Олег Кашин: «Следователь сидит в кабинете и ждет счастливого случая»

Три года назад, в ночь с пятого на шестое ноября 2010 года, у собственного подъезда в центре Москвы был жестоко избит журналист Олег Кашин. Всю следующую неделю у Петровки, 38 шли пикеты с требованием найти заказчиков и исполнителей, и Дмитрий Медведев, занимавший тогда пост президента, взял расследование под личный контроль. Сам журналист наиболее вероятной причиной покушения продолжает считать собственные статьи о деятельности прокремлевских молодежных движений. Кашин неоднократно заявлял, что к нападению на него причастен Василий Якеменко, в прошлом году уволенный с поста главы Росмолодежи. Официальное расследование дела за последний год не продвинулось, несмотря на отставку с поста зампредседателя правительства Владислава Суркова, который курировал молодежные движения в Кремле. В интервью Slon журналист, полгода назад уехавший в Швейцарию, рассказал, что должно произойти, чтобы его дело наконец раскрыли, и посоветовал всем уезжать из России.

– Какие последние новости по поводу расследования?

– Последняя новость была месяц назад, но до меня она дошла неделю назад. Мой бывший коллега Саша Черных (журналист «Ъ». – Slon) показал мне бумажное письмо, которое пришло в «Коммерсант» из СК: в очередной раз нам с моим адвокатом Рамилем Ахметгалиевым отказали во встрече с оперативниками ФСБ, которые занимаются сопровождением дела, то есть как бы работают в поле, пока СК работает в кабинетах. Но я не обижаюсь на следователя Ущаповского Николая Владимировича: я прекрасно понимаю, что если бы он удовлетворил наше ходатайство, было бы обидно уже ему, потому что фээсбэшники бы с нами все равно встречаться не стали. Я с чекистами виделся в последний раз два года назад, с тех пор они исчезли, причем, насколько я понимаю, со следователем никто из них уже не общается, и дело они не ведут. У меня ощущение, что им самим стало ясно, кто преступник, но по каким-то причинам говорить об этом они не хотят. И поэтому стараются исчезнуть, чтобы я понял, что им звонить бесполезно, и перестал звонить. Вот такая картина.

– И когда им стало ясно, кто преступник?

– Видимо, это прозвучит спекулятивно, но, действительно, пока президентом был Медведев, СК по крайней мере занимался этим делом. Было видно, что люди стараются, люди работают. Следствие работало, работало, работало, пока Медведев был президентом. Когда он им быть перестал, все как по щелчку затихло, и дело передали другому следователю, который находится один в своей следственной бригаде. Если раньше толпа следователей допрашивала всех моих знакомых, то когда при очередной смене следователя – их меняют туда-сюда – я спросил: если меняется глава следственной группы, меняется ли вся следственная группа? Мне следователь радостно сказал: нет, не меняется, потому что я в группе один.

– У некоторых были надежды, что что-то новое вскроется, когда сняли Суркова.

– У меня тоже были эти надежды. Но, видимо, потому, что сняли одного Суркова, ушел только Якеменко, вся эта среда, на которую указывают данные следствия, косвенные данные и все мои подозрения, осталась при деле. Герои всех этих рассказов о связях Кремля с «околофутболом» – все они продолжают работать и получать деньги. Поэтому те надежды (грустные, потому что грустно связывать отставку чиновника Кремля с перспективами раскрытия уголовного дела) остались нереализованными.

– Кого-то нового допрашивали после отставки Суркова?

– Нет, никого. Было там одно имя – это не секрет, это Роман Вербицкий, спартаковский хулиган, который был очень тесно связан с «Нашими», и у него дома еще при Медведеве был обыск. И летом тот же следователь Ущаповский, ссылаясь на чекистов, которые ему позвонили, сказал, что они были бы рады его еще раз допросить, но, к сожалению, он исчез и оперативники ФСБ не могут его найти. А поскольку у меня с этим Вербицким есть некоторое количество общих знакомых, которые постоянно его видят, я прямо из кабинета следователя позвонил этим знакомым, уточнил, где именно он бывает, и следователю сказал. Он сделал вид, что благодарен мне за помощь, но я не слышал, чтобы Вербицкого вызывали на допрос. Мы всех этих людей видим, которые хоть по касательной имели отношение к моему делу. Та же Кристина Потупчик, у которой дома тоже был обыск и которую тоже допрашивали по моему делу, которая, насколько я знаю, разыскивала мой домашний адрес перед нападением. Меня разыскивали несколько человек из «Наших» и «Молодой гвардии», насколько я знаю из общения со следователями. И та же Потупчик прекрасно себя чувствует и прекрасно работает на новых хозяев Кремля.

– Есть кто-то, кого ни разу не допрашивали, но, на твой взгляд, надо допросить?

– Самого Якеменко прежде всего. Когда следствие еще шло, я на каждой встрече со следователем поднимал этот вопрос: мать вашу, хотя бы поговорите с ним!

– Суркова сняли – и ничего не изменилось. Что должно произойти, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки?

– На твой вопрос у меня есть готовый ответ – дословная цитата из разговора со следователем Ущаповским, который был в начале августа. Он сказал – и мне эта фраза кажется кодовой, – что сейчас мы рассчитываем только на счастливый случай. А когда следователь говорит, что рассчитывает только на счастливый случай, очевидно, что ни на что большее рассчитывать не приходится. Я сейчас стараюсь совершенно искренне быть как можно более доброжелательным со следователями, потому что подразделение СК, которое занимается преступлениями против личности (и ведет мое дело), по всем моим ощущениям, за последние полтора года стало гораздо менее важным для государства по сравнению с другими подразделениями СК, которые занимаются политическими делами. Я видел два года назад, с каким драйвом и удовольствием работают следователи по моему делу, а сейчас я вижу таких бедных родственников, которые буквально доедают еду за теми следователями, которые ведут дело Навального или «Анатомии протеста«. Я не утрирую: Навальным занимаются 18 следователей, делом Божены Рынски по поводу ее поста в ЖЖ занималось два или три следователя, а моим делом занимается один – уже два года. И как занимается? Сидит в кабинете и ждет счастливого случая.

– Так что это за случай должен быть?

– Это может быть какое-то пьяное признание человека, который скажет: «Это я бил Кашина арматурой», и желательно, чтобы оно было сделано при свидетелях. Но, видимо, не более того. Покушение на меня было очень нашумевшей историей. Очевидно, что и Суркову, и Путину – всем было интересно, кто это сделал. На разных этапах все они это выясняли, и, судя по тому, что успокоились, они явно уже знают, кто это сделал. Кстати говоря, и отставки в Росмолодежи могли быть связаны с этим – я легко себе это представляю. Но до уголовного дела аппаратные наказания не доходят, потому что там другая мораль, другие ценности, все другое. Если бы Кремль сдал какого-нибудь своего чиновника, даже мелкого, это бы выглядело беспрецедентным шагом и поражением.

– Последние полгода ты живешь в Швейцарии. Есть что-то, что видно с расстояния лучше, чем когда находишься внутри? Я имею в виду нашу политику.

– Может быть, я себе льщу, но поскольку мы все сидим в одинаковых соцсетях и общаемся с одинаковыми московскими людьми, отсюда видно то же самое. Я бы не назвал бы свое положение «внешним». Главное событие года – это интрига вокруг Навального, которая длится как минимум с момента финального рассмотрения дела «Кировлеса». Явно какие-то надежды на него возлагает Кремль – хотелось бы думать, что это именно надежды, что Навальный используется втемную, и нет такого, что Навального в очередной раз вызывают в кремлевский кабинет и говорят: «Сегодня ты не идешь на “Русский марш”». Эта интрига меня пугает и удручает, потому что мы за двадцать постсоветских лет не раз наблюдали, как изначально опасные для Кремля политики, такие как Зюганов, постепенно превращались во вполне системных и нечестных людей. И поскольку я Навального искренне люблю, я надеюсь, что ничего такого с ним не произойдет, хотя опасения такого рода есть.

– При этом ты регулярно пишешь, что главное, что происходит сейчас в России, это «болотный процесс».

– Разумеется, «болотный процесс» – это главное, что происходит в России, и «болотные узники» – это те люди, о которых нужно постоянно думать. Вплоть до абсурда: Капков провел новую велодорожку – а эти люди сидят. Это звучит, может быть, комично, но, безусловно, так и есть. Люди, которые, поверив и мне, между прочим, и Акунину, и Навальному, и Парфенову, и Ксении Собчак, и бог знает кому еще, вышли на площадь, – в итоге сели в тюрьму. Они сели – а я в Швейцарии, а Навальный идет в мэры Москвы, а Пархоменко и Акунин прекрасно себя чувствуют, а у Парфенова фильм на «Первом канале». Здесь есть очень большая несправедливость, которую надо иметь в виду и никогда о ней не забывать. Но что конкретно для этого надо делать – чтоб я знал.

– Вот и последний марш в защиту «узников Болотной» был маленьким и незаметным. Кто виноват?

– Виноваты, видимо, все предыдущие митинги, устраиваемые то оргкомитетом, то Координационным советом. Объективно говоря, Болотная превратилась в тоскливую обязательную историю, которая совершается, потому что так надо. Никто не идет на митинг с тем чувством, что сейчас что-то изменится. Это стало рутиной, которую ни люди, ни власть всерьез не воспринимают. Что и люди, и власть воспринимают всерьез – это Бирюлево. Но тоже вопрос, насколько такого рода протест конвертируется в политику и насколько он может быть системным. Я пока не знаю, но с интересом наблюдаю.

– Будет ли новый КС, и будешь ли ты туда выдвигаться?

– Выдвигаться не буду и думаю, что его совсем не будет. Где-то в апреле я в шутку предложил сделку Кремлю: дело «Кировлеса» закрывают в обмен на роспуск Координационного совета. Шутка состояла в том, что совет совершенно бессмысленный и неработающий. Я не участвовал в работе совета в самого начала, но получал рассылку, и было очень заметно, как люди, составлявшие костяк КС, где-то в июле резко расхотели работать. Тогда начал постоянно срываться кворум, и последними активными членами КС остались Андрей Илларионов и люди из его круга. Было очень хорошо заметно, что и группа Навального, и Пархоменко – Собчак, и прочие вдруг перестали участвовать в работе КС. У меня ощущения, что месяца три назад КС сознательно самораспустился.

– Ты надолго в Швейцарии?

– Я не знаю, я каждый месяц бываю в Москве, и вся моя работа в Москве, а где будет мое физическое присутствие, не настолько принципиально. Пока мне нравится здесь: и воздух свежее, и еда вкуснее. Но ничего больше – нет такого, чтобы я брал грант в Женевском университете и занимался бы этим. Этого я не планирую. Все равно всей своей деятельностью я в Москве и, видимо, всегда буду.

– То есть эмигрантом ты себя не чувствуешь?

– Нет, нисколько. Если это чувство и появляется, то заканчивается при первом заходе в твиттер, а захожу в твиттер я в момент пробуждения, раньше, чем кофе пью.

– Многие сейчас думают, пора ли уезжать. Что ты им посоветуешь? Или это все индивидуально?

– Индивидуально каждому пора. Глобально по поводу российской политики и истории у меня большой пессимизм. Может быть, странно прозвучит, но в этом пессимизме меня укрепили юбилейные обсуждения событий 1993 года, потому что даже среди тех людей, которые не принимают Путина и хотят для России перемен, все равно остался консенсус, что Ельцин все делал правильно. То есть люди, даже те, кому не нравится Путин, всерьез считают, что та суперпрезидентская, почти диктаторская модель – она России нужна, а парламентаризм, который мы потеряли двадцать лет назад, неприемлем. И я очень боюсь, что завтра, когда возникнет проблема преемника для Путина – уже настоящего, когда Путин уйдет на пенсию, нам подсунут какого-нибудь нового Путина, которого все во главе с Акуниным полюбят, и эта фигня растянется еще на двадцать лет. А представить себе полноценную хотя бы восточноевропейскую модель демократии в России, когда в парламенте восседают все, от радикальных троцкистов до националистов, я не могу. При этом я убежден, что именно такая модель, когда во власти действительно представлен разный спектр и нет одного фюрера, только и может спасти Россию. Но, думаю, к этому пока никто не готов, и если завтра победит условная Болотная, то главными депутинизаторами окажутся бывшие нашисты, такие как знаменитый господин Левенец, и, по сути, ничего не изменится. И останется все то же самое – ровно то, за что мы не любим Россию. В любом случае эта история лет на двадцать, а все люди, молодые и немолодые, хотят жить, и поскольку вряд ли в ближайшие двадцать лет в России что-то хорошее случится, я искренне советовал бы всем уезжать по возможности. Можно еще лет двадцать побегать за новым и правильным Путиным или за идеалами Болотной с пирогом «Оккупай», но если альтернатива этому – нормальная жизнь хотя бы в Эстонии, то берите чемодан и уезжайте в Эстонию.