«Если бы ракета попала в детскую больницу в Германии, что было бы тогда?» Интервью президента Зеленского газете Bild

Заместитель главного редактора газеты Bild Пауль Ронцхаймер встретился с Владимиром Зеленским в Киеве для эксклюзивного интервью.

Господин Президент, люди в Германии спрашивают: как вы это выдерживаете, вы когда-нибудь спите?

На всех оккупированных территориях страны, а также там, где до сих пор развевается наш желто-голубой флаг, люди спят мало. Мы уже две недели защищаем свою страну.

Мы видим множество видео вашей жены и семьи. Вы в московском списке на уничтожение. Как к этому относится ваша семья?

Они гордятся мной. Они гордятся тем, что мы украинцы. Они понимают, что я мог бы уже давно убежать или хотя бы быть в безопасности. Но они понимают меня и поддерживают мое решение. Потому что это решение для нашей страны. Они хотят, чтобы Киев оставался сильным.

Конечно, как всякий человек, они беспокоятся обо мне, но их сердца всегда со мной.

Это история нашей страны, и мы живем в этом ее эпизоде. Позже мы вспомним, как тяжело было это время, и как плохо было сейчас каждому человеку в нашей стране. Однако мы будем больше помнить те моменты, во время которых мы что-то изменили.

Наша цель – укрепление нашей страны, каким бы трудным оно ни было. Я делаю это для своих детей и внуков. Я не хочу быть слабаком.

Мир спрашивает себя, насколько близко россияне от Киева возможно на расстоянии дня, часов. Как окружен Киев? Насколько вы сами в окружении, господин президент?

И я?

Подъездные пути в Киев перекрыты. Но мы ведь здесь. И вы можете оценить ситуацию в Киеве лично, господин Ронцхаймер.

Меня не волнует, где прячется враг, или как близко он подошел к нам. Я беспокоюсь о нашей стране, о водоснабжении, о еде. О Мариуполе, Донецке, Запорожской области, Мелитополе, Волновахе, Харькове – там ужасная ситуация. Люди остались без воды и еды. То, что сейчас происходит в Мариуполе – это гуманитарная катастрофа. Из разных городов нашей страны были отправлены колонны гуманитарной помощи. Но в них стреляют, а русские солдаты не пропускают их. У нас есть очень смелые водители, которые продолжают работать, несмотря на обстрелы.

Вчера мы договорились работать с Красным Крестом.

Я понимаю, что как люди мы всегда беспокоимся о своей жизни. Тем не менее, мы должны оказать гуманитарную помощь на первое место.

У нас нет никаких универсальных решений или шагов, которые мы можем сделать сейчас. В нашей истории существует настоящий террор.

Я боюсь, что Киев будет оцеплен. Вы этого не боитесь?

Я не боюсь. Чего бояться? Я не должен бояться, я сохраняю покой. Знаете ли вы, как кто-нибудь может преодолеть свой страх? Что может быть ужаснее ужаса?

Что хуже всего может произойти? С их страной, с моей страной?

Худшее, что могло произойти, уже произошло. У нас война, Россия против Украины. Так многие уже погибли. Страна рушится.

Что хуже может случиться с людьми, потерявшими своих детей?

Но мы верим в будущее. Мы не сдадимся, мы не продадим свою землю.

Германия по-прежнему выступает против эмбарго на импорт нефти и газа из России. Вы разочаровались в канцлере Олафе Шольце и немецком народе, которые больше не поддерживают вас?

Я не могу давать оценку действиям Германии. Правительство в первую очередь думает о собственной стране – и это логично. Многие люди в Германии поддерживают Украину. Правительство канцлера было избрано народом, и я считаю, что мы должны быть более сдержанными. Мы видим какие-то шаги, которыми Германия нас поддерживает – «Северный поток-2», санкции и т.д. Мы видим, что Германия делает.

Я не хочу оценивать господина Шольца и его правительство. Я сделаю это потом, когда мы оценим результаты этого времени, и будет понятно, чем закончится война, сколько будет жертв.

Для нас ценна каждая минута, каждую минуту могут погибнуть люди.

Только что получил новость, что детская больница в Мариуполе была атакована. До сих пор нет информации о жертвах. Но я очень надеюсь, что люди смогли скрыться. Как такое может происходить? Лишь животные могут отдавать подобные приказы. Что происходит у них в головах?

А если бы ракета попала в детскую больницу в Германии, что тогда было бы? Представьте нас в вашей ситуации – обсуждаем и ведем переговоры.

Это наша боль сегодня, и мне нужно решение сегодня».

А как насчет членства в ЕС?

Правительства, которые не поддерживают наше членство в ЕС, указывают на предстоящие реформы. Они не видят нас равными себе. У меня еще много открытых вопросов.

Многие жалуются на высокие цены на газ и нефть? Почему еще важно бойкотировать российский газ и нефть?

Понимаете, есть определенные ценности, которые очень трудно объяснить, пока войны не будет в вашей собственной стране. Тогда ты уже не думаешь о реформах. Ты не думаешь, что хотите что-нибудь покупать или регулировать, о росте цен на газ или электроэнергию. Ты больше не думаешь о возможности сэкономить, чтобы уехать в отпуск. Не думаешь, что налоги с каждым годом увеличиваются. Все это отходит на задний план, когда начинается война, и уж совсем не является приоритетным.

Это не подлинная ценность жизни. Истинная ценность жизни состоит в том, что ты живешь, тебя не убивают.

И это то, что должна сделать Европа: защищать простую жизнь, а также поставить подлинные ценности на первое место.

Желаю, чтобы ваши жизненные приоритеты оставались подлинными ценностями.

То, что сейчас происходит у нас, может произойти и с вами.

И это для меня очень важно: мы умираем и за вас.

Что вы скажете о требовании признать независимость Донбасса и признать, что Крым уходит в Россию? От чего вы готовы отказаться ради мира?

Вопрос здесь не в том, что я могу дать. В любых переговорах моя цель – прекратить войну с Россией. И я тоже готов сделать определенные шаги.

Можно идти на компромиссы, но они не должны быть предательством моей страны. И другая сторона тоже должна быть готова идти на компромиссы – потому их и называют компромиссами. Только так мы можем выйти из этой ситуации. Пока мы не можем вдаваться в детали. У нас еще не было прямого контакта между президентами. Только после прямых переговоров двух президентов мы сможем завершить эту войну.

Что вы отвечаете своим детям, когда они говорят: «Папа, нам нужно ехать из Украины»?

Мои дети говорят, что я должен остаться здесь. Но они не должны тратить прекрасное время своего детства, пытаясь убедить отца покинуть свою страну.

Авторы: Пауль Ронцхаймер и Гиоргис Моутафис (из Киева)

09.03.2022