Мир на кончиках пальцев. «На, Петро, передай это Путину. Скажи: от Зои из Краматорска»

Наша встреча накануне Минского саммита была назначена вечером, в президентском дворце в Киеве. Однако едва мы с Жилем Эрцогом приземлились в «Борисполе», как мне позвонил Валерий Чалый, советник президента (заместитель главы Администрации президента, - «Главком»), который уже находился в Минске.

«Оставайтесь на месте, ни в коем случае не езжайте в город. Я ничего не могу сказать по телефону. Но сейчас прибудет служба протокола и все вам объяснит».

Мы ждем в пустынном салоне аэропорта, где бездействующий дьютифри предлагает паршивый кофе и плитки знаменитого на всю Украину шоколада «Рошен», на котором заработал свое состояние Петро Порошенко. Через два часа появляется группа людей, одетых в черное, с наушником в ухе и длинным плоским чемоданчиком в руках. За несколько десятилетий, проведенных в горячих точках планеты, я усвоил, что это – верный знак приближения патрона. Все быстро приходит в движение: суматоха среди людей в черном, возврат скорым шагом на летное поле, где нас ожидает самолет с двумя работающими реактивными двигателями. Мы поднимаемся на борт по трапу и попадаем в хвостовую часть самолета. Затем офицер службы безопасности просит нас отдать ему мобильники и проводит нас в переднюю кабину, где нас встречает Порошенко. Он неузнаваем: майка цвета хаки, пятнистые маскировочные брюки, военные ботинки. Его необычайная бледность вызывает беспокойство: я его никогда таким не видел. «Извините за эту секретность. Но никто, кроме него (он кивает на генерала Муженко, главнокомандующего украинской армией), не знает, куда мы направляемся. По причине безопасности. Но вы увидите. Это ужасно. Я хочу, чтобы вы были свидетелями».

-- Бернар-Анри Леви: «Завтра, в это же время, Вы окажетесь лицом к лицу с Путиным. Что Вы ему скажете?»

Полет длится час, в направлении юго-востока. Мы летим в сторону Донбасса, где час назад, рассказывает Порошенко, слепая бомбардировка привела к десяткам жертв среди гражданского населения. Мы завязываем разговор:

Завтра, в это же время, Вы окажетесь лицом к лицу с Путиным. Что Вы ему скажете?

Я не уступлю ни в чем. Ни территориальная целостность Украины, ни ее право на европейский путь не подлежат обсуждению.

А если он заупрямится? А если он будет цепляться за свою идею федерализации зон, которые находятся в руках сепаратистов?

Что же, тогда я прерву переговоры и вынесу эту ситуацию на суд общественного мнения и ООН. Мы не Эфиопия 1935 года. И не Чехословакия 1938 года. Мы – не одна из тех маленьких наций, которых великие державы принесли в жертву в Ялте. Я даже не Ваш друг Изетбегович, который согласился в Дейтоне на расчленение Боснии...

Я говорю ему, что Франция во главе с Франсуа Олландом солидарна с ним, и это – существенная разница. Он это знает. Я напоминаю ему, что у Германии есть неоплатный долг перед Украиной (семь миллионов погибших во время Второй Мировой войны!), и что канцлер Меркель не может не признать этот долг: он качает головой, словно говоря, что это он также знает, но не уверен до конца, что это сработает. Во всяком случае, он убежден, что его страна слишком дорого заплатила за свою независимость и свободу, чтобы принять чей-либо диктат: «Я надеюсь от всей души, что завтра мы заключим мирное соглашение, но война нас не пугает. Как говорил генерал Шарль де Голль, у великих народов в тяжелых испытаниях нет лучших друзей, чем они сами».

Затем, до самого прилета, Порошенко рассказывает нам о торжественной декларации, с которой он выступит на открытии саммита. Ведь там, больше чем когда-либо, будет решаться будущее его страны. Вскоре после 22:00 мы приземляемся в Харькове. У трапа нас ожидают около тридцати бронемашин.

-- «Я увидел удрученного человека, который неустанно повторяет: «Здесь убивают только мирных жителей. Это преступление против человечества»

Наша колонна направляется по пустынным равнинам Приднепровья до Краматорска, куда мы прибываем после трех часов поездки по довольно хорошей дороге, которая на последних пятидесяти километрах превращается в замерзшее и разбитое военными машинами месиво. Ни огонька. Ни живой души. Вдруг мы видим группу несчастных, которые греются вокруг костра. Именно тут, в центре города, несколько часов назад упала ракета, пущенная из ракетной установки «Смерч», более чем в 50-ти километрах отсюда. По существу, это - гигантская кассетная бомба, которая выпустила при разрыве свои смертоносные снаряды: в радиусе 800 метров 15 человек погибли и 63 были ранены. И я вижу перед собой иного Порошенко: он уже не совсем главнокомандующий, которого я наблюдал в самолете; он уже вовсе не тот президент-олигарх, которого я сопровождал год назад в Елисейский дворец. Это удрученный человек, мертвенно-бледный в свете фар, которые освещают сцену. Он слушает очевидцев, которые рассказывают ему об адском свисте ракеты, о домохозяйках, которые возвращались с рынка и были скошены потоком мелких бомб, о панике, о трупах, через которые надо было переступать, о мужественной матери, которая своим телом прикрыла ребенка и погибла, о прибытии скорой помощи, о страхе перед следуюшими снарядами...

«Какая беда», - бормочет Порошенко. Он повторяет много раз: «Это катастрофа... мы за много километров от фронта. Тут только гражданские. Это не война, а бойня. Это не военное преступление, это – преступление против человечества». Затем он останавливается на краю кратера, где лежит другой, неразорвавшийся снаряд. Из-за пуленепробиваемого жилета, который надет под гимнастеркой, он кажется эдаким странным колоссом. Он добавляет, указывая пальцем на смертоносную бомбу, словно она является его личным врагом: «У сепаратистов нет монстров такого размера, запрещенных Женевской конвенцией, это может быть только делом рук русских». Кривая ухмылка искажает его лицо: «Русские... Когда я думаю о том, что они будут через несколько часов в Минске и что у них хватит смелости говорить о мире...»

К нам походит врач с засученными рукавами (на улице -10°!), чтобы отвести нас в приемный покой больницы. Президент останавливается у каждой кровати – он распрашивает раненых, сочувствует им, а с наиболее отважными пытается даже шутить. Мне кажется, что он укромно благословит старую женщину, которая протягивает ему осколки, вытащенные хирургами из ее ног: «На, Петро, передай это Путину. Скажи, что это от Зои из Краматорска». Наша последняя остановка – на выходе из города, где расположен воинский штаб: в огромном здании, полностью прикрытом камуфляжной сеткой, находятся десятки офицеров, богатырей в касках, с серьезными и усталыми лицами, некоторые спят стоя, прислонясь к стенке, но не выпуская оружие из рук. И тут президент вновь становится главнокомандующим. Закрывшись в штабном помещении с несколькими военачальниками, он отдает приказы о контрнаступлении, которое придется начать, если Минск провалится.

-- Петро Порошенко: «Наша армия становится самой лучшей, храброй и опытной во всем регионе».

Три часа утра. Военная разведка опасается нового залпа «Смерча» или, может быть, Торнадо. В любом случае, пора возвращаться. На обратном пути дорога кажется еще более пустынной... В самолете я рассказываю Порошенко, что накануне ужинал с бывшим американским послом в Киеве, который борется за поставки оружия Украине и думает, что украинская армия находится в трудном положении, особенно в Дебальцево. «Он не ошибается, отвечает президент с улыбкой, беря ломтик ветчины с тарелки колбасных изделий, предложенных стюардессой. Но не ошибайтесь на наш счет. То время, когда наши моряки в Севастополе или солдаты из казарм в Бельбеке или Новофедоровке сдавались без боя, прошло. Это – единственное преимущество войны: приобретается опыт...» Я также говорю ему, что в США и Европе многие сомневаются, что его военные сумеют быстро освоить те современные вооружения, которые могут быть им поставлены. Но он просто смеется в ответ и обменивается несколькими репликами по-украински с главой генштаба. «Скажите им, что они ничего не поняли. Нам нужно восемь дней, и ни днем больше, чтобы научиться пользоваться новыми вооружениями. Знаете ли вы, что наша армия по нужде становится самой лучшей, храброй и опытной во всем регионе?»

Его лицо вновь омрачается, когда я упоминаю о том непростом пути, который предстоит пройти американским друзьям Украины, чтобы иметь возможность поставить вооружения: новое подтверждение в Когрессе Акта о поддержке свободы на Украине от 11 декабря 2014 г.; необходимость принятия Закона об ассигнованиях для того, чтобы использовать 350 миллионов долларов на военную помощь, за которую уже проголосовал Конгресс; окончательное одобрение Обамой. Ведь известна его склонность медлить в таких делах. Наконец, следует знать, будут ли эти вооружения поставлены из уже имеющихся запасов или их еще предстоит произвести, а это займет несколько месяцев... «Я знаю все это, говорит он еле слышно, закрыв глаза... Я знаю... Но быть может, произойдет чудо... Да, чудо...»

Я вспоминаю, слыша это, что Петро Порошенко – практикующий христианин, дьякон в гражданской жизни. В Днепропетровске, да и в других местах, во время президентской кампании, я видел, как перед каждым митингом он шел преклонить колена и помолиться в ближайшей церкви. Мне также приходит в голову идея, что этот стратег не по своей воле, которым он стал, эта большая личность, вошедшая в когоргу антигероев, не любящих войну, быть может, думает о том, что ему необходимо срочно выиграть время, хотя бы несколько недель, и что в этом будет заключаться основное достоинство соглашений, которые он собирается подписать, даже если он ни на миг не верит словам Путина. На рассвете мы прибываем в Киев. Ему остается всего несколько часов до вылета в Минск, где у него состоится, в той или иной форме, встреча с Историей.

Перевод для «Главкома» - Галина Аккерман

Чем завершились Минские переговоры читайте здесь: После Минска. Без иллюзий, Україні дали час готуватися до війни