«Підводні камені» кризи в Катарі

Мовою оригіналу

Информационный шум вокруг второго по счету кризиса в отношениях между Катаром и странами-соседями все более насыщается политикой. Это значит, что экономический аспект очередной эскалации слишком серьезен для того, чтобы привлекать к нему лишнее внимание со стороны прессы.

С конца прошлого года Эмират Катар принял участие в масштабных усилиях РФ по выработке торговых механизмов, которые нужны для обхода вполне вероятного эмбарго на экспорт российской нефти - в ходе этих превентивных антиблокадных мер, «Роснефть» разработала обширную тактику бартерных операций, которые прессе не оглашаются.

По этой тактике, потребители российских компаний в Индии смогут получать нефть от продавцов из Ирана и Катара. Компании и фонды этих стран, в свою очередь, в расчет за такие поставки будут получать российскую нефть, чтобы снабжать ею пока что очень немногочисленную клиентуру компаний РФ в Восточной Европе.

Такая в принципе заурядная торговая тактика сможет помочь РФ избежать убытков от ограничений на экспорт нефти. Это на тот случай, если США и ЕС найдут веские причины для эмбарго. Гадать каким оно может быть, упредительно-временным, либо целевым и долгосрочным, пока что нет никаких оснований. Но перефразируя известную пословицу про черного кота, никаких оснований к эмбарго никто в упор не видит, но упорная подготовка к нему в Москве идет.

Архитектура подготовки РФ к эмбарго

В ходе реализации подобной торговой тактики, «Роснефть» в начале этого года получила от консорциума суверенного фонда Катара и швейцарского трейдера Glencore $10,2 млрд инвестиций взамен 19,2% своих акций. После того, как реализация этой сделки была открыта, «Роснефть» перешла к второму шагу построения будущей антиблокадной бартерной сети - начала выходить на рынок Индии. Совместно с дружественным московским инвестфондом и глобальным трейдером Trafigura, эта российская компания летом прошлого года заключила контракт о покупке за $12,9 млрд индийской нефтекомпании Essar Oil.

Эта сделка была затянута на стадии открытия до минувшей весны, в то время как в январе этого года, акции «Роснефти» были оплачены, и консорциум во главе с Qatar Investment Authority вступил в права нового акционера. Таким образом, суверенный фонд Катара стал вторым по счету частным акционером «Роснефти» после британской ВР с 19,7% акций, уравновесив влияние этого инвестора. И только после закрытия сделки с Катаром, «Роснефть» приступила к поэтапной реализации контракта на индийском нефтяном рынке.

В атмосфере всеобщего отрицания

В результате этих сделок, Катар, а также конкурирующие между собой глобальные торговые компании Trafigura и Glencore, получили шанс заработать на обходе международного нефтяного эмбарго против РФ, в случае, если США, Канада и ЕС решатся нанести по РФ такой удар.

Очень симптоматично, что в самой Москве, подобный антиблокадный аспект российских нефтяных сделок с Катаром и Индией вообще не обсуждался. И не обсуждается. А такая игра в замалчивание выглядит неуместной, но очень характерной чертой нынешней российской власти. Неуместным замалчивание истинной направленности российский нефтяных «суперконтрактов-2016» выглядит по двум основным причинам.

Во-первых - катарская и индийская сделки еще в 2015 году не числились ни в каких российских планах. Как-то здорово прикипело. А когда прикипает, ситуация требует более внятных объяснений, чем «долгожданная приватизация» или «луч либерализации нефтяного сектора». Ранее, с середины 2000-х, в отношении возможной приватизации госпакета акций «Роснефти» речь шла о других вероятных покупателях. Ими вполне официально назывались самые главные покупатели российской нефти на Дальнем Востоке, и заказчики услуг нефтепровода ВСТО. Это компании Китая, а также дальневосточные партнеры корпорации ВР.

Во вторых - замалчивание российскими медиа антиблокадной направленности сделок с Катаром и Индией выглядит очень неуместно по самой простой причине: их масштабности. По стоимости, покупка компании-импортера нефти в Индии и продажа Катару веского пакета акций «Роснефти» выглядит самыми дорогими в современной российской истории.

Да здравствует опять советский бартер

Российские медиа и блогосфера окружили сделки с Катаром и Индией скепсисом - даже не допуская варианта, что они нужны РФ для прорыва весьма вероятного нефтяного эмбарго, на катарский и индийский контракты в Москве был навешен более банальный ярлык «возможного вывода за рубеж российских прибылей».

Подобный скепсис базировался на том, что самый большой в мире Джамнагарский НПЗ компании Essar Oil в Индии выглядит неподъемной покупкой. Он имеет мощность 30 млн тонн нефти в год, которая никогда не загружалась даже наполовину, отчего у завода накопились долги на сумму более $4 млрд. Но в ходе реализации поэтапной сделки по покупке этого актива «Роснефть» заключила долгосрочное обязательство о поставке в Индию в целом 100 млн тонн нефти - и вот здесь как раз очень легко увидеть признаки лихорадочного поиска бартерных путей для обхода вероятного нефтяного эмбарго.

Все дело в том, что отгружать на западное побережье Индии танкеры с российского терминала Козьмино в порту Находка, или с терминала Де Кастри на Сахалине - это слишком далеко и дорого. После будущего образования Rosneft Essar Oil будет выгоднее завозить в Индию не дальневосточную нефть, а нефть компаний Ирана и Катара. Эти компании, в расчет за такое снабжение, будут получать на территории РФ или соседних с нею стран аналогичные по цене объемы нефти. Эти бартерные или расчетные поставки необходимы для расширения позиций иранских и катарских нефтекомпаний на рынке стран Европы и Дальнего Востока. Такая выходит вполне многосторонняя нефтяная экспансия Москвы, Тегерана и Дохи.

Возникает вопрос - а как на подобную перспективу смотрит Саудовская Аравия, которая конкурирует с Ираном за расширение своей доли на рынке Индии?

Поступь кризисов Катара. Первый - газовый, второй –  нефтяной

Ответ Эр Рияда на такой вопрос вполне очевиден, потому что в эти дни, уже второй раз за пятилетие после известной саудо-катарской эскалации 2014 года, между Эмиратом Катар и Королевством Саудовская Аравия снова разразился кризис. Как и прошлый раз саудо-катарского обострения, на его поверхности лежат обвинения Дохи в поддержке терроризма.

Но в глубине проблемы, как свидетельствует приведенный выше разбор российских сделок по «бегству капитала», очень легко найти экономические интересы. И очень резкое недовольство соседних стран. Эр Рияд, например, имеет все основания возмущаться, что Катар выступил на стороне Ирана и РФ и против экспортеров аравийской нефти в очень дорогостоящей борьбе за рынки Индии и Дальнего Востока. А также, казалось бы, далекой Восточной Европы. Где катарские, сингапурские или иранские продавцы, в любой момент - особенно в случае эмбарго против РФ - смогут оперировать российской бартерной нефтью как своей собственной. Ведь, как известно, санкции США, ЕС и Канады не имеют силы ни для Тегерана, ни для Дохи, ни для Сингапура, где зарегистрирован консорциум катарских миноритарных акционеров «Роснефти».

Если не погружаться во взаимные политические претензии сторон, реальные причины получаемого Катаром недовольства от стран-соседей были сосредоточены в экономике и во времена прошлой эскалации саудо-катарских отношений. В частности, во времена первого катарского кризиса-2014, именно экономика породила возмущение Дохой в Эр Рияде - тогда Катар и Иран прекратили спорить о разделе шельфа, помирились и заключили соглашение о согласованных действиях по вводу в строй иранских и катарских блоков самого большого в мире газового месторождения Южный Парс-Северное.

Опираясь на диалог с Катаром о правилах разработки этого совместного месторождения-гиганта Иран в том же 2014 году устроил официальную презентацию проекта строительства газопровода Islamic Gas Pipelines (IGP). Несмотря на войну в Сирии этот экспортный газовый маршрут в ЕС должен был пойти от границы с Ираком через Сирию на греческий Кипр. Мощность трубы должна была составить 60 млрд куб. м.

Арабские страны сильно возмутились шагом Катара в поддержку иранских усилий по наполнению IGP газом из месторождения Парс. Возмущение родилось во многом потому, что Саудовская Аравия и Иордания делали ставку на альтернативный газопровод Arab Gas Pilpelines (AGP). Его первая очередь уже была построена в 2010 году, имеет мощность в 15 млрд куб. м и идет с Египта в Сирию и веткой на Израиль. В отличии от IGP, проект AGP имел поддержку со стороны ЕС.

Чем закончился кризис-2014 и куда ведет нынешний

В довоенном Дамаске к 2011 году даже была создана совместная арабо-европейская операционная компания по диспетчеризации будущих поставок, и проектированию соединения маршрута AGP с ГТС Турции. И если бы это соединение заработало, у Саудовской Аравии появились бы причины поддержать строительство в 2014-2017 годы второй, «большой» нитки AGP мощностью более 30 млрд куб. м. Проект строительства второй нитки ориентирован на то, чтобы наряду с египетским газом в Турцию и далее в ЕС пошел газ с месторождений Персидского залива.

Что делал все эти годы Катар? Он в 2011-2014 годы здорово рисковал отношениями с Эр Риядом, мирился с Ираном. Позволяя ему, несмотря на международные санкции, форсировать разработку Парс для заполнения идущего на Ирак сегмента своего газопровода, IGP.

Что касается РФ, то она взялась силовыми методами изолировать Европу от трубопроводного газа из арабских стран Ближнего Востока. Сначала, Москва заставила сирийского марионетку Башара Асада отдать «Газпрому» права на строительство последней очереди Арабской газовой трубы на Алеппо и далее к границе Турции. Это строительство российская компании успешно саботировала. Затем, закономерно пришел черед пародии на военную интервенцию, в ходе которой российским оружием из различных рук была полностью разрушена вся инфраструктура сирийского участка газопровода AGP.

Война в Сирии, по сути, сделала невозможным строительство ни Арабского, ни Иранского трубопровода к границам ЕС. И недовольство тем, что Катар в газовой конкуренции выступил на стороне Ирана, начал спадать. По сути, если бы не нынешний новый, нефтяной конфликт интересов, эта газовая линия конфликта между Дохой и Эр Риядом могла бы завершиться уже к минувшему 2016 году. Тогда большая «борьба газовых труб» закончилась - Иран дождался частичного снятия санкций в свой адрес и смог завершить строительство мощного внутреннего иранского газопровода к границе Турции. Если верить иранскому руководству, этот газопровод наряду с новыми портовыми СПГ-терминалами призван уже с 2017-18 годов принести Ирану первое место в мире по экспорту газа. Он обладает мощностью первых ниток в 60 млрд куб. м, имеет перспективу выхода на мощность 90 млрд. куб. м, и носит имя «Девятый Транклайн», IGAT-9. Для сравнения, весь экспорт газа в Европу из РФ в 2016 году составил 94 млрд куб. м.

Суммируя итоги прошлого катарского «газового» кризиса, можно сказать, что война в Сирии на многие года отодвинула срок реализации многомилиардных газопроводных проектов на Ближнем Востоке. Альтернативы Ирану как ведущему трубопроводному экспортеру газа исчезли вместе с жилыми кварталами сирийских городов. И порожденная сирийской войной безысходность заметно охладила недовольство арабских стран союзом Ирана и Катара в газовых вопросах. Все дело в том, что никакие портовые СПГ-терминалы, и никакие флоты танк-газгольдеров, сколько их не строй, никогда не будут сравнимы с трубопроводами по мощности. Труб будет всегда больше. А сжиженный газ из танкеров, всегда будет дороже, чем из трубы, в которой, по сути, любая поставка из танкера заканчивается.

Опираясь на такие реалии, с альянсом Катара и Ирана страны региона на какое-то время свыклись. Благо, ныне перспективу трубопроводного экспорта для арабских экспортеров стал формировать новые проекты. Наиболее жизнеспособный из них, это презентованный в 2015 году Израилем для ЕС и Турции подводный Восточно-Средиземноморский газопровод EastMed.

Планировалось, что его строительство с 2016 года пройдет в Грецию и Италию с больших шельфовых месторождений в Израиле и Египте. В перспективе, этот газопровод мощностью второй нитки вполне подходит для экспорта газа из Саудовской Аравии. С нынешнего года этот проект немного замедлился из-за конкуренции со стороны возобновленного российско-турецкого проекта «Турецкий Поток». Российские власти обещают Ирану, что он не составит конкуренции иранскому IGAT-9, но в это верится с трудом из-за весьма противоречивых российских интересов в регионе. Армении обещают одно, Ирану другое, а Турции третье.

Катар с огромным трудом, и, по сути, только ценой войны в Сирии смог выпутаться из газового кризиса 2014 года. И за три последних года Доха буквально чудом смогла избежать угрозы большого риска окончательно заплутаться в лабиринте газоторговых проблем, стремительно окутывающих Ближний Восток.

Ныне рождающийся на наших глазах очередной кризис вокруг Катара имеет уже не газовую, а нефтяную тематику. Она скрыта за внешнеполитическими требованиями. Нефтяной альянс РФ критически дополнил балласт, который накопился между странами Персидского Залива и Катаром в минувшие годы. В теории, выход для Дохи из очередного кризиса достаточно прост - убрать лишний раздражитель между странами-соседями, перестать продвигать Иран и РФ на рынок Индии и разорвать сделку о покупке акций «Роснефти». Отблагодарив РФ, по ходу, за весьма несвоевременный подарок, который больше похож на вовремя подложенную свинью. Но, видимо, расчет прибылей от обхода возможного эмбарго на импорт российской нефти весьма высок. Как весьма высока и вероятность этого самого эмбарго.

И последнее: причины для эмбарго на российскую нефть

Блокированием расчетов в системе SWIFT и установление запретительного режима на импорт нефти - это два наиболее вероятные шага США, Канады и ЕС на тот случай, если появятся причины для ужесточения санкций против РФ, которые развиваются по трем основным направлениям. Однако, блокировка расчетов может ударить по западным и японским инвестициям в российскую экономику и осложнит аварийное бегство капитала. А у вполне вероятного нефтяного эмбарго таких недостатков нет. Необходимые Японии проекты на острове Сахалин можно вывести за рамки нефтяной блокады и в таком случае эмбарго затронет очень немногих зарубежных инвесторов.

Действующие международные санкции против компаний РФ и ее граждан на сегодня охватывают пока что три основных направления. Первое из них - это плата за аннексию Крыма и продолжение агрессии против Украины.

Второе направление санкций - это нарушение со стороны РФ торговых ограничений США и ЕС против Сирии, а также за нарушение обязательств о разоружении потенциала этой страны в области оружия массового поражения ОМП (химического).

Третье направление - это нарушение торговых санкций ООН против КНДР, а также участие в продаже ей ракетных и иных элементов ОМП.

Очередное пополнение санкционного списка третьего, корейского направления, произошло 1 июля. С этой даты в список санкций США была включена российская нефтекомпания «ННК» и персонально ее владелец Эдуард Худайнатов. В Киеве он известен как совладелец крупной сети АЗС Shell, а в Москве считается соратником главы «Роснефти» Игоря Сечина. Персонально Сечин, возглавляемая им «Роснефть» и большинство ее дочерних компаний находятся в списке санкций США и Канады давно, с 2014 года, в Украине на компанию наложены торговые ограничения с 2016 года. 

Учитывая эти и другие нюансы, можно предполагать, что Катар, идя на сделку с «Роснефтью», хорошо просчитал все ее перспективы. С полным спектром дальнейших вариантов.