Почему олигархи убегают, а простые украинцы не паникуют? Психолог объясняет, как реагировать на военную угрозу
«Мы даже начинаем получать удовольствие от того, что не впадаем в панику при тревожных сигналах»
Тревожные сообщения в новостных лентах без остановки атакуют украинцев который месяц: российские войска накапливаются на границах, западные страны продолжают вывозить из Киева своих дипломатов, полеты над Украиной отменяются, олигархи и члены ОПЗЖ уже улетели чартерами кто куда...
Между тем простые люди уже не атакуют магазины, не убегают из городов и не ищут в интернете местоположения укрытий. По данным Google, украинцев в сети на прошлой неделе интересовал ход национального отбора Евровидения, новинки кино и жизни известных звезд и политиков.
О том, почему общество так по-разному реагирует на военную угрозу: кто-то убегает, а кто-то спокойно ждет, а также как противостоять паническим настроениям в интервью «Главкому» рассказал социал-политический психолог Валентин Ким.
Почему люди настолько по-разному реагируют на нависшую угрозу: некоторым вообще удается делать вид, что ничего не происходит?
То, что реакция разная, это хорошо. Если бы она у всех была одинаковая, это значило бы, что мы превращаемся в клонов. Клоны же не жизнеспособны. Мы демонстрируем разнообразные, альтернативные способы поведения. Реакция зависит от многих факторов: убеждений, силы ситуации, текущих эмоциональных состояний и т.д.
Скажем, если человек убежденный пацифист, он будет искать возможности для мирных договоренностей. Если для человека важна возможность сопротивляться, он будет настаивать на других вариантах. Если человек стал жертвой информационной пропаганды, внушения паники, то есть вероятность, что он будет демонстрировать паническое поведение. Если рядом есть кто-то, кто дает человеку ощущение спокойствия и равновесия, то человек «заразится» этим состоянием и будет вести себя уравновешенно.
Можете ли вы дать какую-нибудь универсальную рекомендацию?
Универсального совета не существует. Есть определенные базовые рекомендации, первая из них – выходить из зоны тревоги и входить в зону покоя. Это значит делать что-то, что придает вам чувство покоя и уверенности. К примеру, если вам такое ощущение дает коммуникация с людьми, значит, общайтесь! Видите, что у вас вызывает нарастание тревоги чтения новостей – ограничьте такое чтение.
Второе – ощущение тревоги проще всего компенсировать с помощью каких-то действий. Боитесь, что что-то произойдет – начинайте что-нибудь делать, чтобы подготовиться к будущей опасности: пойдите в тир, попрактикуйтесь в стрельбе; пойдите в мэрию и выясните, как действовать в случае эксцессов, где находится ближайшее к вам укрытие; соберите «тревожный чемоданчик» и будьте спокойны, что самое необходимое у вас с собой. Однако в нашей ситуации окончательно выбраться из зоны дискомфорта и добиться полного покоя и равновесия практически невозможно. Впрочем, снизить градус никому не помешает.
Часто встречается совет: в полупаническом состоянии очень полезно заняться давно откладывавшимися бытовыми делами – сделать генеральную уборку, прибить полочку, перебрать одежду. В этом есть смысл?
Рекомендация очень правильная, потому что когда у нас заняты руки, голова начинает подчиняться тем действиям, которыми мы заняты. Когда мы что-то меняем, мы таким образом осуществляем контроль над окружающим миром: да, над какой-нибудь его маленькой частью, но тем не менее мы хоть что-то контролируем, и ощущение, что от твоих действий что-то зависит, придает сил. Это очень полезная практика, и это точно лучше, чем сидеть перед телевизором, накапливать напряжение, которое не позволяет ничего делать. Лучше тревожную энергию переводить в другое русло, сублимировать.
Во время первого ковидного карантина в украинских супермаркетах выстраивались очереди в кассы: люди гребли гречку и туалетную бумагу. Чем объяснить, что сейчас такой «продуктовой» паники нет, люди спокойно покупают технику, меряют кроссовки на распродажах?
Срабатывает эффект привыкания. Когда мы сталкиваемся с новой для нас угрозой, то мы на нее бурно реагируем, потому что не знаем, чего ждать и рассчитываем на худший сценарий. До 2020 года никто не имел понятия, что такое пандемия и как реагировать на локдаун. Поэтому на всякий случай люди делали запасы. Тем более тогда ходили слухи о том, что запретят выходить из дома. Мы видели, что происходило в Китае и боялись, что такие же жесткие меры постигнут и Украину.
То, что происходит сегодня – ситуация иная. Видите ли, в состоянии военной угрозы мы живем уже восемь лет, потому определенным образом адаптировались. На собственном примере мы увидели, что многие страхи, которые мы переживали, уже много раз не сбывались, поэтому у общества нет столь бурной реакции. В пользу спокойствия работает и то, что угроза поступает постепенно. Не было такого, как в 2014 году: когда никто ничего не ожидал, а Россия – бац! – откусила кусок территории. Теперь мы уже знаем, чего ждать от РФ, от себя, друг от друга. Поэтому наше поведение можно назвать стереотипным, а такое поведение всегда очень энергосберегающее. Мы видим, что гречка, спички и соль еще с 2014 года остались, поэтому не бежим их скупать.
То есть можно сказать, что Украина на протяжении восьми лет получала длительную прививку от паники?
Это частично прививка, частично – обучение. За восемь лет перестроился и наш образ мышления, и наша экономика. Вместе с тем, все наши тревоги не идут в никуда. Они влияют на нас, на наше мировоззрение, здоровье, жизнь. Они влияют на новое поколение: наши дети растут в не очень благоприятной обстановке – даже с информационной точки зрения. Но в целом мы даже начинаем получать определенное удовольствие от того, что можем пересилить себя, не впадать в полную панику в ответ на действительно тревожные сигналы. Поэтому, когда украинцы слышат новости о том, что британцы и японцы вывозят своих дипломатов, в целом реагируем на это спокойно. У нас гораздо активнее обсуждается новость о том, что из страны бегут олигархи: мы на этот счет испытываем гнев, злорадство, даже страх. Можно сказать, что мы уже адаптировались к этой ситуации, и она нам вредит не так сильно, как могла бы.
Наталья Сокирчук, «Главком»