С Ивана Драча начался мой интерес к современной украинской литературе
В позднем детстве я, как и все в нашем классе, называл украинский язык «телячей мовой» и мое представление об украинской поэзии сводилось к хрестоматийным стихам Шевченко и «дыр-дыр-дыр». (Леся Украинка не в счет, тогда я уже прочел ее пьесы, но в русских переводах).
И как-то раз, дело было во время «книжного голода» в СССР, я из денег, сэкономленных на обедах в школьной столовой, купил на книжном лотке «подарочный набор» к 8 марта – сборник ранних повестей достоевского, упакованный в целлофан вместе с «нагрузкой» – какой-то книжкой на украинском языке. Все это было перевязано розовой кондитерской ленточкой, а сама «нагрузка» была прикрыта открыткой. В то время это было обычной практикой – сплавлять «неликвид» при помощи «дефицита».
Придя домой, я это дело распаковал и прочел название «нагрузки» – Іван Драч. «Київське небо». Имя ничего не говорило, название было банальным из банальных, первое стихотворение – про партию. Я хотел выкинуть ее в мусорное ведро, но потом решил попытаться сдать в букинистический. И на всякий случай открыл со средины.
И прозрел. Я понял, что по-украински можно писать модернистскую городскую поэзию. Ничуть не менее близкую мне, чем любимый мной тогда Вознесенский или, скажем, Ахмадулина. Поэзию, в которой есть живое чувство, ощущение времени и формальные эксперименты. Поэзию, где затрагивание замалчиваемых страниц украинской и советской истории сочеталось с «планетарной сопричастностью», где «мамине рядно» органично сосуществовало с Мондрианом, Корбюзье и Пикассо «в штанах, замурзаних райдугою».
С Ивана Драча начался мой интерес к современной украинской литературе. Я перечитывал его и запоминал наизусть, я покупал все новые его книги, а потом – и книжки Павличка, Винграновского, Олийника. Сегодня я, наверное, читаю больше украинской литературы чем русской.
А еще тогда я даже нарисовал картинку – оммаж Драчу под сильным влиянием Олега Соколова, с которым в то время тесно общался. Сегодня эта детская работа вызывает смех.
Потом, в Киеве, я увидел Ивана Драча вживую. Я видел его много раз, на открытиях и приемах, но «нас не представили», и я так и не рассказал ему чем он для меня когда-то стал. А в последние годы уже не хотелось – я видел в его глазах бездонный конформизм. Из него выветрился шестидесятник. Он превратился в номенклатурного укрписа. А из его стихов ушла поэзия.
Но те его стихи я люблю до сих пор. Например, это. Из «архитектурного диптиха» актуальнее чем 40 лет назад.
Смертний вирок цигарці.
Очі дихають синню -
Густо сиплеться звідти
волошкова солона печаль.
Я ламаю асфальту
зволожену лінію,
Я шепочу печалі:
«Проклята, відчаль!»
Ось проспект мого Смутку,
вулиця імені Сорому.
Несмаку диктатура
зав'язала на серці вузла.
Зверхньо бридиться небо
з холодними зорями
Над рахітами цегли,
заліза і скла.
Вони плачуть з потворності,
б'ють дверима себе у груди.
Аж на кахлянім лобі
виступає холодний піт.
Вони з тої досади,
з кам'яної крутої огуди
Совість зодчих гризуть,
що спотворила ними світ.
Чи вам в душі ніколи
не сипався вечір,
Чи ви серцем не втямили
золоті логарифми зорі,
Що, завдавши сто ніг
на свої забур'янені плечі,
З жахом тікають од вас
незабудовані пустирі?!