Путинский режим заклинило

Все, что делает сегодня Кремль на политическом поле, говорит об одном: механизмы правления, которые существовали на протяжении двух десятков лет, себя исчерпали. А новую модель властвования Кремль отстроить уже не может.

Так, что же исчерпано?

Выборы с заранее гарантированным результатом перестали быть надежным средством легитимации власти. Сбой может случиться в любом месте и в любое время. Более того, выборы становятся каналом для выхода протестных настроений.

«Единая Россия», как партийное оформление всевластия, вызывает в обществе отторжение, превратившись в фактор дестабилизации.

Нанизанные на властную вертикаль структуры, которые должны ее очеловечить в виде Общероссийского народного фронта, общественных палаток, СПЧ и прочего конфетти, выглядят декоративными побрякушками.

Внешняя политика с устрашающим оскалом, цель которой укрепить народную поддержку Кремля за счет демонстрации державного величия, воспринимается обществом, как способ отвлечь внимание от его реальных нужд.

Вся эта многоэтажная конструкция правления, изъеденная ржавчиной, грохочет и ковыляет. Но непонятно куда, разваливаясь на куски, которые принимаются жить своей жизнью. А потому репрессии становятся для центра действенным (как кажется власти) инструментом контроля за ситуацией. О большем и мечтать не приходится. О чем свидетельствует печальная судьба путинских «нацпроектов», так и оставшихся мечтой нацлидера.

Репрессивный каток утюжит все вокруг, следуя русской традиции. Значит, размазывая печень по асфальту. Иначе силовики не умеют. Машина насилия у нас не может работать селективно и по правилам. Ведь правил нет! А потому каток давит всех: и политических, и нейтральных, и лояльных, и оппозиционных.

Взрыв общественного протеста в связи с «делом Голунова» и «делом Устинова», в котором бросился участвовать кремлевский пропагандистский спецназ и даже секретарь генсовета Единой России Турчак, говорит о том, что правящее сословие осознало надвигающуюся - для нее!- угрозу. Это угроза попасть под каток, который не разбирает своих и чужих.

Участие провластных сил в разрешенном сверху протесте против полицейского беспредела выглядит как попытка самой власти создать общественный консенсус по поводу «красной линии». Переход за эту линию должен вызывать одобренное обществом наказание – политических и протестующих без разрешения власти можно давить. Причем, само понимание «политического» оказывается намеренно расплывчатым.

Власть, конечно, попытается использовать цеховую, профессиональную солидарность, которая начала возникать сегодня, для того, чтобы размыть общегражданскую солидарность. «Мы вытаскиваем своего парня. А на остальное и на остальных нам наплевать!» - вот вам и способ разбить протестное движение и создать новую базу стабильности в противовес смутьянам. Разве не остроумно?!

Впрочем, все это не означает, что впредь не будет новых «Голуновых» и «Устиновых». Принятая властью тактика массового превентивного устрашения не имеет определителя настроений.
Между тем, любое отступление власти и освобождение жертвы из когтей «правосудия», а тем более наказание правоприменителей за неоправданную «суровость» опасно для политического режима. Ведь в этом случае подрывается принцип его безопасности- лояльность силовиков в обмен на их безнаказанность.

Возникает системная ловушка. С одной стороны, при эскалации репрессий под раздачу попадут свои. Причем, свои с разных этажей общественной лестницы. Ибо угроза быть раздавленным должна укрепить верноподданичество элиты и отбить у нее охоту бурчать. Даже в мягком кудринском стиле.
Еще важнее то, что эскалация репрессий сверху может вызвать эффект бумеранга снизу.

С другой стороны, от насилия нельзя отказаться. Никак нельзя! Ибо прогнили политические устои, которые позволяют Кремлю удерживать контроль за обществом. Впрочем, запущенный каток остановить невозможно. Для самой власти, которая не имеет иных критериев силы, отказ от насилия - проявление слабости. А потом куда девать сотни тысяч тех, кто ничего не может, кроме как размазывать печень по асфальту?

Словом, систему заклинило. Никакой мировой опыт не может нам показать, как из этого состояния выходить мировой державе, которая потеряла ориентир и теряет механизм управления собой.