Предварительные итоги переговоров в Елисейском дворце
Долгое тет-а-тет с переходом к па-де-труа
Наконец в иностранных передвижениях президента Украины и его команды появилась столица, важность посещения которой понятна для украинского общества. Париж является соавтором Нормандского формата и Минских договоренностей, именно ему (вместе с Берлином) Европейский Союз доверил поиск дипломатических путей стабилизации ситуации в Донбассе. На фоне ее критического обострения через провокации путинского режима необходимости провести очные консультации с французским руководством не вызывает сомнений, особенно когда к двум президентам – хоть и виртуально – присоединилась канцлер Германии.
Главная тема двух- и трехсторонних переговоров почти самоочевидна: даже в эпоху пандемии нет для нас темы важнее, чем противодействие российской агрессии, которая снова рискует перейти в горячую фазу. Гораздо сложнее определить, что выложили на стол переговоров лидеры трех государств и с чем они покинули зал, в котором проходили переговоры.
В поисках ответа, который хотя бы частично отражал реальное положение вещей, остается только препарировать тексты официальных сообщений, материалы пресс-конференций и позже анализировать то, что сочтут нужным сообщить «источники, близкие к переговорам». Мне уже приходилось писать, что тайна является нормальным инструментом дипломатической практики. Впрочем, совсем ненормальной является ситуация, когда общественность не получает достаточной и своевременной информации о нашей позиции по экзистенциальным для страны вопросах и результатах соответствующих переговоров. Например, хотелось бы знать, каково детальное содержание франко-германских «кластеров», которые собираются обсудить 19 апреля советники президентов и канцлера. Кстати, там, наверное, будет и господин Козак, который недавно пугал нас возможностью «конца Украины как государства».
Если исходить из текста интервью, которое Владимир Зеленский дал газете «Ле Фигаро» накануне визита, то он ехал в Париж прежде всего с намерением «достучаться» до Эммануэля Макрона, побуждать французских партнеров повысить активность на нормандском направлении до того, чтобы сделать ему «искусственное дыхание» и заставить работать «один орган», очевидно, Россию. Надеюсь, что украинский президент нашел правильные слова и убедительные аргументы во время встречи с глазу на глаз, которая продолжалась более полутора часов, чтобы его французский коллега понял всю драматичность и опасность современной ситуации для Украины и Европы - после месяцев успокаивающей риторики о «перемирии », которое якобы работает, несмотря на постоянные потери с украинской стороны.
Пока неизвестно, какой была переговорная позиция Э.Макрона. В общем характерной чертой управленческого стиля нынешнего главы Франции является максимальная герметичность, нетерпимость к любым несанкционированным утечкам информации. Не стала исключением подготовка к нынешней встречи: все мои французские собеседники констатировали режим «радио тишины» со стороны Елисейского дворца.
Если возвращаться к врачебной аналогии с интервью президента Украины, то способность Франции эффективно выполнять функции реаниматолога будет зависеть от преодоления амбивалентности французской дипломатии на российско-украинском направлении, заключающейся в наличии четкой позиции по поддержке суверенитета и территориальной целостности Украины, сохранение режима санкций против России рядом с иллюзией о возможности наладить конструктивные отношения с ней даже при путинском режиме.
В последнее время я слышал мнения относительно дальнейшей эволюции отношений французского президента в путинской России. Он, якобы, наконец понял бесперспективность ожиданий по изменению поведения Владимира Путина благодаря «новому качеству» диалога с ним, появлению в ней конструктивной составляющей, готовности к сотрудничеству с Западом на цивилизованных условиях, по крайней мере в кратко- и среднесрочной перспективе. Вместе с тем для нас (если предположить, что это утверждение соответствует действительности) существенными являются прежде всего практические последствия интеллектуальных упражнений в форме новых политических шагов или, минимально, новых политических акцентов.
В частности, четкое понимание того, кто является агрессором, а кто – страной-жертвой агрессии, которое публично продемонстрировал Э.Макрон еще в процессе президентской кампании 2016-2017 годов, не слишком стыкуется с попыткой занимать равноудаленную позицию незаангажированного посредника при почти каждом ухудшении ситуации в Донбассе, призывая к сдержанности обе стороны. Именно такой была первая франко-германская реакция на последнюю эскалацию напряжения, вызванного наращиванием российского военного присутствия. Тональность начала меняться только после заявлений Джозефа Байдена и других американских чиновников.
Таким образом, важно увидеть, какие рецепты для преодоления нынешнего кризиса и реанимации «Минска» предложил франко-немецкий дуэт и какой была реакция украинской стороны. Можно с достаточной степенью вероятности предположить, что краеугольной темой переговоров во всех форматах был поиск вариантов «разминирования» ситуации в Донбассе, которая стала взрывоопасной. С другой стороны, трудно представить, чтобы франко-немецкие партнеры предложили нам «лекарство» другое, чем успокаивающие или были готовы предоставить какие-то новые типы помощи вроде летального вооружения, или инициировать ужесточение санкций против России. В этом же контексте, несмотря на мою персональную поддержку призывов В.Зеленского к предоставлению Украине ПДЧ или членства в ЕС, в системе реальных координат и Франция, и Германия явно не будут среди наших промоутеров в решении этих задач. Если я правильно понял слова президента Украины на его брифинге в Париже, Э.Макрон даже не пообещал дать ответ на переданный ему проект соответствующей декларации.
Заявление, сделанное по итогам трехсторонних переговоров спикером федерального правительства Германии, также свидетельствует об отсутствии признаков «добавленной стоимости» после встречи в Париже. Конечно, важно, что Франция и Германия вместе с Украиной призвали к отводу российских «подкреплений» от границы с Украиной, но в остальном это заявление носит общий характер, к которому мы уже привыкли (привыкли, пожалуй, и русские) и который явно не соответствует остроте текущего момента.
Новая волна российской агрессии и международная реакция на нее, включая сегодняшнюю встречу и видео-конференцию, дает повод задуматься над двумя вещами.
Во-первых, есть ли будущее у Минского процесса? Парижский саммит 2019 года, заявления В.Путина на нем и дальнейшее развитие событий окончательно показали невозможность - в условиях тотально деструктивной позиции России - решить в его рамках проблемы, которые являются принципиальными для урегулирования ситуации в Донбассе в соответствии с национальными интересами Украины. Может что-то реально изменить еще одна встреча советников или даже глав стран нормандской четверки? Вспоминается один из канонов кремлевской дипломатии: для достижения своих целей затянуть соперника в бесконечный переговорный процесс.
Во-вторых, нынешняя ситуация вновь продемонстрировала недостаточный уровень практической мобилизации властных институтов и общества в деле противостояния российской агрессии. Всплески активности и эмоций не могут заменить повседневной эффективной работы по повышению оборонной способности государства, которому должна быть подчинена вся деятельность государственного аппарата и экономики страны. А мы должны помнить, что война, к сожалению, продолжается, и будущее страны и каждого из нас будет зависеть от ее итогового баланса.