании, а также о дальнейших планах участия в политической жизни бывший руководитель Минобороны рассказал в интервью корреспонденту «Ъ» Валерию Калнышу.

— Вы могли бы назвать причины, заставившие вас покинуть страну?

— Начну с того, что меня осудили в связи с обвинениями, которые я квалифицирую как сфабрикованные и заказные. Апелляционный суд в прошлом году смягчил мне приговор. В ответ Генпрокуратура (ГПУ.—»Ъ») подала кассационную жалобу, в которой потребовала отменить решение Апелляционного суда и вернуть меня за решетку на все пять лет. В кассационной жалобе представители ГПУ выдумали фантастические обвинения. Если сначала меня обвиняли в том, что я принимал участие в продаже имущества, потом в том, что я подорвал боеготовность вооруженных сил и авторитет Минобороны, то теперь написали, что я подорвал демократические устои! Я прекрасно понимаю, что моя кассация на приговор суда с целью его отмены и моего оправдания и жалоба Генпрокуратуры, в которой просят вернуть меня за решетку, в глазах какого угодно суда имеют совсем разный вес. Так что у меня были все основания считать реальной опасность того, что суд выполнит требования Генпрокуратуры и отменит решение Апелляционного суда, а меня снова отправят за решетку.

— Кассационное заседание Высшего спецсуда по рассмотрению гражданских и уголовных дел должно состояться 12 марта. Между тем источники «Ъ» в Генпрокуратуре называют ваш поступок бессмысленным, поскольку, по их словам, никакое дальнейшее преследование вам не грозило.

— Для каждого, кто хоть сколько-нибудь знаком с сегодняшней украинской прокурорско-судебной системой, ее действия не просто легко предполагаемы, а заранее очевидны. Вы можете привести за последние три года хотя бы несколько всем известных примеров, когда суды принимали решения и выносили приговоры вопреки воле прокуроров? Печально известные слова «оставь надежду, всяк сюда входящий» должны быть сегодня написаны над входом в каждый украинский суд. Я все же приведу выдержку из кассационной жалобы ГПУ на решение суда. В ней меня характеризуют как человека, который «значительно подрывает авторитет демократических институтов государства, дезорганизует нормальную работу органов власти и управления... отрицательно влияет на нормальное состояние общества». Так что намерения Генпрокуратуры в отношении меня изложены предельно откровенно. Ваши «источники в ГПУ» или не знают тех слов, которые я привел, или, зная, считают всех вокруг себя полными идиотами. Если в ГПУ рассматривают меня, как лицо, особо опасное для общества, то вполне логично и правильно, чтобы я считал их такими же опасными для себя.

— Почему вы решили просить политического убежища именно в Дании?

— Я и раньше знал о высоком уровне демократии в этой стране. Я был в Дании в командировке и оказался приятно удивлен тем, как здесь живут и работают люди. Когда же я оказался за решеткой, а жена и дети начали за меня бороться, то в числе первых откликнулись представители Датского Хельсинского комитета, приславшие своих экспертов. Эксперты, к слову, изучали не только мое дело, но и дела Юлии Тимошенко и Юрия Луценко, и позже представили объективный и профессиональный отчет в Парламентскую ассамблею Совета Европы. С этих шагов и пошла огласка моего дела. В результате ПАСЕ в своей резолюции признала уголовное преследование нас троих противоречащим закону.

— Учитывая, что, имея срок, вы должны проходить регистрацию по месту проживания, вы понимали, что нарушаете правила отбывания наказания, и суд может изменить вам меру пресечения?

— Прежде всего я не могу нормально воспринимать сам термин «наказание» в отношении меня и никогда с этим не соглашусь! Наказание может быть следствием вины или какого-либо проступка. В моем случае, поскольку я никогда ничего противоправного не совершал, это не наказание, а грубая, циничная расправа, как было в дикие беззаконные сталинские или средневековые времена.

Но даже существующая формулировка решения Апелляционного суда от 14 августа 2012 года не ограничивала меня в свободе передвижения, в том числе — в выезде за пределы Украины. Единственное, в чем вы правы: на меня была возложена обязанность ежемесячно отмечаться в уголовно-исполнительной инспекции по месту жительства. Но с учетом обстоятельств, о которых я уже говорил, я был поставлен перед очень жестким выбором. И я его сделал.

Не думаю, что мою дальнейшую судьбу — если бы я продолжал «вверять» ее милости или немилости нынешней несудебно-неправоохранительной системы — определяли бы такие детали, как административные, дисциплинарные нарушения со стороны «условно осужденного». Генпрокуратура пожелала моего возвращения в неволю, за решетку, поскольку уже через три недели после упомянутого решения Апелляционного суда направила в Высший спецсуд кассационную жалобу на это решение. В такой ситуации, учитывая абсолютную зависимость всех судебных инстанций и их решений от воли, а чаще прихоти прокуратуры, имело бы какое-то значение мое, пусть даже абсолютно безупречное, поведение? Думаю, вы понимаете, что такой вопрос — более чем риторический.

— Вы могли бы прояснить ваш статус? В МИДе сообщают, что вы получили вид на жительство, а не политическое убежище...

— Я получил официальный документ из иммиграционной службы Дании от 31 января 2013 года, в котором указано: «Вы получили убежище в Дании в качестве беженца в соответствии с законом об иностранцах, параграф 7 п. 1 и Конвенцией ООН о статусе беженцев от 1951 года». В конвенции беженцем признается лицо, которое вследствие обоснованных опасений стать жертвой по расовым или религиозным признакам или из-за политических взглядов находится за пределами страны своей национальной принадлежности и не имеет возможности пользоваться защитой этой страны или не желает пользоваться такой защитой из опасений. В дополнение к сказанному я могу предоставить фотокопии полученного мной документа, который занимает 15 страниц. Такой же документ получила и моя супруга.

— Расскажите о ваших бытовых условиях? Как вам и вашей жене живется за рубежом?

— Честно говоря, трудно ответить сегодня на этот вопрос. Мы пока лишь начинаем свою жизнь здесь. Еще не обустроились, так как все еще живем во временно предоставленном нам Красным Крестом жилье. Общаться с окружающими людьми позволяет относительно нормальное знание английского языка. Правда, его уровень, к сожалению, значительно снизился за время двухлетнего пребывания в Лукьяновской тюрьме. Практически все датчане, кроме разве что очень немногих пожилых людей, свободно владеют английским. Датский язык начали учить пока самостоятельно — окружающая среда требует этого и одновременно этому способствует. Надеемся, что когда обоснуемся на постоянном месте, сможем продолжить изучение уже более организованно, на языковых курсах. Тогда же будем искать возможности трудоустройства: при высоком уровне жизни в Дании, ее высоких демократических и социальных стандартах жизнь здесь достаточно дорогая.

Поскольку в этой стране на меня не распространяется запрет на работу по специальности, как это определено в Украине приговором «самого Печерского» суда в мире, то после решения языковой проблемы надеемся найти себе достойную работу. К сожалению, вопреки тому, что утверждала некая сомнительно известная в Украине экзотическая экзальтированная особа, у нас здесь нет «спрятанных денег», которые я сюда «вывел». Но мы — я и моя жена Валя — умеем работать, знаем, как, каким трудом дается каждый рубль, гривна, крона. Так что будем жить достойно и благополучно.

— Намерены ли вы проявлять политическую активность, находясь за границей?

— Несомненно. По злой воле кучки негодяев я лишен возможности работать в той сфере, в которой у меня есть знания, опыт, признанные успешные результаты, и где я мог бы еще много сделать для блага страны под названием Украина и ее граждан.

Не имея сегодня возможности не только работать в хорошо знакомой мне сфере, но даже жить в Украине, буду делать все от меня зависящее, чтобы хоть как-нибудь влиять на сознание моих сограждан, убедить их в необходимости стать социально активными, социально самостоятельными. Власть должна зависеть от людей, а не люди от власти. Как этого добиться — вопрос не одного дня и, может, не одного года, и у меня лично, разумеется, нет готовых рецептов. Я хорошо знаю устройство, организацию и работу государственных механизмов и институтов, и у меня есть свое понимание наличия «гнилых, больных мест», несовершенства и недостатков, а также видение способов и методов их «лечения». Пока буду искать сотрудничества с общественными, политическими, другими негосударственными организациями, медиаизданиями, независимыми журналистами как в Украине, так и за ее пределами.

Я вам ранее уже говорил (см. «Ъ» от 6 августа 2012 года), что политика «занялась» мной,— я теперь не могу от нее уйти, уклониться, пока не добьюсь того, что должен сделать. Я не научен проигрывать и по большому счету у меня не было поражений. Приходилось, используя военные термины, отступать, вот теперь и военнопленным побывал, но ничего — вырвался.

— Каковы перспективы рассмотрения вашего дела в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ)? Что вы требуете от Украины и на какой вердикт рассчитываете?

— Генпрокуратура делала все, чтобы рассмотрение моего дела в национальных судебных инстанциях не завершилось. С этой целью мне и моему адвокату прокуроры настоятельно советовали сначала не подавать кассацию на решение Апелляционного суда, а затем, когда мы подали, отозвать ее. Тогда, дескать, и мы свою кассационную жалобу отзовем. Но для меня это означало бы, во-первых, что я согласен со всеми обвинительными выводами и решением о признании меня виновным, оставленными в силе Апелляционным судом, обрекая себя на существование с клеймом преступника, без работы, за обочиной активной социальной жизни.

А во-вторых, это, вероятнее всего, исключило бы возможность дальнейшего рассмотрения моего дела в Европейском суде по правам человека, который принял к производству мое обращение (в части отказа в доступе к необходимой медицинской помощи.—»Ъ») еще в 2011 году. Рассмотрение ЕСПЧ обращения по поводу незаконного содержания под стражей, а также отсутствия доступа к справедливому правосудию будет продолжено после завершения «прохождения» дела в украинских судах.

Я буду добиваться решения, которое обяжет государство Украина отменить приговор как незаконный и принятый с грубейшими нарушениями прав человека. Я буду добиваться также компенсации, неважно — символической или существенной, нанесенного мне морального и материального ущерба. Не сомневаюсь — ни в коем случае не предвосхищая решения суда — что ЕСПЧ примет решение в мою пользу. Убежден, что это понимают и в Генпрокуратуре. Когда же в Украине мы совместными усилиями сможем воссоздать настоящее правосудие, основанное на законности и справедливости, я уверен, что удастся привлечь к уголовной ответственности всех тех подлецов и негодяев в маскарадных костюмах судей, прокуроров, эсбэушников, которые приложили руку к фальсификации возбужденного в отношении меня уголовного дела.