Страна запретов. О подлинном и вымышленном экстремизме
Свобода – самый страшный и реальный враг диктатуры
В России запретили «международное движение ЛГБТ». Немецкая пресса с удивлением отметила не только абсурдное упоминание о «движении» в этой формулировке, но и странное обоснование запрета – сексуальность приравнена к «разжиганию социальной и религиозной ненависти».
Подоплека подобных решений в авторитарном режиме, быстро превращающемся в диктатуру, ясна: укрепление безграничной власти над населением, создание образа врага. Предлагая простые антиномии «плохой-хороший», «свой-чужой», Кремль добивается народной поддержки, а отвергаемое меньшинство кладется на жертвенный алтарь во славу национального единства.
Это меньшинство получает лейбл «экстремистского». Простая дефиниция экстремизма не содержит пейоративного оттенка. Экстремизм – это, исходя из латинского оригинала, то, что лежит на краю, выходит за рамки обычного и приобретает черты опасности лишь в определенном контексте. Этот контекст может быть политическим.
В новейшей истории экстремистскими называются движения, угрожающие существованию государства. Таким образом, в Германии, как и в России, о политическом экстремизме говорят в пейоративном контексте. Исключение экстремизма из поля положительного и внесение его в поле опасного происходит в обеих странах. Это служит укреплению государственного строя в той и другой политической системе, однако определение экстремизма полярно, как и основные принципы существования этих систем.
В Германии тоже принимают меры против экстремизма. В последнее время министр внутренних дел ФРГ, социал-демократический политик Нэнси Фезер провозгласила решительную борьбу против «экстремистских движений». На протяжении нескольких месяцев были запрещены десятки объединений и организаций, в том числе поддерживающее ХАМАС объединение «Самидун», движение рейхсбюргеров и радикальных байкеров, названные экстремистскими. На сайте МВД ФРГ говорится о 19 запретах в области «правого экстремизма», 14 – в области исламизма, одном – в области левого экстремизма, 93 – в области «международного экстремизма», 33 – в области уголовно-политического экстремизма и двух – «по другим причинам».
Кремль всегда чутко регистрировал подобные заявления и шаги политиков в западных странах. Авторитарная власть стремится легитимировать свои действия, имитируя демократические процессы за границей, а в реальности приспосабливая терминологический арсенал Запада для своей пропаганды и тем самым создавая иллюзию идентичности принимаемых мер. При различии конечных целей борьбы с экстремизмом сходство риторики создает видимость, что «везде все одинаково» – такой тезис российская пропаганда усердно внедряет в сознание населения. Естественно, одинакова только вербальная оболочка.
В Германии под экстремизмом понимают «устремления, которые отрицают демократическое конституционное государство и его фундаментальные ценности, его нормы и правила». Естественно, российское государственное устройство отрицает демократию как метод управления, отрицает саму возможность либерального плюрализма и свобод, которые не считаются в России «ценностями».
В стремлении копировать теоретические обоснования основ западной демократии российские пропагандисты адаптируют слово «ценности» к условиям и ментальности авторитарного режима. В число «ценностей» включают семью, многодетность, любовь к родине. За скобками остается, что эти моральные общечеловеческие ценности не отрицаются и в западных демократиях, что семья защищается Конституцией ФРГ, например, в любом ее виде, независимо от пола ее членов. Демократические конституции защищают от дискриминации не только по религиозному принципу, но и по принципу половой и этнической принадлежности. Это отражено в законодательстве правового государства. Дополнительной защиты не требуется.
В российском обосновании запрета несуществующего «движения ЛГБТ» декларируется защита религии и социального мира, который на деле подрывается аберрацией понятия «угроза». В западных демократиях подверженными угрозе считаются меньшинства – в том числе сексуальные. В России меньшинства становятся благоприятной мишенью для проекции социальной неудовлетворенности, в их сторону направляется ненависть. Таким образом достигается эффект сплоченности и единства большинства. Подобная сегрегация «неугодных» укрепляет авторитарную власть, предлагая простые формулы для иллюзии величия нации.
Российское государство достигает поставленной цели, называя экстремистами непопулярную у большинства группу, которую трудно и невыгодно защищать, но легко очернить. Запрет на свободу слова затрудняет осознание пагубности аморальной общественной травли подавляемого меньшинства.
Экстремисты в Германии тоже представляют меньшинство населения. В рядах сочувствующих запрещенной организации ХАМАС было не более 450 активных граждан. По несколько сотен человек симпатизировали и рейхсбюргерам, и радикальным байкерам-националистам. Однако, по трактовке МВД ФРГ, они представляют реальную опасность для свободного демократического устройства, поскольку ставят своей целью его устранение и «замену порядком, соответствующим их собственным представлениям».
Очевидно, что ЛГБТ не подрывают государственное устройство России. Поэтому пропаганда авторитарного режима прибегает к методу дискредитации граждан в зависимости от их сексуальных предпочтений и гендерной идентичности, якобы угрожающим абстрактным «ценностям», хотя на деле защищается только власть авторитарного правителя.
»Экстремалами» на закате Советского Союза называли представителей движений, которые расшатывали основы диктатуры, хотя тогда это понятие не содержало явного уничижительного оценка. Теперь «экстремисты» – это те, на кого легко напустить разъяренную толпу, направляя народный гнев по выгодной авторитарной власти траектории. Быть экстремистом в России не просто «плохо» – это еще и «позорно». Экстремист – это чумной, заразный, прикасаться к нему и водиться с ним опасно. Такая трактовка экстремизма отсутствует в демократических странах.
В понимании немецкой демократии, экстремистские движения «одобряют насилие как допустимое для достижения своих собственных целей средство, пропагандируют или даже практикуют его». «Самая агрессивная воинственная форма экстремизма – это терроризм», – говорится на сайте МВД ФРГ.
Понятно, что представители ЛГБТ далеки от воинствующего экстремизма и насильственных методов. Ранее в России экстремистами называли лишь террористов. Однако с укреплением авторитарного режима и его антигуманных методов рамки «экстремизма» радикально расширились.
Апологеты режима по-своему последовательны, когда защищаются от маргинальных групп и оппозиционных течений. Экстремистами они называют тех, кто напрямую или косвенно угрожает власти Путина, будь то мирный ФБК или безобидные лесбиянки и геи. Привлекательные альтернативные партии, союзы и объединения вроде движения Навального напрямую угрожают кремлевской группировке, незаконно удерживающей власть. Люди иных сексуальных предпочтений или трансгендеры разрушают привычную картину мира, требуя свободы самовыражения.
Свобода – самый страшный и реальный враг диктатуры. Это Путин и его подельники хорошо чувствуют. Поэтому они, начав с запрета прайдов и «гей-пропаганды», пришли к делигитимации ЛГБТК+, естественно, понимая, что это не движение, а лишь принятая в мире аббревиатура. Заклеймив этих людей как «движение», режим создал видимость очередной угрозы, от которой следует защищаться. Так удобнее посеять панику, обосновав необходимость мобилизации против любого «врага». Для этого народу нужна сильная рука – конечно же, рука Путина.
Вполне закономерно, что, находясь в условиях закупоренного информационного пространства и не имея представления о демократической дискуссии, население послушно подчиняется готовым лозунгам. Так удобнее. К сожалению, это же население не понимает, что реакционный режим рано или поздно приведет к тоталитарной, удушающей несвободе для всех – и под этим подразумевается не только заключение людей в лагеря и тюрьмы.
В условиях несвободы повышается уровень агрессивности, люди становятся аморальнее и несправедливее, жестче друг к другу. Теряется понимание того, что основой общественной жизни является этика. Говоря о ценностях, которые он якобы защищает, запрещая гомосексуалам открыто выражать свои предпочтения, режим провоцирует жестокость на микроуровне общества, поскольку нападает на его «ценностную» ячейку – семью. Несвобода на макроуровне ведет к тому, что агрессия находит себе выход в бытовых ситуациях. Уровень домашнего насилия в России, как и во всех авторитарных несвободных странах, высок.
Рано или поздно российский Левиафан обратится против самого себя. Чудовище будет пожирать своих детей. Путин планирует только на короткую перспективу своей оставшейся жизни, однако плоды его злодеяний останутся в почве России и взрастут когда-нибудь, как грозное войско из посеянных зубов дракона.
Защищая свою власть от вымышленного «экстремизма», Путин сеет насилие и настоящий, крайне опасный для России воинствующий экстремизм, который трудно будет искоренить. Печально, что многие обыватели поддерживают авторитарные тенденции, не ведая, что роют яму для самих себя. К сожалению, надежд на самоочищение народа, либо равнодушно регистрирующего очередные законы тоталитарного государства, либо поддерживающего их, становится все меньше.