Елена Бондаренко: К Президенту, получается, через забор лазать можно, а к остальным – нет

Народный депутат от Партии регионов, член комитета по вопросам свободы слова Елена Бондаренко на этих парламентских выборах не только поднялась в избирательном списке на сто позиций вверх– со 146 на 47 место, но и удостоилась в рамках предвыборной кампании своей политсилы почетного статуса «говорящей головы» - вип-агитатора. Последние недели она проводит в разъездах по стране, объясняя избирателям, почему в день выборов стоит отдать свои голоса именно за регионалов. Однако сама депутат своею политсилу не идеализирует, признавая ошибки – и во внутренней политике, и в отношениях с Европой и США.

О несогласованности действий и политических амбициях однопартийцев, о цензуре Княжицкого и ущемлении прав русского языка, а также – о будущих союзниках своей политсилы в парламенте Елена Бондаренко рассказала в интервью «Главкому».

-- «Обсуждение любой проблемы превращается в политизированное действо»

Давайте начнем с последнего скандального законопроекта - о клевете. Его подача Виталием Журавским на рассмотрение в Раду, принятие в первом чтении, заявление автора об отзыве и, наконец, принятие парламентом решение об отмене – что это, вообще, было? Больше походит не на желание урегулировать процессы в определенной сфере, а на спланированную информационную провокацию перед выборами...

Если говорить глобально, то законопроект Журавского - это была постановка диагноза украинскому обществу, в котором никак не защищена деловая репутация, честь, достоинство человека, не защищено право гражданина на объективную сбалансированную информацию, в котором есть джинса, медиакиллерство.

Но в рамках предвыборной кампании любой шаг, даже не связанный с выборами, все равно будет рассматриваться в их контексте. От этого мы не уйдем. Почему Рада в последнее время заседает так мало? Потому что любое обсуждение любой проблемы превращается в политизированное действо. В перепалке искать какую-то логику, какие-то аргументы уже нет смысла. Политики начинают тянуть одеяло на себя, доказывать, что только они нужны народу. Очень многие теряют способность рассуждать логически, находясь в эмоциональной горячке.

Вопрос насчет проекта о клевете возник не в первый раз за этот созыв – это уже третий на моем веку, как парламентария шестого созыва. Проекты были разные, с разными сроками давности, от разных политических сил. В итоге - проблема осталась.

Но откуда такая необходимость в уголовной ответственности за клевету? Есть административная – ее недостаточно?

А вы много знаете людей, которым помогла административная ответственность, среди тех, кого оскорбили, унизили, чью репутацию разрушили? Это касается не только граждан, но и предприятий. У нас финансово-промышленные группы, политические партии воюют друг с другом абсолютно нечестными методами, а журналист становится жертвой в этой системе - помогает распространять эту ложь.

Так тогда нужно решать проблему зависимости СМИ.

Безусловно. И это также. Но мы же сейчас обсуждаем политическую привязку.

Вот о политической составляющей. Парламентские юристы, например, в пух и прах раскритиковали этот законопроект, заявив о том, что это советская авторитарная практика. В ПАСЕ также обеспокоились возможностью принятия проекта.

Европа может служить для нас примером во многих вещах. Но непонятно, когда европейское сообщество вдруг начинает предъявлять к Украине претензии, в которых, скажем так, она сама не является образцом. Европейский Союз, европейские структуры выступили против данного законопроекта. Смотрим на их законодательство – у них это есть! В Италии, вообще, недавно на четырнадцать месяцев посадили в тюрьму журналиста за распространение лжи.

Я понимаю, когда нам предъявляют претензии в отношении того, что у нас еще очень слабое конкурентное поле в экономике, что мы еще чего-то недоделали или сделали плохо... Но когда претензии предъявляют к тем нормам, которые есть в законодательстве европейских стран - это политика даже не двойных, а тройных стандартов.

Многие наши политики – и вы в том числе – тоже изначально выступали против принятия этого закона. Анна Герман, например, заверяла нас в интервью, что Президент никогда не подпишет «закон о клевете».

Совершенно верно. Я против. Я, вообще, исключаю такую ситуацию, что когда-то под пером Бондаренко может появиться такой законопроект.

А свое голосование «за» него вы, получается, допускаете?

В этой ситуации я подчинилась партийной дисциплине, но при этом уговаривала до последнего фракцию не делать этого.

Если посмотреть, допустим, на резолюцию, которую выносила межведомственная рабочая группа, занимающаяся проблематикой журналистики в Украине, которую ведет Дарка Чепак, то там против этого законопроекта также стоит и моя подпись. Партийная дисциплина не мешает мне, если я думаю иначе, и дальше убеждать своих коллег изменить позицию. Самое главное, верить, что у тебя есть силы что-либо изменить.

Правовая система в Украине, по-вашему, готова к этому законопроекту или нет?

Нет. Если бы наша судебная система была абсолютно прозрачной, справедливой, если выносилось хотя бы 85-90-98 % адекватных, правовых и базирующихся на четком соответствии закону решений, тогда можно было бы говорить, что, как вариант, уголовная ответственность за особое посягательство на деловую репутацию может существовать. Сейчас я это исключаю.

Что в итоге позволило «исключить» уголовную ответственность в этом вопросе? Попытка Журавского отозвать свой же законопроект? Реакция журналистов? Недовольство ПАСЕ?

Прежде всего, сработало мнение Президента, понимание того, что он не подпишет данный законопроект. Вето президента - это работа на корзину. Смысл в работе над ним теряется. Сработало и то, что журналистское сообщество проявило солидарность, дружно вышло на протест. Плюс, тот факт, что отдельные политики нашли в себе силы не бояться убеждать большинство изменить точку зрения.

А вы не просматриваете во всем этом политтехнологию. «Регионалы» сами создают угроза того, что за клевету введут уголовную ответственность, а Виктор Янукович тут же устраняет ее и показывает, что заботится о журналистах и свободе слова.

Стоп-стоп, Президент сейчас не избирается. Его выборы еще далеко. Избираемся мы. У нас сейчас гораздо больше политических рисков. Поэтому если уж говорить о технологичности, то о ней скорее нам необходимо думать, а не Президенту. У меня после принятия законопроекта в первом чтении, спросили: раз у вас была такая инициатива (хотя это инициатива Журавского, а не групповая), почему вы не занялись этим вопросом после выборов? То есть получается, до или во время выборов мы должны быть одни, а после выборов должны вдруг резко поменяться? Мы такие, какие есть.

После выборов все-таки возможен вариант, что депутаты вернутся к внедрению уголовной ответственности за клевету?

Со своей стороны я могу исключить такую возможность. Но со стороны моих будущих 449 коллег, которые буду в следующем созыве Рады, я гарантий дать не могу. Не могу гарантировать, что не найдется кто-то, кто выступит с такой инициативой. И это касается не только политической силы, в составе которой я буду работать в парламенте. Это касается всех, кто войдет в следующую Раду.

А если оценивать не всех возможных депутатов, а только ваших будущих соратников по партии?

Тоже не исключаю. У нас хоть и жесткая партийная дисциплина, тем не менее, у каждого депутата есть право вносить те законодательные инициативы, которые он считает нужными. Мудрый депутат и поступит, конечно, мудрее: прежде всего, поинтересуется мнением коллег, посоветуется с руководством фракции, а потом будет вносить законопроект. Но есть люди, которые абсолютно не согласовывают свои шаги в этом плане. Вот он так считает, у него есть право законодательной инициативы, и никто этого права у него не отберет.

Вы требовали объяснения от оппозиционеров, почем половина из них не голосовали за отмену закона о криминализации клеветы…

... И сочувствующие им журналисты тут же после голосования начали их «отмыв»: типа не доехали, ай-ай, не успели...

Вы видите другую причину?

Не хочу разбираться. Депутат должен быть на рабочем месте без опозданий. Это его обязанность. Но по этому поводу я сказала уже, что, если даже они не доехали, если даже не успели проголосовать, будучи в зале, у них есть право подать письменное заявление в секретариат о том, чтобы засчитали их голос. Меня очень неприятно удивило, что среди голосовавших за отмену данного законопроекта, например, не было некоторых медийщиков: Ольги Герасимьюк, Андрея Шевченко. Куда эти правдорубы подевались со своими голосами? Каждый второй оппозиционер ведь не проголосовал…

-- «Не является ли история вокруг ТВі стандартной авантюрой?»

Вместе с катавасией вокруг этого законопроекта снова возникли вопросы о цензуре и контроле власти над СМИ.

Цензура на ложь – это обязательная вещь для любого демократического государства. Цензура на правду – это особенность тоталитарных и авторитарных государств. Объясните мне, что мы в этой связи должны защищать? Защищать журналистов, чьи права на профессию нарушаются, - да. Но защищать журналистов, которые просто прикрываются своим статусом и злоупотребляют профессией, - извините, это уже не наша парафия. Удостоверение журналиста - это ведь не сертификат на вседозволенность или беспредел.

Из последних примеров, когда стоило бы защищать права журналистов – ситуация с «Левым берегом» и телеканалом ТВі. Как член комитета по вопросам телевидения и радиовещания, как член комитета по вопросам свободы слова и информации, вы пытались разобраться в проблеме?

«Левый берег» из своей ситуации, слава богу, вышел достойно. И прокуратура, наконец, разобралась, что те претензии, которые предъявлял господин Ландик - несколько странным образом предъявлялись: то он пишет заявление, то отзывает, то опять пишет, то опять отзывает. А ведь без четкой позиции заявителя любая претензия весьма спорна. Хотя, если брать юридическую сторону вопроса, конечно, «Левый берег» не имел права давать личную переписку депутата, даже если она случайно попала в объектив.

Ситуация по ТВі меня удивляет. Более того, у меня есть подозрения, что руководством канала реализуется определенный политический сценарий.

Что именно вы имеете в виду?

Там ситуация, в отличие от «Левого берега», сложнее. Там весь коллектив и весь канал используются генеральным директором в угоду его разыгравшихся политических амбиций: он очень успешно на спине своего коллектива въехал в список Объединенной оппозиции на престижное одиннадцатое место.

Плюс, нужно смотреть так называемую кредитную историю господина Княжицкого: финансовые скандалы, связанные с различными местами работы, некрасивые уходы, перепродажи медиа по причине плачевного финансового состояния. Случай же не единичный. Уходил он не очень хорошо, после него оставались какие-то долги, какие-то странные конфликты с теми, кто возглавлял те или иные средства массовой информации. Возникает вопрос: а не является ли история вокруг ТВі такой же стандартной авантюрой в его жизни, когда он использует предприятие, на котором работает, ради каких-то своих финансовых, а теперь уже и политических выгод?

А кто получил выгоду от исключения ТВі из каналов кабельных сетей?

По поводу недавнего заявления Нацсовета, с которым я нахожусь в постоянной дискуссии и не поддерживаю очень многие их решения, несмотря на то, что этот Нацсовет уже мы выбирали. Посмотрите, сколько каналов было исключено, кроме ТВі, из сетей – 104! ТВі же просто в упор, в линзу не видит, что пострадали не только они.

Более того, когда мы (а я еще являюсь президентом Ассоциации правообладателей и поставщиков контента) по негативному решению Нацсовета о введении универсальной программной услуги в начале августа проводили чрезвычайный съезд провайдеров, туда пришли представители ТВі. Но сюжет они не дали – им это было не выгодно. Моя оценка: на ТВі существует цензура.

Цензура чья? Княжицкого?

Совершенно верно. То, что им выгодно, они в эфир выдают, то, что не выгодно, не выдают. Но что самое поразительное: на чрезвычайном съезде кабельщиков присутствовал представитель ТВі, который выступил, и его выступление снимали, но тоже не дали в эфир. Очень странное раздвоение. ТВі присылает одного из своих менеджеров, который выступает по проблематике введения универсальной программной услуги, по рискам, которые несет это решение Национального совета для нишевых каналов, как отечественных, так и зарубежных провайдеров, а они молчат. То есть они, вообще, разбираться с проблемой, почему так произошло, не стали.

И их, я так думаю, в своем противостоянии с Нацсоветом ждет неуспех. Они заботятся только о себе, не думают о том, что есть и другие каналы, которые пострадали от решения Нацсовета. Никакого единства, никакой солидарности по отношению к тем, кто пострадал точно так же, как они. Это плохо, это говорит о том, что рынок разрознен. А также о том, что и дальше – пока он будет разрознен – Национальный совет, как государственный регулятор, может позволять себе такие решения, которые скажутся негативно на развитии всего рынка.

Если вернуться к вашим словам, что сайт не имел права публиковать личную переписку Владимира Ландика. Оцените в этом же контексте вылазку Татьяны Чорновил в Межигорье.

В стране третьего тура возможно все. И даже тот факт, что человек нарушил границы частной собственности и не понес за это никакой ответственности, тоже оказывается возможным. Как это может быть с юридической точки зрения правильным? Это все равно, что к вам залезли в сумочку, пока вы отлучились, или залезли в ваш личный компьютер, личные записи, или нарушили пределы вашей квартиры, когда вы этого не желали.

Частная собственность в Украине, к сожалению, до сих пор не уважается ни отдельными гражданами, ни обществом в целом. Более того, к частной собственности сохранилось относительно негативное отношение – это все пережитки советского прошлого, когда «все вокруг колхозное, все вокруг мое».

Тогда почему не было реакции на вылазку ни со стороны Президента, ни, по сути, со стороны правоохранительных органов?

Президент – хороший политик. Он прекрасно понимает, что в данном случае политические риски гораздо выше. Как у нас это все воспринялось обществом? На ура? Никто же не подумал, а если бы с ним такое случилось, в его квартиру кто-то бы влез без разрешения. Понравилось бы? К Президенту, получается, лазать через забор можно, а к остальным – нет.

Что касается реакции правоохранительных органов. Вот давайте представим, что бы было если… Например, открывается расследование по делу, которое можно трактовать как нарушение пределов частной собственности. Что бы сказали многие журналисты и даже вы? Сказали бы, скорее всего: произвол, плохая власть! Что уж и через забор перелезть нельзя? Свободу журналистке! Ну, и все в таком духе. И хотя многие где-то в душе согласились бы со мной, что не подобает кому-то нарушать пределы частной собственности, публично бы высказали сочувствие именно покорительнице чужих заборов. У нас любой государственный деятель, любой политик имеет меньше иммунитета в отношении защиты своей частной собственности. Да и общественное мнение к ним явно не благоволит в вопросе защиты частной жизни. Бьют по чему? По собственности, по детям, по семье.

А если в целом говорить о ситуации со свободой слова в стране. Вы нам в интервью когда-то говорили, что если к власти придет Тимошенко, то диктат денег в отношениях со СМИ сменится диктатом власти…

И сейчас я так считаю.

Так вот, Тимошенко к власти не пришла, а в рейтинге свободы прессы от FreedomHouse Украина за два года опустилась на 9 позиций – со 115 места до 130. В чем проблема? Это диктат денег или диктат власти?

А «Репортеры без границ» засвидетельствовали, что Украина «подросла» на несколько позиций в плане свободы слова. Что касается подобных организаций, я к ним никогда не была благосклонна, никогда не считала их оценки объективными.

Более того, если разбираться с различными рейтингами, нужно понимать, на основе какой методологии они считаются. Методология иногда непрозрачна, иногда ошибочна, иногда вовсе не профессиональна... Взять, например, методологию некоторых мониторингов средств массовой информации. Если брать зарубежную методологию, то там, как правило, присутствие исполнительной власти по комментариям, по новостям в СМИ четко отделено от политических сил – и провластных, и оппозиционных. Потому что власть всегда продуцирует информационные поводы. И смешивать это в одну корзину нельзя. У нас же исполнительную власть всегда считают вместе с провластными силами, и поэтому выходит абсолютно неадекватная картинка.

Ну а, по-вашему, в какую сторону со времен правления Ющенко «продвинулась» свобода слова в Украине?

Проблемы есть, они остались. Что касается национальных средств массовой информации, думаю, у нас ситуация очень неплохая. А в отношении региональных СМИ ситуация хуже. Проблема в том, что большая часть из них до сих пор принадлежит местным советам, и местные советы могут влиять на редакционную политику через финансирование. Вот почему важно найти силы и провести разгосударствление коммунальной государственной собственности. Другое дело, что зачастую сами редакции этого не хотят.

Мы сейчас много ездим по стране, встречаемся с региональными журналистами, и они нам задают вопрос, когда же это разгосударствление случится на законодательном уровне. Я их спрашиваю: а вы знаете, что у вас и сейчас есть право на разгосударствление? Не нужно ждать закона, который обязывает это делать. Вы можете выходить с инициативой на местный совет, как это когда-то сделала газета Степана Курпиля «Високий замок», которая в начале 90-х вышла на львовский совет с просьбой отпустить их в свободное плавание. Совет позволил, теперь это хорошая сильная газета на западе страны.

Сейчас у любой коммунальной редакции есть подобное право: уйти из-под крыла местного совета или администрации. Но, главное, чего опасается любая из них: взять на свои плечи большую ответственность за свой успех. Уже нельзя будет рассчитывать на деньги из местного бюджета.

-- «Это недостаток, что мы не можем говорить в Крыму на крымскотатарском»

Еще один, скандально нашумевший, уже не законопроект, а закон – «языковой». Регионалы вспоминают о русском как о втором государственном перед каждыми выборами. Перед этим, наконец, продвинулись на пути к цели – повысили его статус. Думаете, это оправдано? Или в борьбе за избирателя все средства хороши?

Конечно, оправдано. Это вопрос защиты прав людей.

Но вот далеко же не все люди поддерживают такое решение.

Так может быть и с любым другим вопросом.

По данному вопросу украинское общество было разделено примерно пополам. Одна половина считала, что их языковые права нарушались, на практике это так и было. Требовалось уравнять в правах всех граждан Украины. Ведь невозможно достичь успеха, в том числе и экономического, когда часть общества чувствует себя обиженной, когда нарушены их права на законодательном уровне. Не оттого что какой-то чиновник не выполнил закон, который уже есть, а потому что такого закона, который бы защищал их права, в частности не существует. Это вопрос защиты языковых прав населения.

Однако тот факт, что в нем много недостатков признал даже Президент. И сейчас группа Кравчука работает над возможностью их устранения. Стоило так торопиться его принимать опять таки перед выборами, чтобы потом делать работу над ошибками?

Почему торопиться? Это же третий закон по счету. Первый – это был законопроект Евгения Кушнарева. Он был самым радикальным. После того, когда Евгений Петрович нас покинул, законопроект взял на себя Александр Ефремов. Его законопроект был частично усовершенствован, доработан, но претензии по некоторым моментам все же оставались. Третий же проект - Кивалова-Колесниченко - получил минимальное количество замечаний со стороны той же «Венецианки».

Но пределов совершенству нет. Я не помню ни одного законопроекта, который был бы на сто процентов идеален и устраивал бы абсолютно всех, и который бы потом не подвергался изменениям. Законодательство стоять на месте не может. А в Украине, к сожалению, законодательство иногда, по части медийного я могу сказать точно, отстает и от технического прогресса в том числе. Потому оно все равно будет меняться, усовершенствоваться. С учетом практического опыта в том числе.

Часть общества высказала недовольство законом, в частности, вам лично. В Ровно вас попросили говорить на украинском.

Это полная чушь – эти новости с заголовками а ля «Бондаренко в Ровно заставили говорить на украинском»! Ситуация в Ровно выглядела так: когда я встречалась с одним из медицинских коллективов, я задала им вопрос, на каком языке им удобнее будет со мной общаться. Сразу заметила, что я двуязычная, но мой родной язык – русский. И мне сказали: «Ну, оскільки ми одномовні, і вживаємо українську мову у побуті, тому, будь ласка – українською». И я с ними общалась на украинском языке – это проявление уважения к людям, к которым ты приехал в гости.

Я понимаю политических оппонентов, которые хотят представить эту ситуацию как-то по-другому. Но как можно человека заставить говорить на украинском? Или на русском? Как можно кого-то заставить? Мы когда-то поехали с Владимиром Олейником, черкасчанином, у которого родной язык украинский, в Крым. И когда он начал выступать на украинском, крымчане ему сказали: «Нам удобнее будет вас слышать на русском». Он ответил: «Дуже вибачаюся, але я не зможу провести зустріч ефективно російською, бо моя рідна - українська, я спілкуюся українською, тому буду користуватися українською». И люди позволили ему это делать, хотя им труднее было его воспринимать. О каком понуждении может идти речь вообще? Каждый политик ВЫБИРАЕТ свой метод и язык общения с людьми. В Ровно я использовала украинский, понимая, что сниму последний барьер в общении.

А когда Янукович во время официальной рабочей поездки в Харькове заговорил на русском – это, по-вашему, не «перебросило» его с уровня главы державы до уровня регионального лидера?

Это его приблизило к харьковчанам, которые разговаривают на русском. Если политик хочет, чтобы его поняли лучше, он должен учитывать даже такой фактор как язык, который используется в том или ином регионе.

У «восточников» колоссальное преимущество: мы знаем два языка, в отличие от некоторых представителей западных регионов, которые знают только один язык - украинский. Мы можем говорить и по-русски, и по-украински.

Но это же не значит, что перед крымскими татарами Президент будет выступать на татарском языке.

Так это как раз таки недостаток, что мы не можем говорить в Крыму на крымскотатарском языке, это не преимущество. Я бы, например, очень хотела владеть еще несколькими языками.

Вы вот сказали, что «языковой» закон направлен на то, чтобы не было ущемления русского языка…

Не только русского. Были же уже региональные решения и по другим языкам – закон касается не только русского языка, но и румынского, и венгерского, и гагаузского, и других.

Но русскоговорящих намного больше – в восточных регионах страны. И не будет ли теперь там ущемляться украинский язык?

Вопрос: знают ли на востоке украинский? Знают! Более того, если посмотреть ежегодные тесты по украинскому языку, восток задних явно не пасет. Украинский на востоке знают очень хорошо, его там изучают в академическом виде – то есть исключительно правильный, классический украинский, не суржик, не язык, в котором есть вкрапления из других языков, особенно, это касается приграничных территорий, где есть заимствования с польского, румынского, венгерского языков.

А закон, по сути, «узаконил» реальную ситуацию с использованием языков в Украине. Представьте ситуацию. Приезжаю в Запорожье, врачи задают вопрос: «А можно мы теперь будем истории болезни на русском заполнять?»…

Так они и раньше их на русском заполняли.

Вы поезжайте в Запорожье и лично поинтересуйтесь. Они их раньше на украинском заполняли – это я могу вам точно сказать.

Давайте посмотрим, как раньше поступали с украинским языком, и как поступали наши предшественники по отношению к русскому. Я с ужасом узнала, когда мой ребенок пришел в одну из школ в Киеве, что русского языка даже нет как предмета преподавания. То есть такой себе лингвистический терроризм – исключить из предметов обучения твой родной язык напрочь. Украинский же обязателен везде.

В советское время в каждой украинской школе украинский язык стоял как обязательный предмет. Просто не очень дальновидные родители писали тогда заявления: прошу освободить ребенка от изучения украинского. Но это было их право.

А сейчас русский в любой школе изучают? Нет - даже там, где русскоязычного населения большое количество. Слава Богу, такая практика отмечена мною пока только в Киеве. В Донецке учат и украинский, и русский, и английский, и испанский, и немецкий… Здесь же, в столице, почему-то считается моветоном в списке преподаваемых предметов иметь русский. Это очень грустно. Те киевляне, у которых родной - русский, могут вырасти неучами, не смогут грамотно общаться и писать на своем родном языке – такого права им не предоставлено. Понятно, что те, кто обеспечен, могут нанять ребенку репетитора, который бы подгонял знания по русскому. Но ведь не у всех есть такие возможности.

Будет ли Партия регионов идти к тому, чтобы русский все-таки стал вторым государственным?

Да, у нас есть такая идея, у нас есть такие обязательства – мы от них не отказывались.

Другой вопрос, что пока это – преждевременно. Когда мы почувствовали, что соберем в зале голоса под законопроект Кивалова-Колесниченко, мы это сделали. Но когда у нас сейчас нет возможности собрать триста голосов под статус русского как второго государственного, мы даже и вносить такой проект не будем. Важен результат, а не процесс.

А как же законопроект Александра Черноморова «Об основах государственной языковой политики»?

Инициатива-самовольщина одного из наших депутатов под конец этого созыва нас очень неприятно удивила. Фактически можно расценивать это как не очень умный, даже провокационный поступок господина Черноморова. Он прекрасно знает, что сейчас это невозможно: нет такого количества голосов, которым бы мы приняли данный законопроект. Зачем его вносить? Ради шашечек? Не для того, чтобы ехать, а шашечки чтоб были? Ради процесса? Нормальный политик всегда будет работать на результат.

Получается, что будет русский вторым государственным или нет – покажут выборы?

Да, безусловно, потому что в нашей предвыборной программе есть обязательства - русский как второй государственный.

Где гарантии, что с повышением статуса русского языка украинский не повторит пути белорусского?

Не повторит – разница слишком большая в подходах, в исторических особенностях. Сравнивать Украину в этом вопросе с Белоруссией необоснованно.

Во второй части интервью с Еленой Бондаренко читайте о том, кто войдет в большинство в следующей Раде и чем не устроила регионалов бабушка с котом.