Путин на Болотной
Я не верю слухам, исходящим из курилок федеральных телеканалов.
«Знакомым с федеральных телеканалов» как носителям инсайдерской информации я не доверяю примерно шесть лет, с весны 2007 года, когда сразу несколько государственных коллег по страшному секрету рассказали мне, что святейший патриарх Алексий, к сожалению, скончался и об этом вот-вот объявят – не сегодня, так завтра; вот уже «тарелка» едет в Чистый переулок, и как доедет, так сразу и объявят. Объявили, как известно, через полтора года, поэтому когда кто-нибудь теперь ссылается на федеральный телевизионный инсайд, я даже не то что не верю, просто понимаю, что прогноз может сбыться года через полтора. И, между прочим, возможность прихода Путина на Болотную я тоже охотно допускаю, – когда-нибудь, года через полтора, он придет на очередной «болотный» митинг – в конце концов, это не настолько фантастика. Придет и будет чувствовать себя как дома.
«Креативный класс» – главное политическое ругательство последних двух сезонов – оказалось настолько эффектным, что даже вполне нейтральные наблюдатели, рассуждая о социальной базе протестующих, срываются во что-то совсем неприлично сферическое, практически всегда забывая одно очень важное обстоятельство. К моменту начала протестов в Москве Путин был Путиным уже двенадцать лет (сейчас эта цифра звучит еще убедительнее – тринадцать с половиной, в августе будет четырнадцать), и это значит, например, что не самому юному из всех участников митингов – мне – к моменту прихода Путина к власти было 19 лет, то есть вся жизнь прошла при Путине, вся карьера сделана при Путине, я состоялся как личность при Путине. И если бы я один. Навальный как бы взрослый, он живет при Путине с 23 лет. Но Собчак – с восемнадцати, Яшин – с шестнадцати, Алексей Гаскаров, пока последний из «болотных узников» и точно не последний из левых лидеров, он живет при Путине с четырнадцати. Даже сегодняшним пятидесятилетним в момент прихода Путина не было и сорока, а это тоже – жизнь назад.
Мы все путинское поколение, и я не думаю, что мне одному пришла в голову эта потрясающая своей оригинальностью мысль. И «та самая» путинская телепроповедь про бандерлогов, и сопутствовавшая ей государственная пропаганда конца 2011-го – начала 2012-го, в которой очень легко читалась именно эта обида: Путин их вырастил, а они взбунтовались, нехорошо.
Пройдет полтора года, и это «нехорошо» обрастет уголовными делами, судами, сделками со следствием и бог знает чем еще. Но путинское поколение не перестанет от этого быть путинским. И другого поколения у Путина нет, что бы ни говорила нам и ему самому его пропаганда.
И, поскольку эти тринадцать лет убедительно показали, что недооценивать Путина не стоит, предположу, что все это понимает и он сам и какой-нибудь шаг навстречу он сделает. И приход на Болотную вообще-то идеален с точки зрения такого шага.
Прошел (я думаю, полиция его пропустит в обход металлоискателей), встал в толпе недалеко от сцены, вокруг, понятно, все засуетились, камеры федеральных каналов опять же – со сцены заметили, очередной выступающий (скажем, Виктор Шендерович) замолчал на полуслове, и тут уже Ксения Собчак вступает – Владимир Владимирович, ну чего вы там стоите? И толпа расступается, и Путин проходит на сцену. Даже ничего не говорит, просто машет рукой. И смотрит на толпу.
Толпа, может быть, даже будет свистеть – но если вглядеться в свистящих, то это будут только угрюмые активисты, да и то далеко не все. А в целом – ну да, изумленные взгляды прежде всего. Изумленные, но скорее радостные. «Мы победили!» – подумает тихий поклонник Лии Ахеджаковой. «Он сдался!» – подумает старый демократ в толстых очках. «Теперь точно не попаду в автозак!» – облегченно вздохнет офисный сотрудник, который накануне обманул маму и сказал, что пойдет к друзьям. «Какой же он все-таки крутой!» – подумает первокурсница журфака. Когда Путин пришел к власти, ей было четыре года.
Я не верю слухам, исходящим из курилок федеральных телеканалов. Но я знаю, что ничего невероятного в Путине на Болотной не будет, если он вдруг действительно когда-нибудь захочет прийти на митинг. Сказать, что ему будут прямо рады-рады, я не решусь, но представить, в каком настроении люди станут расходиться с площади, несложно. Возникнет ощущение исторического момента, чувство, что жизнь теперь изменится или – даже нет – уже изменилась. Единственные, кого жалко, – заключенные; он же их не отпустит, даже если придет на Болотную.
Он их вообще никогда не отпустит.