«Театральний інститут треба закрити». Останнє інтерв'ю Давида Бабаєва

Он никому ничего не должен, потому что никогда ничего не просил. Он был, а не казался. Его родители не воспитывали и за это он им благодарен, смог пройти жизнь, не изменив себе и никого не предав, в школе у него единственного не было клички, потому что умел первым смеяться над собой. В книгах он искал ответы на все вопросы. Детство и юность прожил в бандитском районе, но стал интеллигентом в первом поколении, самое трудное для него – не подвести родителей, его ошибки – никому не причинили боль. Всю жизнь любил одну женщину, которая всегда его удивляла. Работая подсобным рабочим на заводе и не получив профессии актера, стал Народным артистом Украины, первую главную роль получил в 53 года и стал знаменитым актером. 

(Разговор был записан в августе 2019 года в рамках подготовки написания книги о театре)

Давид Вольфович, когда я впервые увидела вас на сцене, кажется это была «Школа скандала», я влюбилась в вашу игру с первого взгляда. Знаете, чем вы пленили мое сердце?

Вы как актер, не пытались быть лучше, чем был ваш герой… Очень часто актеры хотят возвысить себя, через персонажа на сцене. Вы же были настолько естественны и гармоничны, что я думала, вы играете себя, но когда я увидела вас в Гоголевском «Носе» уже в кино, я тогда удивилась: «Как может этот артист так естественно перевоплощаться в другие образы, при этом оставаться собой»…

Скажите, трудно артисту в жизни закрепиться за свои личные качества и не потерять СЕБЯ в многочисленных ролях? Как человеку быть собой, а не казаться?

Я еще с юности заметил, что самое трудное для человека быть самим собой и остаться таковым всю жизнь. Ничего труднее нет и быть не может. Потому что жизнь ставит такие препоны, испытывает человека для того, чтобы он перестал быть естественным. И намного легче перестать быть собою… 

Приведу пример из моей жизни: у меня был друг, он погиб 20 лет назад, утонул. Мы начали дружить, когда мне было пять лет, а ему восемь, жили оба в рабочем районе на Лукьяновке. Ленька Ризов был простой парень, я тоже обычный лукьяновский паренек из рабочей семьи, интеллигент в первом поколении, как я люблю о себе говорить. И вот он меня знал, это очень важно, с моего пятилетнего возраста. Потом мы выросли, он стал мастером по полиграфическим машинам, я стал артистом, меня уже узнавали и он продолжал быть близким другом. Он гениально пел и играл на гитаре, и мы любили вместе упражняться в вокальном мастерстве, часто всю ночь напролет. Он оставался со мной до конца дней.  Когда мне исполнилось пятьдесят лет его не было в Киеве, он был в командировке в Кишиневе. А у меня на юбилее был большой бомонд, друзья, все мои почитатели… Но мне очень не хватало Лёньки, я был безутешен. А в одиннадцать часов ночи, раздался звонок в дверь, на пороге стоял Лёнька с гитарой и с книжкой, летел из Кишинева ко мне вечером, а утром улетел обратно. Мы всю ночь пели и пили. Книжка, которую он мне подарил - это одна из самых дорогих реликвий, которая у меня стоит дома. В ней подпись: «Доду - человеку, который всегда остается самим собой». Это было написано через 45 лет начала нашей дружбы. Дольше его - меня не знал никто. И когда я прочел его слова, я осознал главное, что должно быть в человеке… А он, как раз такой парень, когда был всегда самим собой и хоть я стал артистом, а он рабочий, но мы с ним точно настоящие. И для меня эта книга с его подписью – вечная ценность...

А в театре, остаться самим собой невозможно! Вот если еще где-то в другой жизни можно попытаться, то в театре - не получится. И я работая в театре с 1972 года, все эти 48 лет борюсь с собой.

Но вам же удается это… Только как?

Не знаю…Может благодаря тому еще, что я никому ничего не должен. Я за 48 лет ничего ни у кого не попросил. Вот тут чистый Булгаков: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут». Вот во второй части -  я не был уверен, я не знал, придут ли, дадут ли. И в театре это не мыслимо, но я никогда не попросил ни ролей, ни зарплат, ни квартир, ни звания. Для кого-то я просил, для себя никогда. Я не хвастаюсь, это правда. Вы просто такой вопрос подняли. Никогда. Пришло – пришло! Не дали – значит мне это не нужно. Первая главная роль пришла в 53 года, а я столько лет до этого отработал в театре. Не пришла бы – значит не достоин. Сыграв эту роль, через три года - получил первое звание, думаю заслуженно, не получил бы – ничего в моей жизни бы не изменилось. Я продолжал бы также работать, как я работал до этого.

Вы когда-то изменяли себе?

Нет. Думаю, что нет. Вот не даст соврать мой ученик, там сидит и слушает. (Интервью проходило в Киевском эстрадно-церковом училище и вдалеке сидел молодой студент – «Главком»). На первом занятии, первого сентября, перед первым набранным курсом я всегда говорю, важные слова для нашего дальнейшего четырехлетнего общения: «Все пойму, могу многое простить, войти в положение, единственное - не прощаю обман». Вот меня нельзя обманывать! Если меня студент или кто-то обманул, я зачеркиваю его. С учениками, не могу дальше работать, так как я им уже не верю, это трагично, он уже единожды солгал, понимаете? Я сам не умею врать и даже не пытаюсь, на мне будет все видно. Я могу промолчать, но сказать не то, что я думаю – этого не могу. А вот промолчать - да. Это тот компромисс, на который мой характер согласится. Нельзя все говорить. И вот это все, благодаря личным качествам, которые в себе культивирую. Остаюсь собой, не переношу это в роли и не беру из них ничего в свой характер. Не знаю, как это получается и студентов учу: не потерять главное – себя.  И сам у них многому учусь, у меня же нет театрального образования, я ведь неуч…

«Диплом вообще не имеет никакого значения»

Давид Вольфович, скажите свое мнение, так уж необходимо получить специальное образование для таланта? Может, он без образования, достичь успеха? Ведь, вы своим примером показали, что можно стать ведущим актером в театре, Народным артистом и блестящем метром в своем деле.

Я вообще скептически отношусь ко всяким многочисленным дипломам, а в нашем актерском деле, диплом вообще не имеет никакого значения.

У нас в театре есть артисты, у которых по три диплома. Ну и что? Что они умеют делать? Разве диплом что-то дает? Я считаю, что театральный институт надо закрыть, это вредная организация. Бесполезное учебное заведение, которое ничему не учит. Они же совсем оторваны от театра. Они потом приходят к нам, и начинают или не начинают соображать, что это за профессия такая. У нас на курсе или в моем обиходе нет выражения «играть роль». Я не люблю слово «играть», приходится говорить «играю роль», никуда от этого слова не деться, но оно у нас в процессе отсутствует.

А какое должно быть слово?

Сейчас скажу. Это принципиально. Те – играющие роль, уже не будут теми, о чем вы говорили! Человек проживающий роль, проживающий жизнь любого человека, одевший её на себя, она становится его и он находится в ней участником, но не играет. Тогда это то, о чем вы меня вначале спросили.

То есть это развитое чувство эмпатии актера?

Полное слияние должно быть! Абсолютное соединение и очень важно, чтобы актер был личность, потому что тогда он не растворяется в роли. Через него чувствуют персонаж и за ним тогда интересно наблюдать.

«Я был Дод, всю жизнь – Дод»

Почему вы выбрали профессию актера? Как  вы поняли, что идете туда?

Я её не выбирал. Сейчас много банальностей можете услышать, и от меня и всех других, вопрос правильный, но я не знаю на него ответа.

Она вас выбрала?

Может кто-то сказать, что вот шел мимо театрального института с товарищем, хотелось ему помочь и, вдруг - взяли меня, а я об этом не мечтал. А другой скажет: я вот вышел из утробы матери и сразу понял, что я артист. И то, и другое – вранье! Не бывает так, что случайно сдал экзамены или всю жизнь хотел. Это происходит где-то сверху. Я лично знал, что я буду моряком, меня влекло море, в жизни его не видел, но рассматривая рисунки кораблей, прочтя множество потрясающих морских историй в книгах, эти баталии, адмирал Ушаков и прочее… «Севастопольские рассказы» меня так вдохновили, что решил стать моряком. Но, почему-то в пять лет, я дома устраивал спектакли, находил какие-то шляпы, тросточку, котелок. Потом написал стихи:

Я мистер Чарли Чаплин

Ношу большую шляпу

И с тросточкой под мышкой

Танцую я фокстрот.

И у меня там был танец, а папа с мамой и братом на меня смотрели. Но, актером в то время я не собирался становиться. Я был очень стеснительным, я никогда не был неуверенным в себе, то есть неуверенным надо быть в работе, но я не был закомплексованным. У меня никогда не было комплексов по поводу внешности. Будучи очень толстым ребенком, я единственный в классе, у которого не было никаких кличек.  Всегда над собой смеялся - первым и другим не было уже интересно меня обзывать. Я был Дод, всю жизнь – Дод.  Толстый, рыжий, в веснушках, жуткая детская внешность. Но, когда я смотрел в школе на вечерах, как мои старшеклассники играют на сцене, один из них Коля, он потом на радио диктором работал, у него были приклеены бородка, усы и он говорит: «Человек мой дорогой...» Боже, это же Коля, на три года всего старше меня, как он это делает, как меняется…

Вы хотели тогда на сцену?

Боже упасиииии! Это страшно, выйти на сцену, я стеснялся даже думать про это!

Но, может вы мечтали?

Нет, не мечтал. Зато записался в хор. Моя сцена - началась с хора. А потом, в 17 лет, я пошел работать на завод «Арсенал» в механический цех, подсобным рабочим. Мы с товарищем, два семнадцатилетних пацана, ежедневно таскали по несколько тонн металла, вручную, на тележках! Это был нечеловеческий труд за копейки! И на заводе, меня приметила секретарь директора, которая руководила драмкружком. И на сцене заводского клуба, я впервые выступил перед публикой – прочел гумореску Степана Олийника «Про Параску та закваску». И параллельно подался в театральную студию в Октябрьском дворце культуры и там начинал с массовки. Потом начали роли давать и все эти годы поступал в эстрадно-церковое. Семь раз поступал.

Ну все равно же, вас там заметили. Ваш талант…

Ну, туда принимали всех, почему я туда и пошел, не надо было никаких экзаменов сдавать. Была масса народных театров в Киеве, но везде конкурсы…А в Октябрьском дворце никаких конкурсов, кто пришел – того и брали.

Какой совет вы могли бы дать молодому поколению, в выборе профессии? Как понять, что это твое призвание, какая профессия именно твоя и ты идешь по своей стезе?

У меня на все случаи жизни, один ответ - книжки читать, там все написано.

А какие книжки читать?

Хорошие.

А как распознать, хорошая книга или нет?

Многие советуют Библию, а моя Библия – это Пушкин. Там все ответы на все вопросы.

«Я остановился, посмотрел в ложу, сделал большую паузу. Больше Резникович никогда мне не щелкал. Никогда»

Давид Вольфович, если бы вас попросили посоветовать только одну книгу, какую бы вы посоветовали?

Ой, тяжело так ответить и выбрать… «Евгений Онегин»! Ну, вот на прошлой неделе, я периодически выдергиваю дорогие мне книги из полок, достал «Евгений Онегин», открыл, читаю, замечательные лирические отступления, то есть его мысли…и вдруг я читаю, когда он уже с Татьяной встретился на балу, отступление: «Забота юности – любовь». Если вы меня спросите, что такое любовь, я скажу – забота юности! Сколько в этих трех словах – мудрости жизни! я это и раньше конечно читал, но именно сейчас, мне нужно было это увидеть.

А что такое любовь? Вы прожили с супругой больше пятидесяти лет. Вы как-то сказали: «Таня - мое большое счастье, потому что она меня удивляет каждый день». А какая женщина-счастье? Как она выглядит, ведет себя, что говорит?

Женщина, которая удивляет меня каждый день…

Ну, а как? Своей заботой, вниманием, нежностью?

Нет, она вообще не заботиться обо мне. Она не любит этого. Никогда мне не говорит никаких нежных слов. Это и прекрасно, по-моему.

Какое качество вы цените больше всего в женщине?

Когда возраст наступил, я могу сказать, что я ощущаю к ней. Совсем недавно, как-то посмотрел на свою жену и сформулировал у себя в сердце невероятную нежность… И нежность очень трепетная.

И да, чем она меня удивляет и как остаться самим собой… Я когда-то был очень дружен, осмелюсь это сказать, с Роланом Антоновичем Быковым и многому у него научился. Он был гений, артист замечательный режиссер, но в обычной жизни он был еще гениальней, философ невероятный. Я всю ночь мог слушать его монолог, и он мне когда-то сказал: что если бы была его воля… вот смотри как несправедливо, ведь существует же единица длины, единица веса, а я бы - установил единицу детскости. Чем больше в человеке детского, независимо от возраста, тем человек лучше. Единица детскости… Дети – они дети, но когда человек проживает жизнь и способен сохранить непосредственность, наивность, чистые помыслы на этот мир, незамутненный взгляд и веру в то, что так должно быть и не иначе… Так вот, моя жена удивляет меня своей детскостью! Она вдруг может что-то сказать или сделать, я начинаю хохотать, она смотрит на меня и спрашивает: «Чего ты хохочешь?» А я вижу её такой, какой она была 52 года назад, когда я её только встретил. Девченкой. 

Давид Вольфович, поделитесь пожалуйста своим секретом семейного счастья?

Ой, это трудно…

Она тоже киевлянка?

Да, она тоже киевлянка, хоть родилась в Москве и переехала в Киев в 14 лет. Отец у неё был старый коренной киевлянин, с Саперной Слободки, потомственный дворянин, но в революцию все его дворянские регалии были уничтожены, он стал военным, полковником. Таня была москвичкой, потом киевлянкой, жили они всей семьей в хорошей трехкомнатной квартире, и Таня была обеспечена благополучной советской жизнью того времени. Так вот, в чем секрет супружеского счастья. Я не знаю точный ответ на этот вопрос, мы просто живем уже столько лет счастливо и не задумывались о каких-то секретах. Может быть, когда я закончил студию в эстрадно-цирковом училище в 1969 году, а Таня КПИ в этом же году, и меня отправляют работать в Архангельск, я ей говорю об этом… Когда мы еще встречались, она спросила у меня, что я выберу: её или работу. Я ей сразу же не задумываясь сказал, что, конечно, работу. Это её очень напрягло и когда этот вопрос предстал уже в реальной жизни, я поставил её перед фактом, что уезжаю по распределению и не знаю куда и на сколько, скорее буду вести кочевую эстрадную жизнь, у меня никогда не будет своего дома. Я сказал: «Ты свободна». Ну я сказал, а она решила по-своему.

Она поехала за вами?

Нет, она не поехала за мной, она получила распределение в Киеве работать на ВДНХ.  Она работала, приезжала ко мне периодически, когда удавалась возможность, я к ней. И вот, когда я вернулся через три года, она меня дождалась. Меня пригласила Русская драма. Ну как-то вот так у нас, тут надо признаться, что у меня были невероятные теща и тесть. Я когда женился, у меня уже не было живых родителей, а Таня была избалованной девушкой из очень благополучной на то время семьи, она привыкла к комфортным жилищным условиям, а я дожив до тридцати лет никогда не мог насладиться хотя бы ванной в квартире, видел их иногда в гостиницах, никакие удобства меня не баловали. И вот мы долго встречались с Танюшей и как-то теща сказала: «Шо вы ходите?». Она была крестьянкой из Нижнегородской губернии, Горьковской области, потрясающая женщина… «Шо вы ходите, перед соседями стыдно уже, женитесь наконец-то!» Ну мы женились, мне было 32, а Тане 29 уже. И я её забрал к себе на Лукьяновку, а у меня кран холодной воды на кухне и все удобства. И чтобы выйти на кухню, если никого нет, нужно было открыть дверь, взять палку огромную, она всегда стояла за дверью, постучать ею по стене, чтобы разбежались крысы. Так вот однажды, Таня моя вышла на кухню днем, она открыла мусорное ведро огромное, а там большущая крыса на неё уставилась. И вот Таня, стала все чаще ночевать у родителей, а не у нас в квартире. И как-то теща ей сказала: «А ты чего здесь сидишь? У тебя что дома нет? А ну бегом домой!» Собрала ей чемоданчик и выставила за дверь. Таня ушла и упала в обморок… Вот такая теща была. Потом, правда теща уже помогла сделать нам квартиру, в которой мы по сей день живем. Это не моя квартира, это Таня получила от бабушки, где мы сейчас живем.

А вы полжизни прожили на Лукьяновке, в довольно бандитском районе?

Мои родители, они родом из Винницкой области, город Липовец, папа у меня был член партии из 1917 года, прошел Гражданскую войну, воевал в кавалеристской бригаде Яна Фабрициуса, был такой герой Гражданской войны, папа был там политрук дивизиона, после войны он вернулся в Липовец и там он служил чекистом. Ходил по городу в кожанке и с маузером. Был совершенно нищим, ни гроша за душой, а мама была из очень зажиточной семьи, её папа был успешный рыбак, у них был дом шикарный. Папина будущая теща была категорически против нищего папы, хотела выдать маму за богатого жениха и даже помолвка была в этом огромном доме, было грандиозное празднование, это была зима. И вот к крыльцу подъехали сани, запряженные лошадьми. В санях сидел папа и его товарищ. Папа вынул свой маузер, выстрелил в окно, в лампочку. Наступила темнота, все евреи стали страшно кричать, а мама была готова, она уже сидела с узелком. Папа её на руки, в сани и увез в другой город. И неделю они там жили. Мама жила в одной комнате, папа в другой, но на весь Липовец это был позор. Все. Через неделю он её привез. Это была знаменитая мамина фраза, она часто цитировала папу, когда он её высадил на крыльцо, постучал в дверь, вышла мамина мама, он ей сказал: «Мадам Кантер, получите вашу дочь». И всё. Потом уже будущая теща бегала за ним, чтобы он на ней женился, так как кому она уже была нужна? Он на ней женился, они переехали в Киев и получили эту комнату в коммуналке на Лукьяновке…

А как Вам было выживать на Лукьяновке? Все таки та среда неинтеллигентная, хулиганская как-то давила на ваше восприятие мира? Как вы выживали и завоевывали авторитет в том районе?

Оставался самим собой. Когда соседка прибегала к маме и кричала: «Таисия Петровна, вы посмотрите с кем сидит во дворе ваш Додик!» А там: один убийца, второй уже с несколькими ходками… Мама отвечала: «Ну и что?» Соседка: «Они же его испортят!» мама говорила: «Нет, это он их спасет и исправит». У меня было полное доверие родителей. Меня никогда не контролировали, с детства. Это доверие надо было оправдать и я оправдывал.  На меня никогда не повышали голос. И когда, на работе на меня пытаются повысить голос, я моментально отвечаю: «Я к этому не привык». Мои родители никогда мной не распоряжались, никогда мне никто не приказывал и так же я всегда поступал к другим.

А как сложились ваши отношения с руководителем Театра русской драмы Михаилом Резниковичем? Говорят с ним сложно ужиться?

Замечательные отношения. Вы знаете, он меня, очевидно, вычислил, и я ему за это очень благодарен. Он в свое время меня понял и не трогает. Даже на репетициях не трогает. Он мне только говорит, как надо сыграть в определенном моменте, я говорю: «Понял» и все. Он знает, что я это сделаю, я понимаю, что он хочет и мы замечательно выживаем на доверии к друг другу. Я до сих пор удивляюсь, как это произошло. Ведь я не его артист и я это всегда прекрасно понимал, но так сложилось в его жизни, что он в меня поверил. Он никогда меня не зажимает. Однажды, мы репетировали «Школу скандала», это было в самом нашем начале, он сидит в ложе и часто щёлкает пальцами, чтобы быстрее прошли, особенно премьерный спектакль. И весь зал слышит, что он щелкает. И я вышел на свой монолог и вдруг из ложи мне два щелчка. Я остановился, посмотрел в ложу, сделал большую паузу и начал говорить еще медленнее. Больше он никогда мне не щелкал. Никогда.

«Жизнь без ошибок совершенно бесполезна»

Давид Вольфович, Вы прожили долгую и, наверное, непростую жизнь.

Не простую…

А что было самое сложное?

А вы знаете, все было трудное. Ничего легко не давалось. Я вспоминаю, например, как семь лет поступал и не поступил. И знаете, что самое трудное было, когда не поступил?

Идти домой и сказать родителям, что я провалился. Они очень сильно переживали из-за моего провала, мне было безумно страшно сказать им, что я не поступил. Они единственные родители в мире, которые хотели, чтобы их ребенок стал артистом. Очень нетипичный случай. Было тяжело их огорчить, я не так волновался, что я не поступил. Я переживал огорчить их. И когда, наконец-то, у меня был дипломный концерт, и они сидели в зале, а после концерта к ним подходили люди и благодарили их за меня, это было настоящее счастье. Я их не подвел!

У меня жизнь была нелегкая, если честно. Но, может это правильно.

Что помогало вам проходить такие периоды?

А я тупой! Мне почему-то всегда верилось, что все будет хорошо. Во мне отчаяния никогда не было. Я никогда не бился головой об стенку, недавно где-то услышал, по Фрейду, когда человек умирает, для него это ничего не значит. Это значит для окружающих. Тоже самое, когда человек тупой.

А у вас были в жизни ошибки? 

Ой, очень много. Вообще жизнь без ошибок совершенно бесполезна.

А как распознать где ошибся?

А это все потом приходит. Сначала думаешь, что ошибся, а потом понимаешь, что это может и не была ошибка. Ну вот у меня было интервью, несколько лет назад, это было во времена Ющенко. Когда в одной газете было напечатано, что в 1998 году, меня приглашал театр Моссовета в Москву, на работу. На хороших условиях. И я отказался. В этом интервью, я сказал, что если бы я знал тогда, в какой стране я сейчас окажусь, то я бы не отказался.

А как вы проживаете свои ошибки?

Сложно. Мне трудно от них отойти. Это тот случай, что только время успокаивает. Только так. Я никого никогда не предал, поэтому мои ошибки – они только мои. Ведь они никому плохого не сделали и это главное.

А вас предавали?

Меня много раз. Я говорю, меня можно продать, но невозможно купить.

Как вы проживали предательство?

Ужасно, очень и очень. А есть такие предательства, например, от учеников. А если от любимого. Это остается навсегда. Это никогда незаживающая рана. Ведь враг не может предать, только близкие и родные предают. С помощью времени приглушается боль, но исцелить её невозможно. Как-то мне Резникович сказал: «Давид Владимирович главное не ждать от учеников благодарности». А я тогда ему ответил, что какая там благодарность? Не придавали бы.

Я думаю, вы тоже чему-то учитесь у своих учеников?

Я продолжаю всегда у них учиться. Когда в театре сняли Михаила Юрьевича (Резниковича), если помните эту историю, я же десять лет вообще ничего не играл. Ни одной роли, даже массовки не давали. И когда через десять лет он приехал постановщиком: «Молодые годы короля Людовика XIV», и по старой памяти, пригласил меня на роль. А я всего после одной репетиции отлично себя показал, он восхищенно говорит: «Давид, вы стали большим артистом». И тут во мне одно мое качество проявилось, я не люблю комплементов. Я пошутил тут же: «Михаил, я всегда им был», а он не пошел в шутку и: «Нет, нет, мы десять лет с вами не общались и за это время все могло произойти… Так вот у вас произошел прорыв».

А потом написал статью в газете, там у него была своя рубрика и целую статью посвятил мне. Он рассказал, что я приобрел непонятно откуда, ничего не играя долгое время, актерское мастерство в совершенном виде. Так вот эти десять лет, я со своими студентами это развивал и усовершенствовал в себе. Я им давал, а они мне отвечали большим. И я всегда был в тренинге с ними и, конечно, оказался готов к роли. И через год Резникович взял меня на главную роль в «Школу скандала».

Самое главное оставаться самим собой, быть человеком порядочным, а другое приложится сюда. Тогда и все неприятности пережить легче. Был такой депутат, не буду называть его имя, который говорил: «Я негодяй». Улыбался и получал от этого удовольствие! Человек знает, что он негодяй, он это подтверждает и испытывает наслаждение. Меня это поразило, что оказывается можно так… В каждом человеке заложено все. От убийцы до Христа, важно куда он потом пойдет… Но, в нем все заложено. Я очень благодарен своим родителям. Вот такой, какой я есть. Меня никогда не воспитывали. Я мог в 15-16 лет прийти в три часа ночи, мама не спала, конечно. Никогда мне никто ничего не говорил и не упрекал. Мне позволили самому создать себя.

«Мусульманская семья с 11 детьми спасла еврейскую семью»

Почему современные дети относятся к своим родителям, с недоверием и предубеждением?

Я ничего нового не придумаю, а повторю часто произносимое выражение. Что только своим примером можно детей воспитывать.

А новое поколение – это дети тоже новых родителей, которые сидят в этих смартфонах, не читают. Вот у меня дома нет интернета, я каждый день, ежедневно, этому меня папа научил, он меня приучил выписывать газеты и журналы и до сих пор хожу в газетный киоск. Я читаю газеты, журналы, книги само собой. Я не понимаю эти электронные книги. Дети повторяют своих родителей. И когда, родители жалуются, что их ребенок сидит в интернете, прежде всего нужно посмотреть на себя. 

А как вы в газете распознаете, где истина или ложь?

В газетах, практически, все ложь сейчас. Я из газет не беру ложь или правду, я беру информацию и её фильтрую. 

Я расскажу, напоследок, одну историю, которой я живу последние годы. Мои родители, когда началась война, отец лежал в тубинституте, он умирал от туберкулеза. Когда немцы 22 июня бомбили Киев, мама побежала в больницу забирать папу и ехать с ним в эвакуацию. И профессор говорит: «Куда вы его тащите, ему осталось несколько дней жить». Она его забрала, погрузила в поезд, брата моего старшего, меня еще тогда не было, и высадились они все уже в Махачкале. И вот в Махачкале, мусульманская семья по фамилии Магомедовы, с 11 детьми, спасла еврейскую семью. И когда у меня спрашивают, кто я по национальности, я говорю, что у меня нет национальности. Они вылечили моего папу там, собачим здором и папа пошел работать на военный завод в Махачкале и родился я там в 43-м году, и они никогда не садились есть без нас…

Главное - быть собой, человеком хорошим, а не национальностью…

Наталія Тарнопольська, для «Главкома»