Другой Путин и его новый режим

Гребенщиков и Макаревич выступили против Путина, записали ролики и песни: они теперь отдельно, власть отдельно, как в советские времена. Полиция конфисковала картину с петербургской выставки, автор полотна бежал за границу. Новосибирский художник получил официальную бумагу о «запрете художественной деятельности». Против зарубежных артистов эстрады расследуют уголовные дела, ведущего канала «Культура» уволили за гомосексуальность.

«Ну так что вы удивляетесь? У вас ведь путинский режим, – говорят иностранцы. – Открыли на тринадцатом году». «Да уж, нашли чему удивляться на тринадцатом году путинского режима», – отвечают им самые безутешные в России. И ошибаются.

Происходящее удивительно. Путин у нас один, а режимы, теперь ясно, что разные. Как я объяснял иностранцам популярность Путина в начале и середине двухтысячных? Вы думаете, у нас страшная диктатура, а русским людям кажется, что они свободны, как никогда. С одной стороны, материальная свобода, которой никогда прежде не знал русский человек: любой дефицит, в борьбе за которым провели полжизни целые поколения, загранпаспорт с так и не увиденным Парижем теперь в шаговой доступности. А с другой – духовная свобода: книжки, фильмы, веры – самые разные. Власть впервые в российской истории не учит граждан, как им жить, как думать, что смотреть и читать, как верить, с кем встречаться, камо грясти. 

В политику гражданам нельзя, в экономику – под надзором, зато умственная деятельность, частная жизнь впервые в русской истории свободны. Неведомая здесь прежде легкость бытия: власть без идеологии с огромным приватным пространством, со сферой личного целиком за скобками. Бескрайние просторы русского прайвеси, впервые в истории родная страна действительно широка.

Тот же Гребенщиков еще два года говорил газете: живем в эпоху немыслимой свободы. Вы думаете, он про что? Про то самое, что я – иностранцам.

От олигархии к тирании

Но русский человек у власти не может быть долго широк, рано или поздно он сузится. Теперь иностранцам приходится говорить про режим ровно противоположное. 

Все заметили какую-то важную перемену, которая происходит с русской властью в последний год. А что случилось-то? Был умеренный авторитарный режим, остался умеренный авторитетный режим. А чувствуем, что другой. В чем дело? А вот в этом возвращении власти в частное пространство, в культуру.

По большому счету существует два типа авторитарного правления. Одно опирается на разных непростых граждан, а другое, наоборот, на тех, кто попроще. В первом – правитель вместе с элитой против не доросшего до власти народа: сдерживаем народную стихию – для ее же блага. Во втором – правитель с народом против элиты: показываем, где ее место. 

Одна власть опирается на бюрократию, бизнесменов, менеджеров, профессуру, военных, экономистов, программистов, вообще всех, кто чувствует себя в стране выше среднего. Другая – на тех, кто чувствует себя ниже среднего. Эта говорит простому человеку: нет никого лучше тебя, такой, какой ты есть, ты прекрасен. Твои ценности – мои ценности, твои мысли – мои мысли, твои вкусы – мои вкусы, те, кого ты не любишь, – мои враги. Да, мне наверху приходится иметь с ними дело, у нас же не 1937 год. Но – исключительно зажавши нос, а так я с вами. А эти у нас еще попрыгают. 

Из одной диктатуры в другую – из олигархической в популистскую – у нас сейчас и переход. Вот вам и публичные выволочки министров президентом по телевизору – нам внове, а белорусский зритель такими давно развлекается; и антикоррупционные дела с увольнениями на самом верху, хотя раньше бюрократов не сдавали; и Говорухин вместо Михалкова; и полпред с завода; и народные конспирологи во главе парламентской дипломатии с Министерством культуры. Возрождение Героя труда, школьной формы и ГТО. Байкеры с иконами Сталина не отдадут наших сирот западным извращенцам.

Правитель должен показать, что он с народом. А народ, по мнению правителя, не жалует непонятного, сложного, нового, от себя отличного. Не любит, чтобы выпендривались, выеживались, выделялись. Самый умный тут, что ли? Больше всех надо? Ты вообще из какого района? Закурить есть?

История хорошо запомнила первый такой переход – от олигархии к тирании в древнегреческих полисах. Писистрат Афинский, Питтак Митиленский, Периандр Коринфский, Гиерон Сиракузский. 

А бывает и так, чтобы правитель лично не менялся: зачем ему? Как Мао – чуть что не по нему – парткомы прозаседались, огонь по штабам, даешь культурную революцию.

Злая обида 

Весь первый, второй и третий путинские сроки наша диктатура была элитарной. Кроме пары символических жестов, она опиралась на тех, кто выше среднего. Она следовала жесткому правилу – не сдавать по требованию снизу ни одного бюрократа. Она никак не вмешивалась в процесс интеллектуального творчества. Она была антизападной, но не разверзала между нами и Европой цивилизационной пропасти, в ее антизападничестве больше звучала обида кинутого партнера по бизнесу: мы – им, а они? Мечта, чтобы нас взяли на равных в золотой миллиард.

Разрыв произошел позапрошлой осенью. Элита возмутилась, восстала, начала отзывать свою поддержку режиму. С ней не посоветовались, не объяснились по поводу возвращения первого лица, поставили перед фактом. Растоптали такую еще свежую и хрупкую европейскую гордость.

А власть обиделась на тех, кто больше всего получил за время ее правления и оказался такой ненадежной опорой. Ну ничего, пошла она, эта элита, на фиг. Она никто. Мы теперь опираемся на народ, на широкие массы трудящихся.

Художественное творчество (все эти режиссеры, писатели, художники) – под подозрением. Бизнесмены – эти уже давно. Кто не как все – тем более. Мы их вместе с народом не любим. Ах, вы мне постоянно напоминаете, что я маленький человечек, ничтожество, мал ростом, бывший зам мэра? При мне умрете тогда. Хотите меня посадить? Сначала сами посидите.

В этом смысле может показаться, что Мизулина и напуганный Шекспиром Железняк – прямое следствие Болотной площади. Это так, но не только. Все время своего режима Владимир Путин воспринимал экономический рост как простую производную от своего правления. Действительно радовался за страну и за себя: как им повезло друг с другом.

Он не до конца понял, что экономический рост пять-десять процентов в год – производная не только от успешного правления, но и от пустого рынка, очищенного дефолтом и девальвацией и политого нефтью: воткни палку, и она прорастет на пять процентов в год точно. В стране-то, где нет еще супермаркетов, кафе, парикмахерских, заправок, автосервисов, новостроек, автосалонов, шиномонтажей и, главное, банков и кредитов на все это. И с зарплатой $100 в месяц.

А теперь экономика больше не растет. Сначала можно было обвинить Запад, который все обрушил. Но теперь снова растет и Запад, а мы – молодой развивающийся рынок, который при первых признаках оживления на Западе должен бежать втрое быстрее, – стоим, оперевшись на забор. И понятно, почему. Представьте себе, что у вас 100 тысяч рублей, их можно положить в старый надежный банк под пять процентов и в новый, который недавно банкротился, – под два процента. Ну, ладно бы, под двадцать, десять процентов – можно рискнуть, но под два? Тут и думать не над чем. Так и ведет ведь сейчас себя инвестор, выбирая между Западом и Россией (с Индией и Бразилией до кучи).

Приходится обвинять умников, которые завели страну в тупик, ничего сами не умеют, хотя и в очках. А к народу приходится идти с другими, внеэкономическими ценностями. Не связанными с ростом благосостояния. Например, предложить защиту от однополой угрозы с Запада.

А про «догнать Европу» как раз удачно можно забыть: как раз от нее лучше как можно энергичнее откреститься – чур меня, – чтобы даже в голову не пришло сравнивать. 

Столп и утверждение

Путин один, но нынешний путинский режим – полная противоположность предыдущему. Тот занимался экономикой, этот занимается различением духов: что там в книгах, в музеях, на сцене, на экране, дома у граждан от сатаны, а что от бога.

Кажется, это уже не только прием, он сам в это уверовал. Так себе европеец Путин собрал на Валдае западных слушателей, чтобы рассказать им, где искать европейские ценности. Ответ: в России. Причем, судя по пассажу о Берлускони и сатане, главная европейская ценность одна – девок щупать. Это как если бы глава горной республики или индийский политик позвал наших и сообщил доверительно, что Россия отошла от корней, а корни у нас общие и известно какие: кровная месть и запрет на межкастовые браки. Без кровной мести растет преступность, все ведь позволено. А от межкастового секса вообще все мировое зло: разрушены иерархии, люди потеряли свое исконное место в мире, не знают, как правильно друг с другом общаться, кто из них выше, кто ниже, – Кузнецовы, к примеру, или Кожевниковы. Такие браки портят кровь, от них рождаются одни выродки, и вообще Кузнецовы, породнившись с Кожевниковыми, не воспитают нормального, здорового члена общества. Мы бы кивали из вежливости, но слушали с недоумением: как европейцы нас.

Выгнали из администрации Суркова за то, что заигрывал с умниками, а толку ноль, эти неблагодарные волки все равно смотрят в свой западный лес. Вернули в администрацию Суркова: магическое почти что действие. Давайте встанем, как стояли, чтобы было как раньше: экономика росла, народ любил, горожане считали, что живут в эпоху немыслимой свободы. Вдруг сработает? Можно еще попробовать мебель на старые места переставить. Сработает, только если вместе с Сурковым и мебелью вернуть прежний путинский режим, и то теперь не факт.

А всем, кто поддерживает Путина, – особенно тем, кто это делает по привычке или в силу традиции, надо понять, что это другой Путин. Разный – тогда и теперь. Мы меняем души, не тела, и они тоже. И сделать соответствующие организационные выводы.