Три внешних инфляционных шока. Чему Украина может научиться у Турции
Турция хочет стать развитой страной с уровнем дохода как в среднестатистической европейской стране
Турция демонстрирует пример монетарного лавирования в исключительно сложных внешних условиях.
Глобально, Турция, как и любая динамично развивающаяся страна, испытала на отрезке 2019-2023 годов три внешних инфляционных шока.
Сперва, шок отложенного глобального спроса после завершения пандемического кризиса в 2020 году.
Затем, шок предложения, связанный с разрушением глобальных цепочек поставок.
И в завершении, шок связанный с ростом цен на энергоресурсы.
Будь Турция развитой страной как США, она повышала ставки.
Будь Турция страной без амбиций по созданию своей промышленной платформы как Украина, она повышала бы ставки.
Но Турция в подушевом ВВП пока в клубе стран 10 000 дол+ (у нас в два раза меньше).
То есть, пока, не США.
В тоже время, Турция хочет стать развитой страной с уровнем дохода как в среднестатистической европейской стране.
То есть, у нее, в отличие от нас, есть амбиции роста (у нас, амбиции консервации).
Волна из трех инфляционных шоков застала Турцию в фазе «большого толчка».
Увеличить ставки центробанка в такой ситуации – «слить» результаты промразвития за несколько лет.
Как слили их у нас в 2019 году, правда в Украине сливали не результаты развития, а остаточный промпотенциал.
И Турция перешла к неортодоксальной/немейнстримной монетарной политике, реагируя на инфляцию снижением ставок для стимулирования предложения.
Если инфляционные шоки носят экзогенный, внешний характер, то рост ставок принес бы лишь сверхдоходы для финансового, спекулятивного капитала.
Но монетарное стимулирование не может быть вечным, максим 2-3 года.
Затем, монетарный импульс утрачивает продуктивную функцию.
Именно поэтому, Турция сейчас частично переходит к ортодоксальной монетарной политике, хотя очень специфической.
Я, кстати, предполагал такой разворот.
Базовая ставка турецкого центробанка увеличена с 8,5% до 15%.
При инфляции в 39%, реальная ставка (базовая минус инфляция) все равно остается глубоко отрицательной (-24%).
То есть, частично импульс сохраняется.
Даже новая глава турецкого центробанка, Эркан, прошедшая школу в мировых финструктурах, увеличила ставку до 15%, а не до 25% как ожидали мейнстримщики.
В Украине, кстати, реальная ставка +10%, что формирует как монетарную жесткость, препятствующую развитию, так и почву для получения сверхдоходов финспекулянтами.
Пресс-релиз турецкого ЦБ:
«...Комитет решил начать процесс ужесточения денежно-кредитной политики, чтобы как можно скорее установить курс дезинфляции, закрепить инфляционные ожидания и контролировать ухудшение ценовой динамики...».
В результате такого монетарного маневра, Турция в 2020-2022 годах за счет монетарного стимула сохранила и развила свою промышленнкю платформу, а в 2023-2024, возьмет под контроль и инфляцию.
Сперва, экономический рост и структурная перестройка, затем, обуздание инфляции.
У нас делают все с точностью до наоборот: обуздание инфляции и затем, надежда на развитие.
В результате, в Турции промсектор становится сильнее и модернизированнее, а у нас – системная деиндустриализация.
Что вполне логично.
Из формулы турецкого успеха нельзя вычеркнуть монетарную составляющую в виде немейнстрима.
Нельзя представить его ошибкой, которую сейчас начали «исправлять».
Нет, все действия по достижению роста в Турции находятся в своем диалектическом единстве, как и пазлы нашего неуспеха.
Все взаимосвязано.
Нельзя взять турецкую промполитику и попробовать ее реализовать на движке нашей монетарной политики.
Так это не работает.
Турецкое правительство не смогло бы достичь темпов роста в 11,4% в условиях монетарной политики НБУ.