Що насправді відбулося 16 березня в театрі маріупольської драми

16 березня російський літак скинув авіаційну бомбу на Маріупольський драматичний театр. В момент трагедії там ховались від бомб майже 1200 чоловік – жінки, діти, старі. До сих пір точно невідомо, скільки людей врятувалось, скільки маріупольців були поранені в той страшний ранок й чи були там загиблі.

Нарешті ми знайшли свідків – людей, які находилися в підвалі театру безпосередньо в момент бомбардування.

Пані Надія переховувалась там разом зі своєю донькою, зятем, онуком та старенькою бабусею. І ось що вона розказала виданню міста Маріуполь.

«Ми жили на Восточном. 25 февраля мы эвакуировали оттуда сначала ребенка и бабушку, а потом и все остальные оттуда выехали. Переехали на 23 микрорайон, на улицу Урицкого, 99.

8 марта с самого утра к нам прилетели «поздравления» – очень громкие поздравления. Потом что-то взорвалось за домом 111 по Урицкого. Потом было несколько попаданий в сам дом 111-й. В наш дом тоже попало, потому что у нас вылетел балконный блок. Куда-то в девятый этаж попало и восьмой. В 16.00 приехали три пожарные машины. Сразу стали тушить, а потом бросили. Воды у них было мало, и потому тушить было без толку, и они стали настойчиво предлагать эвакуироваться старикам и детям. Мы отправили в укрытие внука и бабушку. Приехали машины, вроде как инкассаторские. Они были не приспособлены для перевозки людей, но зато бронированные.

Зять не хотел уходить, и мы решили оставаться дома. А люди уезжали. В подъезде остались только мы и еще один сосед с пятого этажа. Где-то в полдевятого вечера прошелся по квартирам мужчина и сказал, что здесь будут бои, что с большой долей вероятности дом будет под обстрелом, и надо эвакуироваться, или никто не даст гарантию за нашу жизнь.

В общем, мы с дочкой уговорили зятя все-таки ехать, и мы поехали. Вечером, около девяти, это уже был комендантский час, нас привезли в театр.

Внука с бабушкой мы не нашли, дочь с зятем потом уже бегали под обстрелами, разыскивали их и нигде не могли найти. Можете представить их состояние. Но в конце концов они разыскали их (место не указываем в целях безопасности – ред). И перевезли их тоже в театр. Чтобы мы были все вместе.

Людей в театре было очень много. Нас уже заселяли на третий этаж в левом крыле, если стоять лицом к центральному входу. Заселяли прямо в коридоры. Где стоишь – там и ложись.

Сказать, что людей было много – это ничего не сказать. В подвале люди лежали, как селедки. Просто негде было ступить.

Мы первую ночь когда приехали, это было 8 числа, мы стояли на ногах. Прилечь негде было. Там хоть и паркет, но было очень холодно. Помещение большое, и оно как-то очень быстро охладилось.

На следующий день мы все вместе с волонтерами начали забивать окна фанерой, досками. От взрыва не защитит, но хоть стеклом никто не порежется.

Быт в театре был налажен благодаря волонтерам. Со стороны заднего входа стояла полевая кухня, и каждый день волонтеры готовили. На завтрак у нас был кипяток – у кого оставались чайные пакетики, тот пил чай, у кого не было – просто пили кипяток. На обед волонтеры варили похлебку. То есть от голода уже никто не умер бы. На ужин давали опять кипяток и если была возможность – давали печенье, особенно детям.

Волонтеры были чудесные просто. Там была девчушка, помогала всем, волонтерила, Настенька, ей лет 15-16 всего.

Продукты питания брали в магазине. Неловко об этом говорить, но это так. Я понимаю, что это неправильно. Что так нельзя. И сразу стала просить не делать этого. Но потом, когда взвесила, сколько жизней можно спасти, поняла, что жизни – важнее.

За два дня до обстрела в театре была перепись людей. И нам сказали, что в общей сложности людей там набралось 1200 человек. Но мы думаем, что было больше на самом деле. Потому что к нам завозили рожениц из роддома. Его разбомбили, и беременных, и мамочек с новорожденными перевезли к нам в театр.

Я не знаю точно, сколько их было. Я видела трех женщин с младенцами. Но понимаете, их селили в отдельные комнаты, там, где раньше были гримерки. Мы в ту сторону театра (это правое крыло) не ходили. Но я знаю, что ночью даже у кого-то роды были.

Рожениц селили в гримерки, потому что думали, там лучше, теплее. А получилось совсем по-другому…

Накануне взрыва нам удалось переехать с третьего этажа в подвал. Мы подружились с одной семьей. И они накануне взрыва выехали из Мариуполя. Перед отъездом подошли к нам и говорят, давайте заезжайте на наше место. По-другому заселиться в подвал было просто невозможно.

Мы так и сделали.

А утром следующего дня и произошел взрыв. Это было примерно в 9.45.

Люди из домов рядом видели яркую вспышку, огненный шар, и взрыв. Это была авиабомба. Сила разрушения – просто ужасающая.

Удар пришелся на заднюю сторону театра. Бомба упала по косой, залетев с правого крыла на заднюю часть.

Все, кто находился в передней части театра и в подвале – уцелели. Подвалы в театре строили еще в советские времена, на случай войны строили. Они выдержат любую бомбу.

А вот все, кто находился в задней части и в правом крыле здания – все погибли.

Гримерки, в которых селили рожениц, находились как раз с правой стороны… Там никто не выжил.

Вы спрашиваете, сколько это может бать человек. Я не знаю. Мне очень сложно оценить. Понимаете, это было утро, и люди как раз выстроились в очередь за кипятком. Там в этой очереди около 100 человек было. Туда прилетела бомба.

Мои дочь и зять как раз туда собирались тоже за кипятком. Но зять наклонился завязать шнурок, замешкался на минуту буквально, и эта минута спасла им жизнь. Он стоял на коленях и завязывал шнурки, и его аж подбросило – такой силы была ударная волна. Извините за подробности, но у нас с дочкой все нижнее белье была засыпано цементной крошкой. Нас просто засыпало. Но стены выдержали.

Мы стали выбираться. И все выбирались, кто был в подвале. Выходы из подвала не были завалены. Мы вышли без проблем.

Но то, что мы увидели вокруг, – это были кровь и хаос. У людей была истерика. У меня самой была истерика. Рядом паренек с нами лежал в подвале, кучерявенький такой, юный совсем. Не помню его имя. У него папа был как раз на полевой кухне – там, где все погибли. Он зашелся в истерике. Мне пришлось схватить его за грудки, трясти и кричать: «Твой отец погиб, значит ты должен жить! Обязан жить! Ради него!»

Вообще, я была как в трансе. Я увидела, что какая-то девочка перевязывает раненых. И я подумала, что тоже могу перевязывать раненых. Я не помню, кого перевязывала. Все как в тумане. Помню только чья-то нога, икроножная мышца оторвана и держится только в самом низу, возле голеностопного сустава. И никакого антисептика, вы же понимаете. И я просто приматываю ее к кости.

Бинтов нет. Мы рвали все что было под рукой на бинты и мотали. Я помню, мужчины рвали на полосы плед, и я этим бинтовала кому-то руки, ноги. Я примерно восемь человек забинтовала. Но я была в такой агонии, хоть убей – я не помню кто эти люди. Знаете, я сильная женщина, но даже мой мозг ставит какие-то блокировки».

Пані Надії дуже складно сказати, скільки людей загинуло в той страшний ранок в драматичному театрі.

Вона каже, що точно вижили всі, хто був у підвалі. Але скільки там було людей, важко сказати, бо люди ходили в темряві.

Також вижили ті, хто розміщувався в передній частині театру.

Всі інші – загинули.

Донька пані Надії, Наталя, більш конкретна. Вона стверджує, що в підвалах в той день було не більше 400 чоловік.

«Уверена, что не больше 400 человек было в подвале. Несколько сотен было в передней части театра.

Думаю, что во время самого удара погибли около 100 человек – все те, кто был возле полевой кухни и ждал свой кипяток, волонтеры. А остальные – в правом крыле здания – погибли под завалами, потому что некому было их вытаскивать. Думаю, это еще около 200 человек, возможно больше».

Таким чином, за свідченнями очевидців трагедій, 16 березня в театрі маріупольської драми загинуло не менш ніж 300 чоловік. Можливо більше. Точно можна буде дізнатися тільки після повного розбору завалів. Через бойові дії, які точаться саме в центрі міста, це зробити зараз не можливо.

Серед загиблих – евакуйовані із пологового будинку МТМО «Здоров'я матері і дитини» вагітні жінки та породілля з немовлятами. Їх не менше трьох, можливо більше.

Люди, які вийшли з укриття театру у той день, розійшлись по місту, по інших укриттях (з метою безпеки не будемо називати ці місця).

Пані Надія, яка розказала нам цю історію, змогла наступного дня виїхати з Маріуполя.

«Нас просто спас какой-то мужчина, который жил в доме возле театра. Он увидел, как мой зять тщетно пытается завести машину, и помог – дал аккумулятор, налил 10 литров бензина. Я не знаю, кто это человек. Но он спас всю нашу семью. Я мечтаю вернуться в Мариуполь, найти этого человека и отблагодарить его. Надеюсь, он выживет в этом аду…»

Сьогодні пані Надія в безпеці, на території вільної України. На диво, періодично їй доводиться доводити деяким знайомим, що театр в Маріуполі розбомбили не «нацисти», а авіаційна бомба російської федерації, що в драматичному театрі не було жодного військового, а тільки мешканці розмомблених росією будинків, дуже багато жінок і дітей.

«Мне не верят, представляете! Находятся те, кто доказывает мне, пережившей бомбардировку, кто прятался в драматическом театре! У меня просто нет слов», – каже пані Надія.

«Мы с семьей лишились всего. Но знаете, ни о чем не жалею. Сейчас я точно знаю, что в жизни нет ничего ценее самой жизни…»

Записала – Анна Романенко.

Ці свідчення ввійдуть у доказову базу злочинів російської федерації, які та скоїла на території України. Трибунал над російським нацизмом обов’язково буде, і новий Нюрнберг має відбутися саме в Маріуполі.