Речь идет о работах импрессиониста Николая Глущенко ...
У Эдгара Уоллеса есть замечательный рассказ, о том как воровка Джейн Четыре Квадрата крадет из галереи известного бизнесмена картину не менее известного художника, и требует за нее выкуп. История заканчивается тем, что бизнесмен, желающий вернуть свое сокровище, перечисляет на указанный счет нужную сумму, и вместе с оравой полицейских, брошенных на расследование дела, находит свою картину … в своей же галерее – только вырезанную и прикрепленную к шторе. Потому что, как сам уверял, вынести ее оттуда было невозможно. Это произведение несколько напоминает уже современную ситуацию с исчезновением в Кабинете Министров четырех ценных картин, принадлежащих Национальному художественному музею. Чем именно? Тем, что оттуда условный вор их тоже не смог бы вынести – простому человеку, чтобы попасть в здание правительства, необходимо заполнить кипу документов и пройти не один ряд охраны. Но, в отличии от литературной выдумки, в данной истории есть еще один путь – сменить «место жительства» полотнам мог и человек, работающий в Кабмине…
Речь идет о работах импрессиониста Николая Глущенко: «В рыбацком колхозе», «Паруса на море», «Днепровские дали», «Село возле реки». Первые две исчезли в принципе, вторые две, оставшиеся висеть в Кабинете министров, музейщики назвали фальшивкой. Страховая оценка оригиналов составляет 560 тысяч 700 гривен и 600 тысяч 700 гривен, соответственно.
По словам главного хранителя НХМУ Юлии Литвинец, проблемы со сверками картин начались еще в 2004 году. Тогда по разным поводам музейщиков не пускали в Кабмин для сверки, которая по правилам должна проходить каждый год. В 2008 в кабинете Государственного агентства по вопросам науки, инноваций и информации Семиноженко еще висели оригиналы работ Глущенко, в 2010 – уже фальшивки. Здесь же, в приемной, до недавнего времени находились и «пропажи».
Практика, когда картины из музеев «переезжают» на время или навсегда в государственные, правительственные учреждения действует еще со времен Советского Союза. Однако, как утверждает директор львовской национальной галереи искусств Борис Возницкий, в последнее время ситуация сильно ухудшилась: «Раньше как-то за этим следили, сейчас – нет. Сейчас и больше картин передают на хранение в правительственные органы, и больше картин оттуда исчезает. А если картины так исчезают, то их уже не вернешь – это ясно. Если бы милиция занималась такими случаями, то, может, их бы и находили. Но не было еще такого случая, чтобы милиция нашла».
Несколько лет назад Борис Григорьевич столкнулся с похожей ситуацией – пропала картина, которую его галерея передала в Министерство иностранных дел: «15 лет назад мы передали картину Финогенова «Серая елка» в МИД, и она исчезла».
История известная: 35 произведений живописи во Львовской галерее взяло напрокат Министерство иностранных дел, а когда музейщики явились в ведомство с плановой проверкой, произошел конфуз: «Пропала наша «Елочка». Картины в таких местах же не просто пропадают, их дарят. Вот пришел кто-то, ему понравилась картина – забирай. Мы вот просим все картины теперь вернуть».
За «пропажу» Львовская галерея с МИДом даже судилась, но результата это не дало. «Мы подали в суд, и они вернули деньги, но нам этот суд обошелся в большую сумму, чем они нам вернули. За суд же тоже надо платить, - с горькой усмешкой замечает Борис Возницкий. – А где находится картина, так и не удалось узнать. Вот как может пропасть из МИДа картина высотой в два метра? Как туда пройти можно – там милиции сколько? Может, министр иностранных дел подарил ее другому министру? Что милиция у министра ее искать будет?»
В ситуации с Кабмином и картинами Глущенко ситуации такая же невеселая. Говорят, что когда Семиноженко заехал в этот кабинет, здесь уже висели не оригиналы, а фальшивки. Когда именно пропали картины, узнать не представляется возможным.
В целом проблемы в том, что музей передал картины в Кабмин председатель комиссии по вопросам культуры и туризма, депутат Киевсовета Александр Бригинец не видит: «Ничего нет плохого, что в кабинете Президента или премьер-министра будет висеть картина кого-то из известных украинских художников, и туда будут приходить серьезные люди и видеть, какая у нас замечательная украинская культура. Но когда речь заходит о краже – это уже совсем другое дело». Глава подкомитета по вопросам книгоиздания и книгораспространения комитета ВР по вопросам культуры и духовности Владимир Зубанов сокрушается: «Сейчас остро встал вопрос о картинах, которые из запасников музеев Киева передали на хранение в коридоре Кабмина. Это все оригиналы, ценность. Но Кабмин у нас меняется каждые полтора года. Одни уходят, другие приходят, и порядка по передаче дел и материальных ценностей нет. Вот кто-то нечистый на руку подсуетился и вынес четыре картины».
Кроме того, что кто-то из сотрудников вынес эти картины «для себя» (то ли для продажи, то ли для созерцания), Александр Бригинец видит еще два варианта, каким образом из Кабмина могли пропасть работы Глущенко.
Первый. Чиновники могли просто не разобраться в том, какая ценность оказалась у них под рукой и, действительно, подарить ее первому встречному: «Проблема может оказаться в необразованности и культурной неграмотности людей, которые просто не понимали, с чем они имели дело» В подтверждении этой версии он вспомнил аналогичные ситуации «при Черновецком»: «В кабинетах киевских чиновников исчезла определенная часть картин. Доходило до того, что некоторые чиновники эти картины отдали своим секретаршам, потому что они им не нравились. А взамен по своему вкусу купили себе на Андреевском спуске картины за 100-200 гривен. С Глущенко может быть такая же ситуация. Это художник-модернист, он может быть не понятен людям, которые выросли на Репине и Паустовском».
Второй. Неграмотностью украинских чиновников вполне могли воспользоваться люди, разбирающиеся в культурных и денежных вопросах: «Условно, приходит какой-то враг и говорит, а продайте мне эту работу за целых сто долларов, и тот продает».
Ситуация с пропажей картин в Кабмине, по словам Александра Бригинца, настолько «взволновала директора музея, что тот даже подал заявление об уходе. Но не его же нужно винить в пропаже. Есть человек материально ответственный, он и должен нести наказание». Борис Возницкий также уверен, что найти виновного возможно – перед передачей на каждую картину оформляются необходимые документы: «Сначала к нам приходит приказ министра культуры на передачу картин. Без приказа министра мы никому ничего не даем. Когда есть приказ, мы оформляем документы передачи на постоянное или временное хранение, оцениваем, сколько стоит картина, отмечаем, что в случае пропажи нам эти деньги возвращают. Наша галерея дает картину только на год. Через год «принимающая» сторона снова к нам обращается. Но некоторые музеи дают и на четыре года, например».
А Владимир Зубанов с тем, что найти ответственных за пропажу картин в Кабмине просто, не соглашается: «Это по идее должен быть договор на ответственное хранение, акт приема-передачи этих картин, кто-то должен подписать, что принял эти картины, если материально ответственное лицо меняется, то кто-то другой принимает и подписывает документы. Но я думаю, что эти картины не были оценены в установленном порядке, страховки на них не было. И даже если найти материально ответственного, неизвестно, какую сумму с него требовать».
Подтверждая свои слова, что при оформлении документов музей и Кабмин, скорее всего, не прошли все процедуры, Владимир Александрович приводит пример: «Вот, смотрите, если делать все по закону. Передается в Кабмин 200 картин на хранение. При передаче должна присутствовать страховая компания, которая скажет: всю стоимость картин мы оцениваем в пять миллионов долларов, а нам за оценку вы заплатите 200 тысяч долларов. И никакой государственный деятель не подпишется под этим документом. Чтобы его потом обвинили во всех смертных грехах?». Допускает возможность такой ситуации и Александр Бригинец: «Мне один директор музея рассказал историю. Ему позвонили и сказали: надо срочно до двенадцати часов подать какую-то картину в Кабмин. И этот директор не подал картину во время, потому что двое-трое суток потратил на оформление документов. Но не каждый руководитель музея может проявить такую принципиальность в борьбе с руководством Кабмина. Только несоблюдение норм в оформлении документов – еще не повод разворовывать имущество».
Единственная правильная реакция Национального художественного музея сейчас – это подать иск в суд и попытаться разобраться в том, кто «сбагрил» картины на сторону.
«Дело передадут в прокуратуру, найдут эти работы, - уверяет Александр Бригинец. – Глущенко ведь не мальчик с Андреевского спуска, каждая его работа на учете, известна, есть рынок черный, белый. Если захотят найти картины – найдут, если найдут – выяснят, кто украл». Но Владимир Зубанов, в отличии от него, оптимизмом не переполнен: «Это будет долгая процедура. Музей может подавать в суд, требовать компенсацию. Суд будет идти очень долго. Чтобы закрыть дело, присудят и оплатят какую-то символическую компенсацию. В этом направлении у нас тоже полный беспорядок, и я сомневаюсь, что кто-то что-то найдет».
Коментарі — 0