Кризис в США. Что происходит
Важный вывод: развитие информационных технологий подорвало способность капитализма «перезагружаться» через кризисы
Странно, но у нас почти не говорят о событиях в Техасе, где губернатор штата Эббот, сославшись на 1 статью секции 10 параграфа 3 конституции США, официально объявил состояние войны.
Терерь местные законы получили приоритет над федеральными, что позволяет штату самому защищать себя.
Началось привлечение новых добровольцев в состав Национальной Гвардии.
Техас поддержали Трамп, Кеннеди-младший и 25 штатов.
Заруба за границу и мигрантов происходит по той причине, что демократы превратили миграцию из Латинской Америки в инструмент политической власти и технологию победы на выборах: один миллион мигрантов сегодня – десять миллионов избирателей в будущем.
Есть искушение объяснить нынешние сложные проблемы в США простыми причинами, но я попробую копнуть глубже
У любого глобального системного конфликта есть две плоскости визуализации, почти как у айсберга – видимая и скрытая, которая и есть основанием возникшей «из-под воды» пирамиды проблем.
Примерно то же самое мы наблюдаем в США.
Невидимая часть айберга проявила себя во время пандемии.
В отчете Института политических исследований (IPS) отмечено, что за время пандемии COVID-19 общее состояние американских миллиардеров, включая Джеффа Безоса и Марка Цукерберга, выросло на 19%, или на $565 млрд, при чем тот же Безос разбогател на $36 млрд, в то время как значительная часть реальной экономики или стояла, или падала.
За эти же месяцы число американцев, обратившихся за помощью в связи с утратой работы, выросло до исторического рекорда в 42,6 млн человек.
Получаем колоссальный структурный дисбаланс модели финансового капитализма, который и разрывает все устоявшиеся традиционные социальные связи.
Каждый раунд очередной программы QE (печатанья денег ФРС) приводил к стабилизации фондовых рынков и возобновлению роста торговых индексов.
Ликвидность уходила в финансовые активы.
В то же время эффект просачивания для реального сектора экономики остается явно недостаточным.
В этих условиях чем больше ФРС «напечатает» денег, тем выше будет капитализация фондовых активов и значительнее состояние богатейших людей страны, ведь оценка их капитала – суть производная от корпоративной капитализации.
Выходит, что в США сейчас непростая дилемма: сохранять дисфункциональную финансовую систему и расширять неравенство в обществе или провести выравнивание доходов по медианному уровню и реанимацию реального сектора за счет фондовых рынков, чтобы на их месте возникла новая, более эффективная платформа финансовых посредников, что, безусловно, затронет пирамиду пенсионных, инвестиционных и хедж-фондов по всему миру.
Порвали на социальный крест
Джозеф Стиглиц, нобелевский лауреат и автор книги «Цена неравенства», в свое время указал, что в результате кризиса 2008 г. 0,01% населения США увеличили размер национального богатства, которым владеет, с 1% в 1980 г. до 5%.
В то же время американский средний класс с 2007-го по 2010-й потерял до 40% своего годового дохода, опустившись на уровень 1990-х.
По мнению Стиглица, источник неравенства в современном мире – это система рент и монополий:
»Неравенство вовсе не роковая неизбежность, а результат политических решений».
Такой показатель, как доля национального дохода, выплачиваемого работникам, в развитых странах застыл после кризиса 2008 г. на уровне 50%, опустившись с докризисных 53%.
Не в этом ли заключается массовое недовольство устаревшими элитами в США и Европе?
В тематическом докладе WID.world, составленном «лабораторией изучения неравенства в мире», ответ на причину событий в США дан графически.
На двух графиках изображена доля верхнего 1% населения и нижних 50% в национальном доходе в США и в Западной Европе в 1980-2016 гг. Траектории разнятся очень существенно.
Американский график – это не кейнсианский крест пересечения кривых совокупного предложения и спроса, а фактически приговор социально-экономической модели.
Своеобразный «социальный крест».
Цитата из отчета: «... в 2016 г. в Западной Европе на верхний центиль (1% населения) приходилось 12% национального дохода по сравнению с 20% в Соединенных Штатах.
В 1980 г. в Западной Европе на верхний центиль приходилось 10% национального дохода по сравнению с 11% в Соединенных Штатах.
В 2016 г. в Западной Европе на нижние 50% приходилось 22% национального дохода».
А в США – всего 13%, хотя в 1980 г. это соотношение было кардинально иным: в Европе – почти 24%, а в США – чуть более 20%.
Как видим, в ЕС модель перераспределения национального дохода практически не изменилась за последние 40 лет, а в США 50% населения потеряли в удельном весе 7-8% национального дохода, в то время как 1% самых богатых приобрел себе еще 9% доходов страны, перераспределив их как у среднего класса, так и у самых бедных.
Кстати, в этой модели средний класс перестает быть союзником государства и санитарным буфером между богатыми и бедными, психологически солидаризируясь с последними.
Здесь можно вспомнить работу Джереми Рифкина, в которой он говорил о том, что социально-экономическая модель ЕС имеет лучшие перспективы для дальнейшего развития, чем модель США, так как она более адаптивна к концепции экономики сотрудничества.
Пол Мэйсон в книге «Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему» говорит о «великом разрыве» капитализма по причине цифровой революции, когда инфоемкость индивида резко резонирует с получаемыми им благами.
Сегодня можно поспорить с классиком о том, что «империализм – это высшая стадия капитализма».
На примере США видно, что высшей стадией на данный момент оказался финансовый капитализм.
Это то, о чем примерно говорит «экономист-пророк» Нуриель Рубини:
миру придется выбирать, что для него важнее – спасение финансового пузыря или реальный сектор экономики и крах дисфункциональной финансовой системы.
Возвращаясь к Мэйсону:
кризис неолиберальной модели в виде сдерживания роста зарплат в пользу работодателя, когда недополученная зарплата компенсируется кредитным стимулированием населения, подошел к своему краху.
Кредитный пузырь достиг 300% мирового ВВП и его наращивание приведет к еще большему кризису.
Вдобавок к слабым экономическим циклам мы получили неустойчивые кредитные циклы.
Важный вывод: развитие информационных технологий подорвало способность капитализма «перезагружаться» через кризисы.