Дым над страной

Вот вроде бы многое уже сказано. И о трагических событиях на площади Конституции, и об изменениях Основного закона. Высказались сторонники и противники конституционной корректировки, — убежденные и сомневающиеся, искренние и лукавящие, самостоятельные и поющие с чужого голоса, юридические знатоки и правовые нигилисты. Бойню возле Рады прокомментировали все, кому полагалось. Продолжают обсуждать все, кто неравнодушен к тому, что случилось. И чем это обернется для страны, не устающей отпевать погибающих.

Иначе как бедой, произошедшее в последний день лета не назовешь. Но есть и другая беда. Последствия которой могут оказаться куда более страшными. Дело не столько в том, что именно говорили с высоких трибун, в студиях телеканалов и в социальных сетях политики и юристы, правоохранители и оппозиционеры, участники событий и свидетели происходившего, журналисты и обыватели, провокаторы и болтуны. Дело в том, какие слова в большинстве случаев использовались, какая тональность являлась преобладающей. Хладнокровие и взвешенность оказались каплями, растворившимися в океане массовой истерики. Многие хорошо знакомые мне люди, отличаемые трезвостью ума, вдруг с болезненным надрывом призывали: кто — линчевать без суда назначенных виновными без следствия, кто — грудью встать на защиту героев войны, якобы оклеветанных прогнившей властью.

Боюсь, мы никогда не узнаем, действительно ли стоит за кровавым инцидентом Россия. Не обольщаюсь по поводу наличия доказательств у президента, сделавшего громкое заявление телеканалу Sky News. Не помню случая, чтобы расследование резонансного дела привело к однозначному определению заказчиков и организаторов.

Если в самом деле Москва направляла руку с гранатой, она почти добилась своего. Если нет — заработала неожиданный трофей. Еще никогда взаимная ненависть так отчетливо не доминировала в спорах людей, исповедующих различные точки зрения. Людей, в равной степени переживающих за судьбу страны. Хотелось бы ошибаться, но так грубо, зримо и жестоко общество не вспарывали ни Иловайск, ни Дебальцево, ни Мукачево. Ни злополучные «особенности Донбасса». И если, противоестественная ненависть, порожденная естественными усталостью и гневом, станет непреодолимой, враг от этого только выиграет. Тем более что никто не гарантирован от новой гранаты.

Наверное, об этом стоит вспомнить тем, в чьих головах еще квартирует рассудочность. Как бы носитель здравого смысла ни относился к Порошенко и Тягнибоку, милиции и добровольцам, Донбассу и его «особенностям самоуправления», продолжению войны и поискам мира, минским соглашениям и реформированию Конституции.

Убежденность в собственной правоте не может означать неистового неприятия чужой точки зрения. Взаимные обвинения в предательстве и подыгрывании Москве положили начало превращению противоречий в раскол. Что губительно для воюющей страны. Проклятая граната лишь ускорила этот процесс. Теперь, с легкой руки одних (безответственно категоричных) политиков любой, выступающий против спорной нормы в переходных положениях Конституции, автоматически переходит в разряд пособника террористов. А с подачи других (столь же безответственных), геройство на фронте может восприниматься как индульгенция от возможного совершения преступления.

Суть происходящего скрылась за дымом пафосных фраз. В этом дыму люди перестают видеть друг друга, он искажает реальные очертания страны, где ежедневно сгорают жизни, обугливаются надежды и все еще тлеет вера. Дискуссии неизбежные и необходимые свелись к идиотскому противопоставлению надуманных «зрад» и «перемог», «нас сливают» и «ми здобули», к искусственному делению на условных «чужих» и условных «своих».

Мы еще только «здобуваємо». С возможностью «слива» способно мириться только то, что не тонет, а этого добра, к счастью, у нас меньше, чем хочет враг. У нас пока скудно с «перемогами», но они неизбежно появятся, когда одни научатся замечать робкие успехи, другие — трезво их оценивать, третьи — трансформировать частные удачи в полновесные победы. Разговоров о «зрадах» будет меньше, когда каждый почувствует свою долю ответственности за все происходящее в стране. От президента до обывателя.

«Он многое, по-моему, делает не так. Но его можно понять. Я бы не хотел быть на его месте», — оправдывал в разговоре Петра Порошенко один знакомый провластный политик. — «Я бы тоже. Но я и не хотел. И ты не хотел. А он хотел. И во имя исполнения этого желания раздавал обещания. Убеждал — знает, что делать. Поэтому и несет ответственность. И не только перед теми, кто поверил, что он действительно знает. Потому что он президент всей страны».

Разбор произошедшего возле Рады превратился в привычную игру «кто быстрее найдет крайнего».

Но ни один не взял на себя свою долю причитающейся вины. Ее не взял на себя президент, постоянно подогревавший и подогревающий и без того накаленную обстановку резкими заявлениями об «инсинуациях», «провокациях», «клише», «псевдопатриотах», «литье воды на мельницу врага», — именно так он характеризовал точку зрения, не совпадавшую с его собственной. События 31 августа — удобный фон для «закручивания гаек». Пока нет оснований считать, что глава государства намерен ограничивать гражданские свободы под флагом заботы о безопасности граждан. Но его нескрываемая нетерпимость к инакомыслию — скверный симптом. Как и все более частое отождествление себя со страной и передергивание. «Часть депутатов коалиции, вместо того, чтобы направить свою кипучую энергию на борьбу с внешним врагом, атаковали президента и верховного главнокомандующего собственной страны». Это из недавнего обращения. Там же — о «черном пиаре против Конституции, против президента». Несогласие с, мягко говоря, сомнительными конституционными новшествами, разумеется, — не может быть убеждением, только черным пиаром. Атакой на президента, на Верховного главнокомандующего, который свою кипучую энергию тратит только на борьбу с внешним врагом.

Не взял на себя ответственность министр внутренних дел. Чей подчиненный (пусть даже якобы написавший рапорт о переводе в подразделение ВСУ) сегодня является главным подозреваемым в убийстве трех его же, министра, подчиненных. Которые не были снабжены необходимыми средствами защиты. Которым не была вовремя оказана необходимая помощь, которых не удалось экстренно эвакуировать с места происшествия. Бронежилеты второго класса защиты и ограниченное количество «скорых» на чьей совести? Если не ожидали — плохо работает агентура. Если ожидали — халатность. И в том, и в другом не «Свобода» виновна, даже если степень ее вины в произошедшем будет четко установлена и убедительно доказана. Чья ответственность, что подразделение МВД (коим, например, является батальон «Січ») было, по сути, сформировано по партийному принципу и как это коммутируется с отечественным законодательством? Как министр внутренних дел оценивает действия своего заместителя Паскала, который (как отчетливо слышно и видно на записи) дает подчиненным приказ бросать дымовые шашки обратно в толпу? Где были не только агрессивно настроенные протестующие, но и пожилые люди, подростки, мирные демонстранты, журналисты и просто случайные прохожие. Мог ли спровоцированный Паскалом обстрел дымовыми шашками демонстрантов спровоцировать их встречную агрессию? Что по этому поводу думает Арсен Борисович, поспешивший назначить виновных до проведения всех необходимых следственных действий, не говоря уже о решении суда? И что он думает о компетенции своих сотрудников, которые должны были работать в толпе? На одной из видеозаписей отчетливо видно, как группа людей в приличном отдалении от основной толпы (что, как известно, облегчает работу по противодействию) спокойно выгружает из рюкзаков, поджигает и бросает в правоохранителей дымовые шашки? То, что они проделывали это беспрепятственно, свидетельствует о низкой квалификации сотрудников, которые, возможно, могли предотвратить дальнейшие трагические события? Или об отсутствии этих сотрудников? Или свидетельствует об отсутствии у сотрудников задачи по предотвращению? Как министр внутренних дел может пояснить, что его подчиненный Гуменюк (если это будет доказано) пришел на митинг с боевыми гранатами? Известно ли министру о масштабах незаконного оборота оружия и боеприпасов? А если известно, то почему нацгвардейцы были в брониках, не выдерживающих гранатные осколки? И как МВД противодействует незаконному вооружению населения? Появлением «Кугуаров» на улицах столицы? Чтобы население Киева увидело, что они есть на вооружении?

Многие из озвученных вопросов — риторические. Но не стоит забывать их задавать. Потому что вопросы есть ко всем, кто имеет и прямое, и опосредованное отношение к событиям в Раде и за ее стенами.

Они есть к организаторам митинга, да, не способным проконтролировать каждого участника акции. Но, да, насколько можно судить, и не пытавшимся принять даже минимальные меры безопасности. К записным патриотам, с удивительным постоянством обеспечивающим необходимую картинку для российского ТВ. К партийным вождям, по-прежнему практикующим «массовку за деньги». К политикам, позволяющим себе избивать срочников-нацгвардейцев. К агрессивно настроенным демонстрантам, не дающим себе труда подумать о последствиях проявления жестокости.

К проголосовавшим за конституционные изменения депутатам. Многие из которых сделали это не по убеждению (смею утверждать), а по распоряжению либо из страха. Не читавшим, не вникавшим, не просчитывавшим возможные последствия. Забывшим, что их избирали не президент и не олигархи.

К проголосовавшим против депутатам, многие из которых стали ярыми противниками «особенностей Донбасса» тогда, когда что-либо изменить было если не поздно, то, как минимум, сложно. В Конституционную комиссию входили представители всех парламентских партий. Но проект изменений был одобрен ею почти единогласно. Торжественно презентован президентом. Направлен в Раду. Прошел все необходимые комитеты. Без правок и уточнений направлен в Конституционный суд. Осмелюсь спросить, как тогда голосовала фракция «Батьківщина»? И кто из парламентских политиков, кроме Оксаны Сыроид, с самого начала и последовательно выступал против «особенностей»?

Но никто не берет на себя даже малую толику ответственности за то, что в совокупности и привело к крови на площади Конституции. И это касается не только политиков и протестующих. Кто-то обменял совесть на гречку. Кто-то не вовремя дал отдых мозгам, доверившись глазам и ушам. Кто-то не подал голос, промолчал. Кто-то, находясь рядом, не попытался схватить за руку метателя…

Случившееся 31 августа наша общая беда. Наша общая ответственность. Потому что страна общая. Потому что на дворе — время, обязывающее осторожнее относиться к делению на своих и чужих. Не могут быть «чужими» для президента политики, не разделяющие его точку зрения. Не могут быть «чужими» для протестующих национальные гвардейцы, с которыми они вместе пели гимн за какой-то час до того, как стали противниками в кровавой схватке. Очень просто считать «чужим» президента, если он поступает не так, как считаешь ты. Но его по-прежнему поддерживает достаточно большая часть населения, в том числе, искренно болеющие за страну, мужественно сражающиеся за нее. Пока у него сохраняется шанс доказать готовность действительно защищать национальные интересы и суверенитет, он остается нашим. И эту правду, для кого-то неудобную, должны принимать те, кто поспешил записать его в «чужие». Наши — и погибшие нацгвардейцы, которых некоторые не стесняются называть «ментами, защищавшими предателей от собственного народа». И Гуменюк — он тоже наш. Даже если его вина будет доказана. Он ведь не из России заброшен, правда? Он тоже гражданин этой страны. Воюющей, разворовываемой, уставшей, разочарованной, озлобленной, измученной, запутавшейся, противоречивой, разуверяющейся, но все равно отчаянно борющейся за свое существование.

Читал, что 20 февраля 2014-го он был на Институтской. Принял бы милицейскую пулю — мог бы стать героем Небесной сотни. Докажут его вину — может стать пожизненным узником. Уже стал объектом проклятий десятков, если не сотен тысяч людей. В том числе и тех, кто активно прячется от повестки. В отличие от него, отправившегося на фронт добровольцем. Давайте принимать правду такой, какая она есть, а не такой, какой ее хочется видеть? Смелость на фронте (если это так) — достойна уважения, как бы признание этого не возмущало одних. Совершение убийства (если это будет доказано) — предполагает неизбежное жестокое наказание, как бы другие не пытались подавать геройство на передовой индульгенцией от преступлений.

Если Гуменюк и виновен, то не больше и не меньше, чем власть. Которая обещала нам всем наказать виновных в убийствах на Майдане, но так до сих пор и не наказала НИКОГО. А демонстрация неизбежности наказания, возможно, уберегла бы и от Мукачево, и от 31 августа. Конфликт с Коломойским сподвиг гаранта на гневные заявления о недопустимости «частных армий». И? Потом мы увидели «частную армию» в Мукачево. Новое заявление о неотвратимости кары за стрельбу в мирном провинциальном городе? И? Взрывы в мирной столице.

Примечательно, обсуждая случившееся возле Рады, почти все рассматривали три версии: и спланированную акцию Кремля, и безбашенный радикализм, и провокацию власти. Да, в последнюю не все до конца верили, но допускали. Это — симптом уровня доверия к власти. И она не может это игнорировать, если еще способна прислушиваться к народу.

Почему никого особо не удивили заявления луганского губернатора Георгия Туки и волонтера Юрия Касьянова? Из которых следует что смерть попавшего в засаду Андрея Галущенко — члена мобильной группы боровшегося с контрабандой в зоне АТО, — может оказаться делом рук не сепаратистов, а украинских военных, «крышующих» незаконную торговлю и прикрываемых из Киева. Потому что мы внутренне готовы и к такой правде, хотя часто отказываемся ее принимать.

Я не претендую на звание знатока фронтовых настроений, но многие знакомые военные не слишком жалуют президента. И не только из-за его отчетливой неготовности воевать и столь же отчетливого незнания, как добиться мира. Из-за его ненадежности, из-за неверия в его готовность установить справедливость, к которой в окопах обостренное отношение.

Это не означает массовой готовности двигать на Киев и устанавливать справедливость с АК в руках. Но ведь и такие настроения тоже есть, правда? И носителей таких настроений становится больше. Еще и потому, что громкие, даже прямоэфирные задержания и аресты заканчиваются пшиком. Мутными судебными решениями, снятием обвинений, освобождением, санкционированным свыше бегством за границу. А вот участников боевых действий назначают виновными сразу и под залог не выпускают. И даже если допустить, что Завирюха, Онищенко, Полищук, Медведько, Гуменюк, Тицкий и т.д. в самом деле совершали то, что им инкриминируют, у тех, кто воевал плечом к плечу с ними, не может не возникнуть вопрос: почему слепая фемида так избирательна? И существует ли в этой стране непредвзятое правосудие? Эти вопросы власть не может игнорировать, если ей небезразлична судьба страны.

Один офицер задал мне еще один риторический вопрос: при всем уважении к парням-нацгвардейцам, погибшим при выполнении служебного долга, при всем сочувствии к страшному горю их матерей, уместно ли давать им звание участников АТО в то время, как множество реальных участников боевых действий не получили этого звания до сих пор? Когда, например, семье погибшего добровольца Станислава Горбенко госорганы отвечают, что «предоставление статуса участника боевых действий лицам после их смерти законодательством не предусмотрено». Получается, что предусмотрено, но не для всех. Разве не похоже это на попытку власти откупиться от семей погибших ребят из НГУ за дохлые «броники», отсутствие «скорых», не вовремя оказанную помощь? А миллиардер Порошенко не мог помочь трем семьям лично?

В качестве компенсации за пиар? Эти парни заслужили право чтить их память, но все ли получили заслуженное?

Давайте принимать правду такой, какой она есть. Давайте пытаться выносить из нее уроки. Давайте пытаться ковать реальные «перемоги» из условных «зрад».

Не боясь получить ярлык пособника террориста, я по-прежнему считаю предложенную конституционную норму об «особенностях Донбасса» крайне неуместной и потенциально опасной. Кто захотел прислушаться к многократно приводимым аргументам — как минимум, усомнился. Кстати, президент на днях нехотя признал: главный аргумент в пользу конституционного закрепления особенностей — боязнь Банковой утратить внешнюю поддержку. Можно задать робкий вопрос, а Конституция здесь при чем? И какой смысл тогда гарант вкладывает в понятие «суверенитет»? Печалят аргументы сторонников Петра Алексеевича, из числа вроде бы неглупых — «это никто выполнять не будет», «это игра», «ни к чему не обязывающая хитрость». Даже если так, то с каких пор в Основной Закон страны вписывают «невыполняемое», «хитрости», «игры»? А если нам предложат — во имя будущего мира, ради сохранения внешней поддержки, ну, года на три — перекрасить национальный флаг в дэнеэровский триколор, — согласимся? Утрирую? Нет, просто ищу доступный способ развеять дым.

Как ни странно (и как бы цинично это ни прозвучало), но произошедшее в крайний день августа (и в Раде, и за ее пределами) по-своему укрепляет позиции Петра Алексеевича на переговорах в рамках «Минска». Формально меньшее количество голосов за конституционные изменения и побоище под парламентом дают повод убедить, в первую очередь Берлин и Вашингтон, что их план замораживания ситуации не будет выполнен гладко. Киев теперь получит не только основания, но и повод требовать от США и Германии выполнения Минских соглашений и противоположной стороной, а не только соблюдения их в одностороннем порядке.

Всегда есть возможность найти нужные слова. В переговорах с ситуативными союзниками.

Всегда есть возможность найти нужные слова. В общении своих со своими. Искусственный поиск «чужих» ускоряет приход чужих. Без кавычек. С гранатами. И танками.

Слова в дефиците. Гранаты на руках — в изобилии.

Давайте называть вещи своими именами. И находить нужные слова. Вместо идиотских «зрад» и «перемог». Давайте не придумывать ангелов, чтобы не плодить демонов.

Чем меньше «дымовых завес», тем отчетливее правда.

Источник: «Зеркало недели. Украина»