Письма из Луганска. Странный марафон за второй пенсией
Скрипят протезами на КПП, выставляют культи без пальцев и пустые глазницы, чтобы пройти без очереди…
Спецпроект «Главкома» «Письма из Луганска». Наша читательница все годы войны живет в оккупированном Луганске. Она рассказывает о жизни по ту сторону линией фронта: о том, как все начиналось, чем закончилось и можно ли еще что-то изменить...
Как вы понимаете выражение «достойная старость»? Можете, конечно, упрекнуть меня в наивности, но для меня это какой-то неизменный атрибут старения человека, достойно прожившего свою жизнь. Как знаменатель всего, что было сделано за всю жизнь. Как воплощение пресловутого выражения каждому по заслугам, хотя здесь я уже чуть теряюсь, потому что и очень достойные люди встречают свою старость совсем не достойно. Но в любом случае, это маркер прожитой жизни. В Америке стариков показывают неизменно опрятными, чистыми, ухоженными. О них заботятся порядочные люди, а весь их досуг – это беседы, книги, фильмы и созерцание своей прожитой жизни. Я хочу сказать, что в «республике» вряд ли применимо это выражение. Или, может, быть, я просто не встречала тех людей, кто читал бы на лавочке достойно книгу, не думая про хлеб насущный и не заботясь о своём завтрашнем дне. Все, кого я вижу, это или вызывающие жалость старики, или вызывающие раздражение своей алчностью пожилые люди. И те, и другие, неуместны. Не в моей жизни, конечно, но они мешают всем вокруг – пассажирам маршруток, добирающимся на работу в час-пик, тачечникам, работающим на станичанском мосту, покупателям на рынке своей медлительностью и излишней требовательностью, врачам «скорой» за такие частые и однотипные вызовы – понервничал от того, что ходил в Украину, давление прыгнуло, плохо…
И ещё этой алчностью на старости, которая никак не вяжется с достоинством. Этот последний прыжок за деньгами, будто бы своими, но добытыми таким сумасшедшим трудом. Нужно сделать ещё так много! И они бегут, резво бегут вперёд, давая фору молодым. Скрипят протезами на километровых переходах КПП «Изварино», выставляют культи без пальцев и пустые глазницы, чтобы пройти без очереди в бесконечных очередях среди таких же, суют всем под нос справки, что они участники боевых действий – какой войны, где? И вызывают этим проклятия и ненависть таких же. Бесконечно поучают – «уступи место инвалиду» – таких же инвалидов. Нелепы в своей странной униформе для поездок – домашних халатах, банных тапочках, с сумкой-редикюлем внучки и спортивных штанах для тепла под халатом. Нелепые, странные, старые, смешные. Молодящиеся. Везущие назад конфеты и мыло, туалетную бумагу и лекарства, гордящиеся тем, что смогли купить так много, что смогли обойти в этой очереди более немощных или менее проворных. И умирающие вовсе недостойно – на бегу, на ходу, на остановках. Падающие прямо в грязь, разжимая ладони с
пригоршней лекарств, так и не донесенных до рта. «Скорая» констатирует очередную смерть на этом мосту-переходе. Очередную трагедию, которая стала в череде этих смертей далеко не первой. И умерший будет ещё полдня лежать на мокрой земле под дождём, пока специальная машина не заберёт его. Накрытый от чужих любопытных глаз. Нелепый в этом последнем рывке всё успеть и сделать хотя бы на несколько часов свою жизнь лучше. Не победитель, а побеждённый в этом странном марафоне за второй пенсией и лучшей, вероятно, достойной, жизнью.