Великие чужие. Люди с идеалами в России постоянно оказываются изгоями

Последний раз я видел В.И. давно. Она внезапно возникла в глубине коридора в невероятном коричневом массивном, в пол, кожаном платье. И уже одним этим нарядом, а не только своей внешностью или искореженным советской карательной тюремной системой неповторимым голосом выделялась среди всех гостей светского мероприятия на одной известной радиостанции.

История распорядилась так, что в день ее похорон в Москве объявили общегородской траур: накануне 23 человека в столичном метро убила стрелка, прикрученная трехмиллиметровой проволокой. В стране, живущей с колючей проволокой в головах, на заборах бесконечных зон и секретных объектов, ею заодно прикручивают и стрелки на рельсах метро. Ничего удивительного.

Внезапная смерть Валерии Ильиничны Новодворской и реакция на нее как российской власти разных времен (все-таки и Путин, и Медведев, и Горбачев соболезнования выразили — и правильно сделали, политики обязаны разбираться в масштабе личностей), так и той части общества, которая в принципе способна на что-то реагировать, обнажила одну занятную, но не забавную особенность российской жизни.

В.И. даже некоторые ее единомышленники и поклонники в своих некрологах вскользь называли вроде как не совсем нормальной. Юродивой.

Понятно, что она была особенной. Но отстаивала никакие не уникальные, а совершенно естественные в цивилизованном мире, мейнстримные, давно укоренившиеся, ставшие водой и воздухом повседневной жизни ценности.

Просто в России за норму всегда приходится бороться. Здесь норма — доблесть и чудо. Сторонник нормы — юродивый. Борец за норму — изгой.

И вот что получается: Россия вроде бы постоянно подает себя миру страной великих идеалов. Мол, у нас единственные союзники не армия и флот, не газ и нефть, а Бог и Дух. Мы и сейчас кувалдами государственной пропаганды пытаемся вбить в головы обывателей, что Россия — последний оплот идеалов на этой планете в противовес погрязшему в разврате и бездуховности Западу.

Но при этом люди с идеалами, реально живущие исходя из своих идеалов, их отстаивающие, у нас всегда отторгаются властью и толпой. В.И. и Андрей Дмитриевич Сахаров — хрестоматийные примеры.

При этом особенно дико слышать про ненормальность Новодворской, например, из уст руководителя СМИ, у которого журналистка, открытым (и с удовольствием напечатанным) текстом призывающая делать абажуры из людей с отличными от ее взглядами, считается нормальной.

Врать по главному телеканалу страны про распятие мальчика на доске объявлений в украинском Славянске у нас почему-то нормально. И депутаты Госдумы, наказывающие всех российских детей-сирот за «американские обиды» нескольким российским чиновникам и силовикам, нормальные. И Дмитрий Киселев с Кургиняном, несущие в массы радиоактивный пепел, — не просто нормальные, а еще и заслуженные, награждаемые и привечаемые государством персонажи.

А люди, призывающие к ненасилию, торжеству закона, неприкосновенности частной собственности, невмешательству в дела других государств, к тому, чтобы государство защищало права граждан законными способами, а не любой правящий режим с помощью бесправия всех остальных, — ненормальные.

Тихим голосом говоривший о зверствах советских войск в Афганистане с трибуны Всесоюзного съезда народных депутатов 25 лет назад старый уже и больной Андрей Сахаров был в сознании масс ненормальным и юродивым. Зато депутат-ткачиха (или доярка, не помню уже), с той же трибуны того же съезда во время рассмотрения законности пакта Молотова — Риббентропа, который привел к самой страшной и кровавой войне в истории человечества, вопрошавшая: «Ну Молотов, понятно, это бывшая Пермь, а Риббентроп — это где, в Латвии или в Эстонии?» — считалась вполне нормальной. Достойный представитель народа из «нерушимого блока коммунистов и беспартийных».

Жириновский, Мизулина, Милонов, Глазьев, Рогозин в нашей стране часть власти, практически элита общества. А Новодворская, видите ли, юродивая.

Как ненормальным моментально был объявлен за критику российской деспотии и апологию западных ценностей еще и посмевший принять католичество Петр Чаадаев. Всякий экзальтированный лакей без принципов и совести у нас всегда достойнейший член общества. Всякий несгибаемый свободный человек с искренними идеалами — пария, люмпен, изгой.

Спору нет, человек, имеющий твердые убеждения и по этим убеждениям живущий, всегда неудобен. Мне самому, например, сомневающиеся ближе абсолютно уверенных.

Мы не обязаны быть героями и посвящать свою единственную, неповторимую, короткую и «не пойми-зачем-проживаемую» жизнь политической борьбе. Только в России все всегда устроено так, что, по меткому замечанию живущего в Швейцарии русского писателя Михаила Шишкина, наша страна подходит только героям или мерзавцам.

Обычному приличному человеку середины в ней постоянно не место. А все потому, что единственным идеалом у нас назначается всякая точка зрения власти. «Колебался ли при проведении в жизнь линии партии? Колебался вместе с линией», как шутили в советские времена.

Валерия Новодворская выходила на одиночные пикеты с нынешним российским флагом тогда, когда он был запрещен. Она принципиально отказывалась уезжать из России, которую (не столько страну, сколько власть) столь же принципиально не любила.

Это к вопросу о том, кто тут истинный патриот, раз уж у нас опять пошла эпоха, когда модно публично мериться размерами патриотизма.

В России давно возник и постоянно ширится пантеон «великих чужих». Изгоев, живших поперек и вопреки. Протопоп Аввакум, Чаадаев, семеро протестовавших на Красной площади в 1968-м против ввода советских войск в Чехословакию, академик Сахаров… Теперь вот В.И. В таких случаях иногда пишут, что эти люди служат оправданием России.

Но как же, черт возьми, хочется, чтобы наступило время, когда России будет не за что оправдываться. И чтобы за нее не было так стыдно. «Великие чужие» своими жизнями и смертями изо всех душевных и физических сил пытались приблизить этот момент. Не для себя старались.