Правозащитник Элла Полякова: Война на Донбассе - это новый Афганистан для России

На Донбассе воюет регулярная российская армия. Сообщения об этом начали появляться еще в мае, однако Кремль упорно отрицал этот факт. «Если и есть россияне на войне, то только добровольцы». Такую позицию заняла официальная Москва с самого начала вооруженного конфликта и придерживается ее до сих пор. Киев и страны Запада утверждает обратное.

В конце весны начали появляться видеоролики, на которых чеченцы в центре Донецке заявляли о том, что приехали воевать на Донбасс на стороне ополченцев. Позже присутствие чеченских добровольцев подтвердил и глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров, пригрозивший, что в случае надобности воевать в Украину отправятся тысячи его соплеменников. Позже стали появляться видеоролики и с боевиками славянской внешности, приезжающими в Украину из Ростовской области.

Первое подтверждение массового участия военных из России в вооруженном конфликте в Украине пришло 15 августа. Тогда западные журналисты зафиксировали колонну военной техники, въехавшую в Украину со стороны Ростовской области. Менее чем через неделю в СМИ начали появляться фотографии и документы убитых российских десантников из Пскова. Однако «взорвало» соцсети и критично мыслящих россиян сообщение о гибели 20-летнего солдата из города Космодемьянска Антона Туманова, в графе о месте смерти которого родители обнаружили… прочерк. Это, по мнению правозащитников, свидетельствует о том, что солдат действительно посылают в зону боевых действия, несмотря на то, что руководство России это всячески отрицает. Всего с июля по данным российских правозащитников к ним обратилось более 200 человек.

Одной из самых активных групп, добивающихся правды о судьбе российских солдат на Донбассе является общественная организация «Солдатские матери Санкт-Петербурга». Ее лидер Элла Полякова отмечает огромный страх у жителей России. Ее удивляет пассивность большинства матерей и жен исчезнувших солдат, которые не спешат искать пропавших родных. В конце августа Министерство юстиции России признало «Солдатских матерей Санкт-Петербурга» иностранным агентом, что значительно усложнит деятельность этой организации в России.

«Главком» встретился с Эллой Михайловной Поляковой в аэропорту «Борисполь». Правозащитница после визита в Украину, возвращалась на родину. «Несколько дней была в Киеве, три дня до этого в Париже, теперь ждут Москва и Брюссель», - рассказала Полякова о географии своей деятельности. Говорит, что все везде понимают, что военным путем разрешить конфликт не удастся.

По словам Поляковой, восприятие войны в Украине у россиян совсем не такое, как было в Чечне. Тогда, мол, враг для России «не был так четко обозначен как сейчас», поэтому граждане массово обращались к правозащитникам за помощью. Сегодня же большинство родителей российских солдат уверены, что их дети отстаивают на Донбассе интересы России. Эта одна из причин, почему они не спешат отстаивать свои права, не поднимают шумиху.

Какова цель вашего визита в Украину?

Я приехала по приглашению буддистов. Это люди, с которыми мы пытались остановить войну в Чечне. Тогда группа буддистских монахов и монашек организовывала сильную миротворческую акцию, в которой я участвовала. Я имею в виду марш материнского сострадания, прошедшего в 1995 году. Сейчас мы собрались за круглым столом, где были представители, в том числе буддистов как украинских, так и российских. Вот мы и думали, что делать в этой ситуации, как остановить войну.

Считаете, молитвами, религиозными мероприятиями можно остановить войну?

Это не религиозные мероприятия. Религия, в моем понимании, это некое ограничение. Здесь же есть духовная составляющая. Я считаю, что любую войну нужно останавливать не насилием. Вот я и говорю о миротворческой акции. Мы вспомнили, как останавливали войну в Чечне, это была публичная акция. Помню, мы все вместе тогда собрались, и русские, и чеченские матери, всего около 500 человек. Тогда среди нас были родители, в том числе и те, которые точно знали, что их родные погибли в Чечне. Мы приняли коллективную декларацию, отдавали себе отчет в том, что мы идем в зону боевых действий. В ответ на насилие, которое могло быть к нам применено, мы условились не отвечать насилием. И, надо сказать, когда мы перед очередным блокпостом в Чечне останавливались и к нам подходили офицеры, мы декламировали нашу принятую декларацию.

К примеру, у меня в руках был плакат «Мадонны с младенцем» и надписью «Не убей». Нужно сказать, что у людей в форме был шок, они не знали, что с этим делать. Они настроены, у них установка на агрессию со стороны другого человека есть. А здесь, наоборот, агрессии с нашей стороны не было.

Но тогда общество было другое, оно тогда было готово остановить кровопролитие. У нас на то время еще не был создан образ врага, не так работала пропаганда, чтобы в чеченцах видеть врагов. Это уже позже произошло (когда на них все-таки навешали ярлыки врагов – «Главком»). Сейчас же все изменилось.

Возможна ли сейчас подобная акция матерей, сможет ли она остановить войну?

Нельзя в одну реку входить дважды. Нельзя повторять то, что было. Сейчас в России не время для акций. Общество другое. Сейчас уже очень сильно работает пропаганда, у людей много страха. Наша организация, и смех, и грех, признана иностранным агентом. Этот период нужно просто перетерпеть. Все это пройдет, нам нужно искать миротворческие методы, искать пути того, как остановить войну, но мирно. Некоторое время назад мы создали украинско-российскую миротворческую миссию. Совсем недавно встретились в ее рамках в Харькове. На встречу пригласили уполномоченного Верховной Рады по правам человека Валерию Лутковскую и ее российскую коллегу, омбудсмена Эллу Панфилову.

Вы поймите, сейчас в России гражданское общество задавлено, хотя доверие к правозащитным организациям есть. При этом люди обращаются к нам только тогда, когда уже все методы перепробованы, невозможно дальше что-то делать. Мы будем думать, как остановить войну. Призываем и вашу сторону не втягиваться в лавину насилия. Агрессия в ответ – опасна, она не нужна. Вы были потрясающими, согрели нам душу, когда выходили на мирные акции протеста в Киеве. Мне повезло, я была у вас в столице с коллегами 1-го декабря. Это было самое начало Майдана, мы были свидетелями этого. Люди были доброжелательными, помогали друг другу, не было никакой агрессии.

Но ведь как раз 1-го декабря народ стал агрессивней, ведь в ночь с 30 ноября накануне произошла первая серьезная попытка разогнать Майдан, «Беркут» избил студентов.

Я человек верующий. Иногда выгодно подставить другую щеку. Они ударили по щеке обществу, но даже тогда общество вышло на ненасильственную акцию протеста. Потом, правда, был свален памятник Ленину. Я пыталась это остановить. Зачем его валить? Свезите его, снимите бережно, сделайте, как поступили с памятниками в Литве, у них есть сейчас парк тоталитарный. Туда, когда придешь, все станет ясно о том, что было. А агрессия против истукана не нужна.

Украинские солдаты еще в мае начали сообщать о российских добровольцах, а позже и регулярных войсках на Донбассе. Некоторые эксперты, заявляют о постоянном пребывании 3 тыс. таких военных. Всего же за все время с учетом ротация, в Украине уже повоевали десятки тысяч российских солдат. Насколько эти данные соответствуют вашим данным?

Мой правозащитный слух режет слово «количество». Я не люблю этого слова, поскольку для меня 1 человек – это весь мир. Мы работаем на основании обращений. Все обращения, которые поступают, нужно перепроверять, тем более, если идет информационная война. Наша коллега из Северного Кавказа передала нам список из тех, кто обратился к правозащитникам. Так вот, вначале это было 9 человек, потом 12, это все 18-я бригада (члены подразделения спецназа из Чечни, воинской части №27777, которые, вероятно, погибли на Донбассе – «Главком»). Мы просим уполномоченные органы ответить на вопрос, по какой причине произошли смерти, почему не возбуждены уголовные дела по факту смерти, а ведь это обязательно должно быть.

Когда мы получили документы на «Груз-200», которым был Антон Туманов, то были поражены. В документах стоял прочерк напротив графы места смерти. Вместе с тем свидетели, его сослуживцы рассказали, где это произошло, как произошло. Это для нас и для других правозащитников до сих пор непонятная ситуация, ситуация с его смертью. Депутат Госдумы Дмитрий Гудков, депутат псковского парламента Лев Шлосберг пытались ее прояснить. Шлосберга за это даже зверски избили.

Похороны и сигналы о том, что люди пропали, идут из разных регионов: Кострома, Тула, Псков, Омск. Самое поразительное явление, чего не было во время Чеченской войны, когда люди массово к нам обращались, в день по 200 человек, это апатия. Сейчас мне написала мать, сын которой «чудесным» образом пропал и, похоже, что он в Украине. Она готова поехать за ним сюда. Но такие случаи единичны. Да, мы спрашиваем тех, кто к нам обращается, готовы ли вы ехать за своими детьми? Отвечают – нет.

Почему?

Сильное негативное настроение, которое я называю «Крымнаш», это страх, тотальный страх. Это то, что было в Советском Союзе во время войны в Афганистане… Но я понимаю почему. Люди в экономической ловушке, не только информационной.

Чаще всего к нам обращаются люди, которые утеряли связь с сыновьями. Но таких очень немного, это даже не сотни. Конечно, это удивительно, но факт. Что касается погибших, то по списку Комитета солдатских матерей России, сначала было 11 человек. Но потом, по свидетельствам сослуживцев 18-й бригады, только за один день в Снежном погибло 100 человек. После этого стали появляться случаи отказа ребят ехать служить в эту же бригаду, поэтому у них возникла конфликтная ситуация (с руководством – «Главком»), расторжение контракта, юридические моменты.

В СМИ неоднократно появлялась информация о том, что командиры пугают солдат уголовной ответственностью за невыполнение приказа. Как российские солдаты в таких условиях могут расторгнуть контракт?

Да, есть такие факты угроз. Но вот в той же 18-й бригаде комбриг выстроил военнослужащих и предложил выйти из строя тем, кто не хочет ехать. Вышли 5 человек. Ребят начали пугать, но они не испугались, а обратились в Комитет солдатских матерей. Им помогли подготовить заявления в военную прокуратуру, и люди остались в живых.

На российском телевидении в одной из передач россиянка, мать погибшего на Донбассе солдата оправдывает смерть сына тем, что он, мол, защищал Россию. Может, многие не обращаются к правозащитникам потому, что имеют подобную точку зрения и искренне поддерживают войну с вымышленными врагами?

Да, поэтому тоже. У нас сильная пропаганда. Недавно социологи проводили опрос. 82% граждан поддерживают ту политику России по отношению к Украине, которая проводится. К тому же, мы ведь с вами не знаем, как именно угрожают этой конкретной семье. Если нет общественной поддержки, то таким людям очень тяжело.

Немцы нашли другой подход. Они опубликовали статью об Антоне Туманове и собирают деньги. Я попросила разрешения для этого у мамы Туманова. Она согласилась принять деньги. Вот это нормальный подход, человеческий.

Как может выглядеть общественная поддержка, если большинство членов общества одобряет насилие против соседней страны?

Если человек обращается за помощью в организацию, пишет заявление, предоставляет документы, мы начинаем разбираться, выяснять все факты случившегося, в особенности, когда люди еще живы. Гораздо сложнее найти правду, когда человека уже нет в живых. Хотя сейчас с раненными сложно уже. Засекретили.

Как именно засекретили?

Мы не можем общаться с ранеными, нас попросту к ним не пускают в больницы. Но сколько всего этих раненых, мы не знаем.

Вашу организацию российские власти объявили иностранным агентом, каковы последствия этого решения?

Последствия достаточно смешные. Люди не испугались, все равно продолжают к нам обращаться, хотя и меньше, чем раньше. Обращаются в основном призывники, которые хотят защитить свои права без коррупции. На нас напала телекомпания «НТВ». Они сняли очень нечестный сюжет о нашей организации, через день после съемок его показали в воскресный прайм-тайм. Его окончание было такое: от боли кричит раненные в Донецке ребенок, а мы, мол, такие агенты, сидим в это время на миллионах долларов.

Вы готовитесь к тому, что деятельность вашей организации могут запретить?

После выходов таких сюжетов происходят обычно какие-то действия прокуратуры. Сейчас мы судимся с прокуратурой за то, что она включила нас в реестр (общественных организаций, признанных иностранными агентами – «Главком»). Кроме того, наша юридическая команда подготовила заявление в суд на Министерство юстиции и прокуратуру.

В России не только ваша организация занимается защитой прав солдатских матерей. Почему именно вас включили в реестр иностранных агентов?

На нас ведется травля еще из-за того, что есть местные интересы (на уровне Санкт-Петербурга – «Главком»), коррупционные. Дело в том, что они (военкоматы) хотят наживаться на продаже военных билетов, а мы им мешаем.

Служба безопасности Украины с 6 октября открыла горячую телефонную линию для российских матерей, которые ищут своих сыновей. На ваш взгляд, поможет ли это в поиске солдат?

Это неэффективно. Нас сейчас конкретно интересует судьба двух солдат. Фамилия одного из них Хохлов, он якобы находится в киевском СИЗО. Есть еще один мальчик из Омска, который также находится в Украине, и он якобы попросил политическое убежище. Насколько это правда и каковы причины для запроса о предоставлении политубежища мы пока не выяснили.

Читайте также интервью с секретарем Союза комитетов солдатских матерей России Валентиной Мельниковой