Росія перетворюється на православний Іран

Мовою оригіналу

Российская конституция запрещает использовать какую-либо идеологию в качестве государственной или обязательной, и надо сказать, Кремль, вопреки распространенному заблуждению, этот запрет соблюдает. Государственной идеологии в России нет и быть не может. Очевидно, во власти - критически мало людей, способных во что-нибудь верить всерьез. Зато у российского государства есть другое интересное свойство - невероятная гибкость, позволяющая ему менять свой идеологический облик хоть каждый день, в зависимости от его текущих потребностей.

Будет надо - как перед сочинской Олимпиадой, - и мы увидим открытое всему миру лицо европейской России. А кончится Олимпиада и случится революция на Украине - и вот уже Россия, как брюки в шорты в популярном фильме, превращается в агрессивную империю, готовую защищать свои интересы даже силой оружия под лозунгами о правах зарубежных соотечественников и о «русском мире». Наступит завтра - появится новая маска, и всем покажется, что это и есть настоящее лицо.

Россия - православный Иран?

Государственный консерватизм на грани мракобесия - эту маску официальная Россия уже надевала. Четыре года назад, вскоре после митингов на Болотной и во время суда над Pussy Riot вдруг выяснилось, что российское общество крайне духовно и набожно. Добро пожаловать в «православный Иран» - в суде цитировали протоколы средневековых церковных соборов, а в парламенте штамповали законы о борьбе с «гей-пропагандой» и усыновлением детей в бездуховных Соединенных Штатах.

В пресс-секретарском царстве, каким давно стала российская медиареальность, рядом с Дмитрием Песковым, Марией Захаровой и Владимиром Маркиным прочно обосновался спикер Русской православной церкви отец Всеволод Чаплин, одним своим видом (и тем более словами) доказывавший, что церковь теперь - такая же власть, как любое государственное учреждение.

Агрессивная духовность была одним из определяющих атрибутов 2012 года, и никто не заметил, как она сошла на нет: сначала в связи с Олимпиадой, потом, парадоксальным образом, в связи с Украиной. Сложное положение промосковской Украинской православной церкви (УПЦ МП) не позволяло патриарху Кириллу стать активным соучастником российской государственной политики на Украине - патриарх даже не пришел на торжественную церемонию в Кремль, где Владимир Путин принимал Крым и Севастополь в состав России.

Государство сняло маску «православного Ирана», к тому же из церкви ушел и отец Всеволод Чаплин. Казалось, период навязчивого консерватизма остался в прошлом. Но осень 2016 года вдруг вернула нас в 2012-й.

Вместо Чаплина - Мизулина и Кузнецова

Как будто и не было четырех лет - вернувшаяся из относительного политического небытия сенатор Елена Мизулина инициирует - и правительство его одобряет - закон о запрете «бэби-боксов», патриарх вступает в дискуссию о допустимости абортов, превращая ее в первополосную медийную тему.

Рядом с Мизулиной и патриархом есть и новые герои, прежде всего - уполномоченная по правам детей Анна Кузнецова, человек во власти совсем новый, но уже успевший обзавестись прозвищем «матушка». У Кузнецовой муж священник и шестеро детей, и консервативный имидж полностью совпадает с ее первыми шагами на новой должности: она паловалась в прокуратуру на фотовыставку «Джок Стёрджес. Без смущения», а после того, как патриарх подписал петицию против абортов, детская омбудсвумен выступила солидарно с ним.

Забытые выборы

Через полторы недели после выборов в Госдуму самые обсуждаемые российские темы - аборты и беби-боксы. Власть снова, как четыре года назад, ставит общество даже не перед выбором, а перед фактом: государственные ценности в России - радикально консервативные, и тем, кто не готов их разделять, придется несладко. Как и четыре года назад, резкий рост консервативных настроений идет не из глубин общества, а наоборот, сверху. В очередной раз власть и ее союзники надевают консервативную маску, объявляя о наступлении новых времен.

Но времена совсем не новые - власть та же самая, и тактика у нее та же самая. Создаются искусственные темы, раскалывающие общество, дальше обязательно найдутся и те, кто будет готов бросить вызов навязываемым ценностям. Можно ждать новых Pussy Riot или даже тех же самых, что четыре года назад - почему бы и нет? Несколько месяцев общественного бурления обеспечено. У государственного телевидения появится повод рассказать своей аудитории, что оппозиция состоит из женщин, регулярно делающих аборты или складывающих новорожденных детей в «бэби-боксы».

Закончится все очередным пакетом запретительных законов и каким-нибудь интересным с экономической точки зрения компромиссом - например, новой системой «Платон» с обязательным сбором для пациенток абортариев или монополией какой-нибудь госкомпании на производство «бэби-боксов» для российских городов. Это, действительно, совсем не новые времена, так что бояться нечего: в России все, как прежде.