В какую Украину захочет вернуться Крым

Полуостров всегда был больше символом, чем просто местом. В 1954 году Хрущев передал его Украине в том числе в честь трехсотлетия Переяславской рады. Cпустя шестьдесят лет его изъятие ставит точку в разговорах о единстве двух государств. Почти как раздел имущества во время сложного и болезненного развода.

Пока Крым оставался украинским, было некое символическое общее пространство: мы братские, близкие, у вас в гараже наш Черноморский флот стоит. А теперь этого общего не стало: уже не размолвка, когда просто пожить отдельно, но полноценная тяжба, когда кольцо обручальное забирают. Какое теперь «давай останемся друзьями»?

-- Кого и почему не предавал полуостров

Есть такая общая беда – судить о реальности по собственной картине мира. Круг нашего общения чаще всего составляют наши же единомышленники – ну или те, с кем у нас пересекаются позиции по ключевым вопросам. Оттого настроение наших кухонь создает иллюзию, что все остальные мыслят примерно так же.

А на деле настроения и оценки зависят от возраста, социального статуса, рода занятий, уровня образования, вовлеченности в неформальные объединения и многого другого. Единой шкалы не существует. У русского и украинского пенсионера может быть больше общего, чем у тридцатилетних ребят из двух стран. Потому что оба пенсионера завязаны на государство, они оба воспитаны в одной и той же советской действительности и горизонт их планирования примерно одинаков.

Я пишу все эти трюизмы лишь потому, что Украина по большей части так и не захотела вникать в мотивы крымчан, которыми они руководствовались весной. А это непонимание во многом обусловлено тем, что «на материке» судят о мотивах жителей полуострова по своей собственной картинке реальности. А крымчане в основной своей массе недоуменно пожимают плечами, когда их упрекают в предательстве. Им, не акцептировавшим для себя ценности украинского государственного проекта, мирившегося с ним, пока он был эдакой коммерциализированной УССР, – сложно понять, кого они предали.

Крым был якорем, удерживавшим Украину у российского пирса. Когда Украина от пирса отчалила, якорь остался на берегу. Разве якорь может себя упрекать в том, что он держит корабль на месте? В конце концов, это его задача. Поэтому когда заходит речь о предательстве крымчан – оно наталкивается на встречную претензию: это Украина предала Крым.

-- Лишь бы не было войны

В декабре 1991 года на Украине провели референдум, на котором жителей спрашивали о том, поддерживают ли они Акт провозглашения независимости страны. Крым и Севастополь проголосовали утвердительно: на полуострове ответили «да» 54,19%, в Севастополе – 57,07%. Это были самые низкие показатели по всей стране – следом сразу шли Луганская (83,8%) и Донецкая (83,9%) области. Но тем не менее идею госсуверенитета поддержали более половины жителей Крыма.

Одна из причин такого результата была в том, что Украина выходила из состава СССР одной из последних – никаких иллюзий о возможности сохранения советского статус-кво уже ни у кого не было. Собственно, даже День России (12 июня) на два с лишним месяца опережает День независимости Украины (24 августа). Вторая же причина была связана с популярной в то время концепцией о том, что если богатая и обильная Украина сбросит с себя «ярмо» в виде Центральной Азии, нечерноземной России прочих, как тогда полагали, «нахлебников», то станет жить лучше и веселей.

Но социально-экономического чуда не произошло, и все следующие годы Крым бойкотировал новую реальность. Украина воспринималась здесь как воплощение перемен, причем перемен к худшему. Не логику процессов, не разрушение советских народнохозяйственных связей, а именно тризуб винили в том, что он пришел и пригвоздил крымчан к социальному дну. При этом крымское оборонное сознание не было рассчитано ни на какой экспорт – только на самосохранение. Отсюда популярная фраза про то, что «за Перекопом для нас земли нет».

Уже в 1992 году Крым принимает акт о государственной самостоятельности полуострова. Согласно принятой вслед за этим Конституции, полуостров определялся «демократическим государством», входящим в состав Украины «на основе договоров и соглашений». Провели даже президентские выборы, на которых победил бывший следователь Юрий Мешков. Он запомнился тем, что ввел московское время и пригласил на работу в правительство полуострова российского экономиста Евгения Сабурова. В 1995 году украинский парламент Конституцию Крыма упразднил, Мешкова от власти отстранили, полномочия полуострова укоротили. Но отстаивать с оружием в руках идею независимости крымчане не стали. Возможно, потому, что поддерживать их в этом Россия на тот момент не собиралась. Возможно, потому, что главный крымский запрос – лишь бы не было войны – остается неизменным все это время.

-- Архитектура настроений

Когда Янукович в 2010 году завешивал страну билбордами «Потому что стабильный», это было самое точное обещание для его ядерного электората, жившего в том числе в Крыму. Полуостров всегда хотел стабильности – той, которая даже немного «обломовская». Может. оттого не возникло здесь никакого русского майдана с русской (или советской) повесткой еще в те ветхозаветные времена годичной давности, когда Янукович намеревался подписывать соглашение об ассоциации с ЕС. Потому что любой протест – это жертвование чем-то, выход из зоны комфорта. Носители же крымского самоощущения привыкли полагать, что «властям – видней». Возникало противоречие между двумя позициями: «мы в Европу не хотим» и «властям лучше знать». Победила вторая, в том числе потому, что она не требовала персональной активности.

Собственно, именно от запроса на стабильность отстраивались крымские ожидания во время операции по смене гражданства полуострова. Весной были два ключевых периода. Поначалу – когда только был захвачен местный Совмин и парламент, российские солдаты впервые появились на крымских улицах и стало известно о назначении даты референдума, довольно популярной реакцией на полуострове было: «Вы с ума сошли? Мы войны не хотим». А чуть позже – когда стало ясно, что украинские солдаты огонь не открывают, что ракеты не прилетят и вообще возможен бескровный формат смены гражданства, – наступила эйфория.

И если в конце февраля сохранение украинского гражданства воспринималось крымчанами как гарантия «непролития крови», то уже к середине марта уход в Россию воспринимался большинством в Крыму как гарантия «мирного исхода».

Когда на Украине сегодня говорят о том, что полуостров может разочароваться в России и захотеть обратно, – это иллюзия. Не захочет. Потому что для этого Украина должна быть, во-первых, более стабильной и мирной страной, чем Россия. Во-вторых, потому, что для этого Россия должна напугать Крым больше, чем его сегодня пугает Украина. В-третьих, потому, что стандартом «золотого века» вместо советских 70–80-х должны стать украинские нулевые.

В Крыму популярна мысль, что весной полуостров успел спрыгнуть с севшего на мель и потерявшего ход корабля в спасательную лодку. Скептики твердят, что он на этой лодке пригреб прямиком к «Титанику». Но пока их прогнозы не совпадают с реальностью, данной полуострову в ощущениях, Крым будет привыкать жить в России.