«Я все выдумал!» Режиссер Красовский — о своей скандальной комедии «Праздник»

12 октября некоторые СМИ опубликовали новость о том, что режиссер Алексей Красовский, снявший фильм «Коллектор» с Константином Хабенским, работает над новой картиной — черной комедией о блокадном Ленинграде «Праздник». Деньги на нее собирали при помощи краудфандинга (сбор на сайте Planeta.ru закрылся 22 сентября). После этого режиссеру по телефону и в мессенджерах начали поступать угрозы от незнакомых людей; радиоведущий Сергей Стиллавин написал пост в фейсбуке, в котором утверждал, что авторы фильма «топчутся на священной теме»; депутат Госдумы (и сын Михаила Боярского) Сергей Боярский назвал картину кощунством и пообещал «сделать все», чтобы ее не сняли. Спецкор «Медузы» Саша Сулим обсудила с Алексеем Красовским, о чем на самом деле его фильм — и о чем в нем шутят, — а также откуда взялись деньги на съемки и чем режиссер не угодил российским властям.

О чем ваш фильм?

Это история о том, как привилегированная семья, живущая на особом положении, встречает новый 1942 год. На праздник к ученому, его жене и двум взрослым детям приходят два посторонних человека. И начинается… извините, комедия. Потому что сначала хозяевам приходится скрывать свое благосостояние, а потом заключить с гостями некое соглашение. В общем случаются стандартные для комедии перипетии.

Местом действия этой комедии является блокадный Ленинград?

Мы не говорим, где именно все происходит, но подразумеваем, что это окрестности Ленинграда. По сюжету главных героев скрывают от других людей, потому что отец семейства выполняет важное правительственное задание и место их жительства является большой тайной.

В чем заключаются комедийные элементы вашего фильма? Над чем вы смеетесь?

Комичность возникает из-за конфликта интересов. Очень богатые люди делают вид, что они очень бедны, и очень много врут. Параллели с современными депутатами и чиновниками, наверное, понятны. Это, как мне кажется, и объясняет, почему нас сейчас так активно хотят запретить.

Рассказывая о фильме, я всегда подчеркиваю, что это комедия, и местами она действительно черная, но чаще все-таки светлая. Если убрать из моей фразы «местами» и »чаще светлая», то получится, что речь идет о черной комедии. Но это неправда. Сейчас — уже после съемок — я даже не могу припомнить, остались ли в фильме элементы черного юмора.

В понимании многих людей «черная комедия» про блокадный Ленинград — это фильм, в котором один человек ест другого и при этом смеется. Есть ли в вашем фильме какие-то комичные моменты, связанные с самой блокадой?

Ужас блокады в фильме, конечно, обсуждается, но никаким образом не высмеивается. Конфликт в картине носит, скорее, бытовой характер. У нас есть еще один персонаж, который, правда, не появляется в кадре, — это бабушка, живущая на втором этаже. На протяжении всего фильма она выстукивает своим родным какие-то свои запросы: то ей нужно попить, то вынести мусор, то закрыть или открыть окно. Герои, которые не очень уже любят эту бабушку, вынуждены бегать наверх из уважения к тому, что она была героем Октябрьской революции. Она — тот раздражитель, который может существовать и в наше время, и во времена блокады.

То есть речь идет о комедии положений, помещенной в условия Великой Отечественной войны?

Именно так.

Почему вам понадобилось рассмотреть эти комические обстоятельства именно под такой призмой?

Когда вокруг нашей картины разверзлась бездна, я вдруг увидел, как настойчиво власть имущие пытаются доказать, что никаких привилегий и льгот в то время не было.

Я хотел поговорить о том, как образовалась эта разобщенность между богатыми — причем незаслуженно и неоправданно богатыми — и всеми остальными. Когда это началось? Мне показалось, что ответ находится именно в этой зоне — когда граница была максимально болезненной. Эти люди, ее не чувствовали и продолжали жить припеваючи, как будто ничего не происходит. Они были, они есть, и, боюсь, они будут всегда.

Вы основываетесь на каких-то исторических документах?

Разумеется, я читал книги и документы об этом. Есть книга «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.», которую я рекомендую прочитать всем, есть много документальных фильмов на эту тему. Мой фильм —художественный, вы вряд ли сможете найти такого же ученого, занимающегося тем же самым, с той же фамилией. Я все выдумал! И надеюсь, что имею на это право в нашей стране. В противном случае, давайте говорить откровенно, что в стране есть цензура и нам запрещено говорить на некоторые темы и снимать на них кино.

Даже в Музее блокады, куда я обратился, мне рассказали о тех самых вагонах с едой, которые приходили Жданову и которые, разумеется, не могли распределить на всех. Мне рассказывали о спецталонах и спецпайках, о том, что большое количество этих документов лежит в архивах и их не имеют права экспонировать.

На какой стадии сейчас находится картина?

Я сейчас ее монтирую, надеюсь закончить в последние дни, дальше пойдет работа со звуком, музыкой, цветом. Будем решать вопрос по поводу проката, это уже прокатчик будет решать — будет ли он и каким он будет. С «Коллектором» я тоже не надеялся, что какой-то прокат будет. Тогда считали, что мы обеляем профессию коллектора и ни в коем случаем нам нельзя нигде появляться. Но мы вышли в кинотеатры, и долго там держались. Как произойдет сейчас, я не знаю.

Прокатчику я собираюсь показывать фильм не в черновом, а уже в готовом виде, и вместе мы будем определяться с датами.

Будете показывать тому же прокатчику, что выпускал «Коллектора» (кинодистрибьтору WDSSPR)?

Начнем с того же, а дальше посмотрим.

Почему против вашего фильма поднялась такая волна негатива? Кто был инициатором?

Мои коллеги уже начали это расследовать. Кто стал триггером, я не знаю. Возможно, он найдется в ближайшее время. Может быть, это несколько человек, но »бомба» и мой телефон взорвались практически одновременно, 12 октября около 12 часов дня — тогда мне начали поступать звонки и угрозы.

Как они узнали о вашем фильме?

Вышла новость с большим количеством ляпов и ошибок (В каком именно СМИ, Красовский, по его словам, не помнит; одним из первых новость о фильме выпустило агентство ФАН, которое связывают с бизнесменом Евгением Пригожиным — прим. «Медузы»). Было написано, что я собираю деньги на съемки — хотя фильм уже снят; также в статье призывали запретить мне его снимать, причем в статье были цитаты депутатов, которые тоже говорили, что не позволят нам снять эту картину. Здесь они немного опоздали.

Почему именно сейчас эта волна поднялась?

Чтобы снизить интерес к действительно важным темам, которые по-настоящему волнуют всех граждан России, — вроде пенсионной реформы. Как отвлечь от нее внимание? Нужно перенаправить народный гнев на что-то другое: например, на сумасшедших футболистов, которые подрались, или на сумасшедшего режиссера, который посмел снять фильм о блокаде не в том жанре. Судя по всему, все это продлится еще неделю. А потом появится кто-то следующий.

Думаете, вы попались кому-то под горячую руку?

Я — как и многие — знаю, что существует нехитрый сценарий, который состоит в том, что несколько раздражителей или козлов отпущения должно быть в каждой сфере: в культуре, в спорте, среди чиновников. Чтобы можно было сказать, что идет борьба с ненормальными людьми, что все хорошо, мы их всех победим — главное, не переживайте по поводу настоящих проблем.

То есть это не что-то личное? По-вашему, их заинтересовал не Алексей Красовский, а режиссер, снявший комедию о блокаде?

А еще режиссер-либерал и нахал, который часто позволяет себе лишнее. Видимо, решили заодно и за все другие мои высказывания отыграться.

А что это за высказывания?

Первое было после акции 26 марта, когда я вместе с другими людьми вышел на митинг, посвященный нашему замечательному Димону, после которого задержали более полутора тысяч человек. Меня пригласили на церемонию вручения премии «Ника», и в своей речи, говоря о задержанных, я провел аналогию с залом, в котором сидели около 750 человек. Потом многие говорили, что я испортил людям праздник.

Возможно, сегодня кто-то скажет, что кощунственно проводить параллель между голодающим Олегом Сенцовым и блокадным городом, но я все-таки ее проведу. Ведь Сенцов голодал не за себя лично, а за свободу и за правду. За то, чтобы наше государство осмелилось сказать, что у нас есть политические преследования.

Вы регулярно произносите подобные политические речи?

Да, конечно. Я использую любую публичную возможность, чтобы обратиться к пока еще равнодушным людям. Делал это я и на »Кинотавре», когда получал призы за »Коллектора». Я тогда сказал, что воспринимаю эту награду как приз независимому кино, и пожелал, чтобы в нашей стране появилось больше не только независимых картин, но и независимое телевидение и пресса.

Кто вам помог снять ваш уже второй независимый фильм?

В первую очередь, я сам себе помог. Во вторую, меня выручил оператор Сергей Астахов, который согласился снимать без гонорара, предоставил всю необходимую технику и закрыл весь операторский цех. Гонорары всех остальных я оплатил из собственного кармана. Учитывая, что действие происходит в одном доме, а актеров всего шесть, это не самый дорогой проект.

Сколько денег вы потратили?

3,5 миллиона рублей.

Говорили, что фильм снимался в том числе и на деньги одного из актеров фильма — Павла Табакова. Это неправда?

Это правда отчасти. [Актриса] Марина Зудина (мать Павла Табакова — прим. «Медузы») перевела нам некую сумму через сайт Planeta.ru — с аккаунта своего мужа Олега Павловича Табакова. Я ее за это поблагодарил. Эта сумма входит в 127 тысяч рублей, которые были собраны на »Планете». Их я получил совсем недавно, они пойдут на постпродакшн: на озвучание, работу с цветом и так далее.

У вас снялись Алена Бабенко, Ян Цапник, Тимофей Трибунцев. Как они отреагировали на сценарий?

Никого из тех, кому я показывал сценарий, материал не смущал. Если бы сценарий лежал в открытом доступе, все могли бы убедиться, что в нем нет ничего оскорбительного, унизительного или ущемляющего человеческое достоинство.

Вы понимаете, почему обычные, не связанные с кино люди так живо подхватили волну негатива? Были ли вы к этому готовы?

Конечно, был. Иначе я бы не затевал все это с таким упорством. Мне было досадно, что к этому были не готовы продюсеры. Это моя пятая попытка запустить картину: в четырех других продюсеры либо передумывали, либо скрывались за месяц до съемок, подводя меня и всю остальную группу.

В России и в Советском Союзе снимались комедийные фильмы о войне: «Служили два товарища», «Женя, Женечка и Катюша», «Бумбараш» — тогда сочетание этих слов никого не возмущало. И это стало нашей киноклассикой, которая сейчас не вызывает никаких споров.

Думаю, что история о привилегиях и льготах — эта позорная страница в нашей истории — конечно, раздражает людей, которые пользуются этими благами до сих пор.

Где вы проводите границу между тем, над чем можно смеяться, и тем, над чем уже нельзя?

Я считаю, что всем можно смеяться над всем. Уж тем более художникам и творцам. Мы играем в нашей песочнице, лепим куличики, и когда других людей возмущает, что мы лепим куличики не тех форм, меня это всегда удивляет. Не мы снижаем людям пенсии, не из-за нас не взлетают ракеты.

Я не верю, что есть темы, над которыми нельзя смеяться, другой вопрос насколько талантливо это сделано. Это уже остается на совести того, кто пытается смешить. Для меня запретных тем не существует, я против цензуры в любом ее виде.