Сергей Лойко: «Донецкий аэропорт стал Майданом с оружием»

Ровно год назад, 22 января, донецкий аэропорт, за который 242 дня шли ожесточенные бои между украинской армией и сепаратистами, перешел под контроль пророссийских сил. Построенный к футбольному чемпионату Евро-2012 этот суперсовременный комплекс сегодня разрушен до основания. «Скелет динозавра или левиафана» – так его в своей книге «Аэропорт» описывает фотограф и бывший журналист Los Angeles Times Сергей Лойко. Он оказался единственным иностранным корреспондентом, которому удалось там побывать во время боев и провести пять дней с украинскими бойцами.

-«Мы защищаем воздух свободы»

Мне от многих приходилось слышать, что со стратегической точки зрения, не было смысла удерживать почти разрушенный до основания аэропорт, но все-таки за аэропорт героически умирали. На ваш взгляд, за этот год изменилось ли отношение к тем боям? Появился ли какой-то новый смысл в этом аэропорте, откуда уже не летают самолеты?

В день, когда пал аэропорт, я разговаривал с одним из главных начальников украинской армии. Я встретился с ним в Водяном, где был главный штаб, который руководил операцией по разблокированию аэропорта. Но операция провалилась, как вы знаете, около 60 человек было убито, сколько-то попали в плен – в общем, не смогли вывести оттуда ребят. Он мне сказал в тот вечер, что никаких стратегических изменений на фронте в районе аэропорта не произошло, просто выровнялась линия фронта. Удерживать терминал, в котором кроме воздуха ничего не осталось, не было больше смысла. И, как он сказал, организованно отступили.

Но я-то знаю, что это было не так, и никакого организационного отступления не было. У меня есть 43 часа интервью с защитниками аэропорта, которые держали его до последней секунды. У батальонов, которые были брошены на эту операцию, не было достаточно техники для разблокирования аэропорта. Например, один десантный батальон прибыл в Пески из Волновахи, как туристы, на автобусах, потому что у них не было ни одной единицы техники. В обоих батальонах вместо 560 человек по штату было 120 человек – это те силы, которыми располагала украинская армия для разблокирования аэропорта. Конечно, это было практически невозможно. Если говорить строго с военной точки зрения, то, наверное, не стоило – я все-таки не военный человек, хотя полжизни провел на войне…

Я спросил одного из военных, который там был: «А что вы вообще защищаете? Вы защищаете воздух, потому что здесь ничего нет, здесь есть только прогорклый, пропитанный порохом, дымом воздух, железные искореженные сваи, битое стекло и обломки бетона». Он сказал: «Мы защищаем воздух, защищаем воздух свободы». И потом говорит: «Украинцы же должны хоть что-то защитить, вот мы и защищаем». На самом деле это была великая битва украинского духа. Знаете, это же не война в прямом смысле – армия и армия. Это была война Майдана. То есть Майдан сначала переместился с площади на колеса и стал Майданом на колесах, а потом Майдан взял в руки оружие и стал Майданом с оружием. Донецкий аэропорт стал Майданом с оружием. Почти никто никому не отдавал приказов, все знали, что делать, все знали, что готовы были в любую секунду умереть. Сепаратисты понесли огромные потери, и, я надеюсь, Путин сам в конце концов понял, что если дальше они попрутся в Украину, то это будет сплошной «аэропорт». То есть это та самая битва, то самое украинское косовское поле, которое, с чисто технической стороны, поражение, а с символической – гигантская победа украинского народа, огромная победа Майдана.

В книге вы пишите, что в украинских новостях про аэропорт говорили неохотно, журналисты не делали прямых включений, и только в конце все внимание было к нему приковано. Почему, на ваш взгляд, об аэропорте много не говорили в украинских СМИ? Почему к нему не было столько интереса?

Украинские СМИ получали информацию из военных источников, а военные источники в тот период, когда особенными военными победами и достижениями не похвастаешься нигде, были очень лаконичны. Это же относилось и к аэропорту: никаких победных реляций оттуда мы не могли услышать. В общем, до поры до времени об этом умалчивалось. Потом туда начали попадать журналисты – сначала украинские, потом я попал и написал об этом, опубликовал фотографии. Я горжусь тем, что после моих публикаций аэропорт попал в фокус внимания. В те дни, когда аэропорт погибал, я был рядом, в Водяном, и пытался попасть туда, но не смог. Может быть, мне повезло, что я не попал, иначе я мог бы и не написать свою книгу.

-В армии аэропорт был легендой

Вы слово «аэропорт» пишите с большой буквы, то есть это главный герой вашей книги, вы говорите, что настолько креативно и замысловато было все окружающее, что не было бы удивительным, если бы появился Спилберг и сказал бы слово «снято». Казалось, что там снимался какой-то боевик или фильм ужасов, но на самом деле это жестокая жизнь, страшная правда той войны. Воспринималась ли эта битва за аэропорт бойцами, как игра в кино? В какой-то момент, кстати, вы пишите, что у солдат была какая-то инфантильность.

В Песках стояла целая очередь из военных и офицеров, которые жаждали, мечтали попасть в аэропорт. Среди армии аэропорт был легендой – это вершина украинской войны за независимость, и каждый хотел этот Эверест покорить или открыть эту тайную комнату, в которой что-то такое открылось бы для него, чего он раньше не знал. То есть это была вершина абсолютного героизма, и многие считали, что если ты не побывал в аэропорту, то ты не все знаешь про эту войну и не везде был на этой войне. Даже сейчас начинают, к сожалению, военные выяснять между собой, кто был в аэропорту, кто не был, кто в каком был терминале, что грустно. Но каждый, кто попадал в аэропорт, попадал в какую-то потустороннюю реальность, потому что все в аэропорту было абсолютно нереальным – все эти декорации… Трудно было поверить, что это само собой разрушилось во время боев – настолько это все декоративно, замысловато было разрушено. Эти люди действительно превратились в киборгов, они поняли, что в любую секунду могут умереть. И как сказал Максим Музыка – мой друг, который был там – они все приняли кодекс самурая: если между смертью и чем-то еще есть выбор, то выбирай смерть. Поэтому все в аэропорту было на 10 градусов выше, чем в обычной жизни, чем в обычной войне. Каждый раз, находясь (там), я пытался ущипнуть себя, чтобы проснуться и понять – нет, этого не может быть, это я смотрю какое-то кино и только через четыре дня я понял, что не могу вспомнить, что я ел и пил, но я понял, что могу вспомнить, что не спал ни секунды.

Вы в своей книге приводите много примеров героизма. Приходилось ли вам сталкиваться со случаями проявления трусости в этой войне?

Понимаете, там не было случайных людей. Ведь что такое трусость? Трусость на войне – это не отрицательная графа в резюме. Трусость на войне испытывает каждый. Между трусостью и страхом очень маленькая разница. Трусость – это когда у тебя не хватает воли пересилить страх, и это не твоя вина. Просто тебя парализует, и ты не можешь вовремя вскочить, не можешь подняться и пойти в атаку, не можешь перепрыгнуть через бруствер и помочь раненому товарищу. Поэтому я бы в таких категориях не говорил. Страх, конечно, присутствовал у всех, но отчаянных примеров трусости я не видел.

-«Жена получила гроб и ни копейки денег»

В самом начале конфликта вы говорите, что украинской армии как таковой не было. Как военный журналист, которому приходилось освещать много других конфликтов, как бы вы охарактеризовали сегодня украинскую армию, уже несколько лет спустя после начала конфликта?

Украинская армия родилась на войне. Украинская армия – то посмешище, которое было, к сожалению, в печальном смысле слова – не была готова ни к какой войне. А вот та армия, которая родилась на ее месте, которая, как Маугли, родилась в лесу, среди врагов, та армия теперь готова сражаться с кем угодно. Это одна из самых боеспособных армий в Европе сегодня, и Россия это понимает. Поэтому ни о какой продолжающейся агрессии и речи быть не может. Украинская армия восстала из пепла на своей собственной войне и выковала сама себя с помощью волонтеров, с помощью всего народа – здесь и общество, и армия слились.

Вы пишите, что среди сепаратистов много уголовников, наркоманов, садистов, психопатов и так далее. У них что нет идеологии? Кого вы увидели на той стороне, за что они воюют?

Я встречался с женой одного сепаратиста, который жил в городе Орске. Не знаю, знал ли он, что есть Донбасс или не знал. Но у них в городе была организация, которая вербовала людей на войну в Донбассе. А он только что сделал ремонт. Поскольку он был немного пьющим человеком кредит отдавать ему было нечем. Этот русский парень, вместо того, чтобы найти работу, поехал в Донбасс, потому что ему пообещали 100 тысяч рублей в месяц. Никаких денег он не получил, его убили возле его же танка, он погиб рядом с Песками. Жена получила гроб и ни копейки денег. Вот типичная русская история. Наверное, большинство сепаратистов – вот такие русские наемники, потому что в России очень много безработных людей, особенно сейчас, очень много неустроенных людей, и тут удачно совпадает псевдомужская романтика – «как же так, ты не был на войне – ты жизни не знаешь» – и желание быстро срубить бабла.

-«В Донбассе было полно своих бедолаг»

В начале интервью мы говорили о смысле аэропорта для украинцев. Год прошел – этот аэропорт в руках сепаратистов. Каким смыслом он наполнился для этих людей, у которых, как вы утверждаете, как таковой идеологии нет.

Да никаким смыслом он не наполнился. Там происходит постоянная ротация: приезжают люди без роду, без племени, получают какие-то деньги или не получают, участвуют в войне. Вот один там был целый месяц на войне, стрелял из своего окопа, приехал назад – получил какие-то 30 тысяч рублей и сказал, что с другой стороны он видел негров и поляков. Как верить такому человеку? Кроме этого в Донбассе было полно своих бедолаг – без работы, без определенных занятий, бывших и сегодняшних уголовников, наркоманов, бомжей, которым просто под запись в двухкопеечной тетрадке эти вот люди Гиркина раздали оружие, щедро посланное Россией. Естественно, такое «воинство», такое «рыцарство» ни в какой Грюнвальдской битве участвовать не могло, поэтому России пришлось вводить туда регулярные войска и посылать туда из резервистов много бывших экспертов. Конечно, то, что современный танк или бронетранспортер может водить любой колхозник или тракторист – это бред, тем более, оперировать такими высокотехнологичными системами как «Бук».

В этой войне приходилось слышать «Аллах Акбар». Казалось бы, откуда в этой войне… Тем не менее, в описанных вами сценах есть бои с чеченцами, которые воюют на стороне ДНР и ЛНР. Какую роль, на ваш взгляд, они сыграли в этой войне и зачем вообще им было воевать за этот аэропорт?

Это был личный вклад Рамзана Кадырова, который хотел угодить своему любимому президенту, и послал туда – я предполагаю, что так оно и было. Чеченцы там были, трупы их мы видели, и в осаде аэропорта они участвовали. Я помню, что Рамзан Кадыров пожурил тех, кто поехал куда-то за границу воевать.

Вы говорите, что украинская сторона называет застенчиво антитеррористической операцией то, что в действительности является войной между Украиной и Россией. Но поскольку нет войны, соответственно, нет военного трибунала и наказания за невыполнение приказов. На ваш взгляд, такое название «антитеррористическая операция» было стратегической ошибкой Киева?

Нет, это была тактическая необходимость, потому что в Украине было безвластие. Путин воспользовался тем, что никто не мог принимать решения, и захватил Крым, и дальше так бы было. Я так понимаю, генеральный план был пройти по всей восточной Украине до Приднестровья и это все оттяпать, но не получилось. Украинское руководство правильно сделало, что не объявило военное положение, иначе нельзя бы было по Конституции проводить выборы. И у Украины, погрязшей в войне, которая наверняка бы продолжалась, до сих пор не было бы легитимного руководства.

Вы описываете также и события в Крыму и говорите, что война там была проиграна, даже не начавшись. Что с Донбассом: война закончилась без победителя, как вы считаете?

Есть две стороны, проигравших в войне в Донбассе. Это Россия, которая опозорила себя, загнала себя в политический и экономический кризис, из которого я не вижу, как она будет выбираться без потери лица. И, конечно, проигравшей стороной является несчастное население Донбасса и Луганской области, которые должны жить в условиях безвременья, в условиях бандитского, сталинского социализма, который там насаждают какие-то уголовники. К сожалению, Киев не может решиться вмешаться в эту ситуацию, потому что это будет возобновление войны.

Все, о чем мы сейчас говорим, начиналось с революции, которую в Киеве называют революцией достоинства, в Москве – госпереворотом. Вы называете Майдан – первым шагом к окончательному разрыву с бывшим СССР. Украине уже удалось разорвать или это очень долгий путь на десятилетия?

Украина яростно пыталась оторваться от пуповины СССР, и путинская Москва ей в этом очень помогла, взяв оружие и за них разрубив эту пуповину.

Какие у вас есть проекты, связанные с вашей книгой?

У меня были долгие разговоры с двумя голливудскими киностудиями, которые совместно хотели и хотят сделать фильм по четырем моим статьям в Los Angeles Times. Они получают права по контракту на персонажей и на ситуации, то есть на аэропорт. Согласно этому контракту, если кино будет сделано, я должен был получить 150 тысяч долларов. Вы можете меня назвать полным идиотом, и я приблизительно понимаю, как бы на моем месте поступил кто-то другой, но я не хочу получить 150 тысяч долларов за то, чтобы используя мое имя и моих персонажей, какой-нибудь даже очень хороший сценарист написал бы какую-нибудь лажу, какой-нибудь боевик про то, что произошло. Если будет сделано кино, я хочу, чтобы это было правдивое кино, поэтому после долгих консультаций я отказался, лишил себя этой огромной суммы. Я надеюсь, что со временем кто-то все равно решится поставить фильм о реальных событиях, а моя книга –о реальных событиях. Сейчас она переводится на английский язык, это будет делать один из самых лучших мировых переводчиков. Книга переводится на польский, она выйдет 20 февраля, ее выход будет посвящен событиям на Майдане. Книга выйдет в Голландии, Грузии, Эстонии.