«Тереза могла сначала «заботливо» вытереть кровь на лице пленного, а потом хладнокровно его расстрелять»

Отпуская на свободу в Марьинке неприметного паренька в спортивном костюме, агент ФСБ Тереза даже не подозревала, что это разведчик батальона «Азов». На заседании Киевского райсуда Харькова Максим Ярош опознал пособницу боевиков и обвинил ее в убийствах украинских военнопленных.

Седьмого апреля сотрудники СБУ задержали предполагаемого организатора взрывов в Харькове, в том числе подрыва стелы на проспекте Правды — российскую гражданку Ларису Чубарову, уроженку Красноярского края, сотрудницу так называемого министерства государственной безопасности «ДНР» по прозвищу Тереза, которая координировала преступную деятельность диверсионных групп в Харьковской области. Во время обысков в квартире подозреваемой изъяли самодельное взрывное устройство, военное снаряжение и антиукраинскую символику.

Терезе объявили о подозрении по статьям «Посягательство на территориальную целостность Украины» и «Незаконное обращение с оружием». Информация о ее задержании была обнародована через СМИ. На телефон горячей линии СБУ стали поступать звонки от свидетелей, пострадавших от рук террористки. «У меня все оборвалось внутри, когда мне в Интернете попалась на глаза информация о Терезе, — вспоминает бывший боец батальона «Азов» Максим Ярош. — Еще не видя фотографии, сразу подумал: «Это она!»

Бывший детдомовец из Кривого Рога Максим Ярош (на фото) стоял на Майдане от начала и до конца.

— Когда начались события на юго-востоке Украины, я от батальона «Азов» был послан разведать обстановку в Мариуполь, — вспоминает Максим. — Мне купили соответствующий прикид: спортивный костюм, тапочки. Немного выправили речь, сделали новый паспорт. В нем я значился жителем Донецка.

В Мариуполе был на подхвате у сепаратистов, которые базировались в захваченных административных зданиях. Копал, носил, забивал, волонтерил. Всегда держал при себе сигареты и банку сгущенки: угощая террористов, «снимал» информацию. Я не пью, не курю, вкуса кофе не понимаю, а тут, чтобы войти в роль своего парня, приходилось курить (правда, не взатяжку). А когда дело доходило до пива, просто выливал его себе на спину. Боевики потом еще головой крутили: «Ты что, напился, что от тебя так алкоголем несет?»

После того задания обосновался в Свято-Успенском монастыре, что возле Угледара Донецкой области. Заявился туда и сообщил батюшке, что хочу выехать в Россию через Донецк, но не желаю воевать. Меня в монастыре приняли. Батюшка там был пророссийский. Монастырь вовсю трудился на «ополчение»: рабочие делали гробы, и в них развозили оружие по домам террористов. Двое из них регулярно выезжали в Донецк на заработки. Говорили, что за вступление в «ополчение» им платили по 200 долларов, за каждого убитого украинца — еще по 200 долларов, а за сбитый вертолет давали награду 5 тысяч долларов.

Правда, такой меркантильный подход не слишком приветствовался, ведь многие воевали «за идею». «Идейным» тоже платили по 200 долларов за вступление в ряды «ополчения», но затем — никакой зарплаты, только паек. «Идейные», помню, корили «заробитчан». Дескать, там наши ребята умирают, а вы «бабки косите».

Я передавал сведения своим. Следил за батюшкой. Однажды сел в автобус с ним и какими-то людьми. Они развозили коробки и ящики по домам в Угледаре. Я понял, что это оружие. Не заметил, как автобус заехал на баррикады террористов. Вот тут-то я и попался. Мой паспорт остался у старшего нашей группы, так что меня как подозрительного беспаспортного гражданина отвезли в Марьинку (это пригород Донецка), в здание старой прокуратуры.

Там позвали бандита по кличке Бизон. Он посмотрел мне в глаза: «Это засланный казачок». Меня избили. Потом Бизон сказал: «Пять дней не кормить, не поить, он вам сам все расскажет».

Бросили в подвал. Это было в июле 2014 года. В подвале сидели местные — те, кто не хотел воевать на стороне «ДНР», и те, у которых «отжали» имущество. Однажды спросил у одного из мужчин: «А ты чего тут?» — «Да, понимаете, встречался с девушкой, дошло до секса, поехал покупать презервативы, а меня в аптеке за этим делом арестовали. «За что? — говорю «дээнэровцам». — Я ж за ополчение». Они спрашивают: «Твоя машина? Ты посиди пока, мы съездим на ней в разведку и потом тебя отпустим».

Этого мужика, владельца машины, бандиты заставляли работать на незаконных копанках. Он все надеялся, что автомобиль скоро вернут. Но однажды увидел во дворе свою машину: крыша обрезана, поставлен пулемет. Мужик был в истерике…

У меня взяли отпечатки пальцев и повезли в Донецк. А я в детстве, когда жил в интернате, украл велосипед, и за мной числилась условная судимость. Так они по отпечаткам пальцев узнали мои фамилию и имя — Ярош Максим. Фамилия приводила бандитов в неистовство. Они били меня прикладом («Это тебе за Яроша!»), заставляли мыть свои ботинки («О, сам Ярош мне ботинки моет!»), чистить оружие. Донимали меня вопросами, не родственник ли я того самого Яроша. Но я косил под дурачка, мол, попал сюда случайно. У меня это хорошо получалось, ведь я прошел детдом, убегал, бродил, неделями жил на улице.

Однажды подвал, где держали гражданских, начало затапливать и нас перевели в гаражи. Я узнал, что в одном из них сидят украинские военнопленные. Оттуда постоянно доносились крики. Бойцов допрашивали и в гараже, и в здании старой прокуратуры. У многих ребят на теле были патриотические наколки. На допросах их кололи в эти наколки штык-ножами. Слышал, как бандиты кричали: «Зачем ты наколки такие носишь?» Те в ответ: «Я украинец, потому и ношу!»

К гаражам приезжала женщина в военной форме. Все террористы грязные, в мазуте. А она всегда чистенькая, аккуратная, волосы заплетены в косу. Ее называли Терезой. На людях Тереза была с пленными сама любезность. Обращалась на вы. Улыбалась. Я подумал, что она раньше работала психологом или учителем. Такая добрая, так мягко разговаривала со всеми. Я просил ее меня отпустить. Она ответила: «Ну что вы, Максим! Не сейчас! Когда все это прекратится и мы арестуем Порошенко, я познакомлю вас со своей дочкой. Мы пойдем в ресторан, выпьем шампанского…»

У Терезы действительно есть дочь?

Я этого не знаю. О Терезе слышал лишь то, что она «с посылкой, с «железом» пришла», то есть прибыла с гуманитарным грузом из России по вербовке. Неизвестно, есть ли у нее семья вообще. По крайней мере, в отпуск она не торопилась. Боевики обычно неделю проводили в «ополчении», неделю дома. Помню, как один из них сказал другому: «Бери пример с Терезы, она уже сколько времени без выезда».

Тереза приходила к гаражам, где сидели «малые» (а наши бойцы были совсем молоденькими, до двадцати лет), и вызывала их на допрос. Однажды военнопленных вели по двору, и Тереза увидела, что у солдата на лице кровь. «Ой, что вы сделали с мальчиком? — сказала она. — Принесите ватку и спирт!» Заботливо вытерла кровь и… забрала парня на допрос. После того допроса парнишку буквально тащили, его ноги волочились по земле.

— Из плена можно было убежать?

Можно, но по периметру территории были растяжки. Однажды один из сепаратистов, которого за какую-то провинность тоже держали в гаражах, убежал, попал на растяжку и погиб. Охранники ржали, говорили, мол, одним дураком стало меньше.

Как-то один из охранников (он нас жалел и по ночам выпускал, чтобы мы подышали свежим воздухом) выпустил нас в очередной раз. Мы увидели: в небе как будто звезды летают. Это были украинские беспилотники. «Значит, завтра начнется наступление», — решили.

На следующее утро началась суматоха: бандиты бегали, готовили оружие, выводили пленных/ Всем приказали держать руки за головой. Тереза, которая обычно была невозмутимой, вдруг занервничала. Крикнула гражданским пленным: «Что вы тут расселись! Вставайте, докажите, что вы нормальные, идите воевать!» Потом ее взгляд остановился на украинских солдатах, которых тоже вывели из гаража. Глаза их были заклеены скотчем. Бойцы стояли в двух-трех метрах от нас. Она им сказала: «Твари, из-за вас люди умирают на баррикадах. Берите оружие, искупите свою вину кровью». В общем, Тереза явно была в ярости. Такое ощущение, что бойцы АТО, наступая, «завалили» кого-то из ее друзей.

Потом Тереза повернулась к охраннику и, указав на украинского солдата, приказала: «Застрели его». Охранник стрелять отказался: «Комендант не давал команды. Может, они на обмен пойдут или еще куда-то…» Она крикнула: «Ты что, забыл, что я здесь старшая?» — выхватила пистолет Макарова, сорвала с глаз солдатика скотч и выстрелила ему в бедро. Боец закричал. Вторую пулю Тереза выпустила ему в голову, и парнишка замолк. Еще один солдатик, совсем пацан, начал от ужаса реветь, как раненый зверь. Она с него тоже сорвала повязку, дважды выстрелила ему в живот и добила пулей в голову.

У меня уже не было ни страха, ничего. Я столько пережил за это время, что чувствовал только ледяной холод внутри. Половину пленных, местных, террористы отпустили. Комендант спросил: «Что с Ярошем делать?» Одни охранники ответили: «Обыкновенный чувак, просто заблудился, отпусти его, пусть идет в ополчение». Другие решили: «В багажник его — и в Донецк на допрос…» Меня стали заталкивать в багажник автомобиля, я сопротивлялся, упирался ногами. Тут подошел здоровенный мордатый мужик, он все время что-то жевал, и сказал: «Пошел на х…, в багажнике будет лежать колбаса. Ее мы будем есть в дороге…»

Уже когда я уходил, меня догнал охранник, который отказывался стрелять в украинских военнопленных, и дал 35 гривен на дорогу. Он тоже прошел детдом и сочувствовал мне. Так что наше общее интернатское прошлое помогло: в плену меня били меньше других.

Я взял деньги и пошел. Уже вовсю шли бои. Силы АТО выбивали из Марьинки террористов. Город был заминирован, боевики взрывали радиоуправляемые фугасы, работала и наша, и их артиллерия. Иду, дышать трудно, весь в крови. Деревья срезаны осколками, спрятаться негде. Повсюду трупы боевиков.

Взрывы звучали все ближе. Я заметил бар, где пили пиво террористы. И не допили — их накрыло снарядами. Тела так и лежали кучей. Понимая, что меня может убить осколком или взрывной волной, я решил схорониться между трупами. Снял с них бронежилеты, укрылся и… уснул.

Когда проснулся, была тишина. Вскоре набрел на наши блокпосты… «Фамилия», — спрашивают. «Ярош». — «Ты че?» — «Да Ярош я, родине служу…»

После проверки вернулся в Кривой Рог, где жила моя любимая девушка Оля. К сожалению, мы теперь с ней расстались. Оля хотела, чтобы я все время был дома, а я уже не мог так жить.

Как получилось, что вы с Терезой встретились в суде?

Прочитал в Интернете информацию о задержанной террористке и приехал в СБУ. Мне показали несколько комбинаций фото разных женщин в разных обличьях. И каждый раз я узнавал Терезу. Меня вызвали в Харьков, где шел суд. Я увидел Терезу, и меня затрясло. Нахлынули воспоминания.

Она отреагировала на ваше появление?

Эмоций — ноль. Она прекрасно собой владеет. Спросила, когда я был в плену, и заявила, что в это время она находилась в Крыму. Естественно, Тереза все отрицает. Утверждает, что ни к «ДНР», ни к «ЛНР» не имеет отношения и ни с кем не сотрудничала. Говорит: «Все, что происходит на сегодняшний день, — это фальсификация нашего милого прокурора, который стоит и улыбается, и следователя СБУ».

У вас была очная ставка?

Была. На очной ставке она смеялась, отказывалась от того, что мы знакомы: «Что вы? Этого не может быть! Вы кто по гороскопу?» Я смотрел на ее волосы и видел седину у корней, как тогда, в плену. Помнил ее привычку, разговаривая, поднимать брови — при этом на лбу не было ни морщинки, и эту седину, и ее улыбку, улыбку волка в овечьей шкуре… У меня нет ни малейшего сомнения, что это — Тереза. Я ей сказал: «Тем ребятам не было и двадцати. Ты обещала их отпустить домой, к маме, а сама расстреляла».

Не дожидаясь окончания судебного процесса, вернулся в Киев. Собираю документы, добиваюсь статуса участника боевых действий. Мечтаю получить образование и работать в правоохранительных органах.

Фамилии военнопленных, которых расстреляла Тереза, установлены?

Мне об этом ничего неизвестно. Я очень хотел бы знать имена этих ребят и прошу помочь мне установить их личности (мой телефон (097) 368−05−08). Один из них был в форме Нац­гвардии, а другой, как мне кажется, боец из «Правого сектора». Молодые парни с оселедцами и наколками патриотического характера. Они достойно вели себя в плену. О пощаде не молили…

Источник: Факты