От чего надо лечиться?

У русской прогрессивной общественности и просвещенной публики весьма популярно слово «люстрация». Мол, очень плохо, что ее не было после падения Советского Союза и советской власти. Провели бы ее вовремя — чекисты не пробрались бы к власти.

А вот слово «покаяние» не в ходу, хотя фильм Тенгиза Абуладзе с таким названием сыграл колоссальную роль в пробуждении исторического сознания и общественного мнения накануне перестройки. И когда в июне это года президент Германии Йоахим Гаук на Потсдамской встрече призвал Россию к покаянию за преступления советского режима, это вызвало волну хамских публикаций в националистической и привластной прессе и прошло почти незамеченным для общественности, считающей себя демократической. Более того, у многих вызвало раздражение: это за победу над нацизмом призывают нас покаяться?

Люстрации — другое дело. Как придем к власти, так сразу... Вот в Германии денацификация... Вот в Центральной Европе...

Если б это говорили люди в советские времена, когда нельзя было узнать что-либо подробно и правдиво об истории других народов и о своей собственной из доступных источников информации, то эта увлеченность люстрациями была бы понятна. Но сейчас, когда есть возможность, не выходя из дома, узнать много важного и интересного о той же люстрации и денацификации, подобные призывы весьма и весьма странны.

А кроме того — что гораздо существеннее — за ними стоит принципиальное непонимание европейской и русской истории. Что касается Германии, то в январе 1943 года на конференции союзников в Касабланке без участи Советского Союза целью войны была провозглашена безоговорочная капитуляция Германии, Италии и Японии. Вопреки многолетней клевете на союзников, в которой особенно отличился Юлиан Семенов со своим Штирлицем, не СССР, а Великобритания и США после пакта Молотова — Риббентропа опасались предательства Сталина и его сепаратного мира с нацистами.

А раз капитуляция, то ликвидация суверенитета и прежней государственности. Все сначала. Ничего подобного в Российской Федерации не было.

Это одна ложная аналогия. Ее-то ошибочность признать легко. А вот попытки сопоставления России со странами, освободившимися от танкового социализма, неуместны по иной причине. Послевоенный политический строй в этих странах держался только на русских танках, только на понимании того, что Советский Союз не даст перейти определенные границы любым реформам. Везде, кроме России, во всех бывших социалистических странах, включая бывшие союзные республики, произошло национальное освобождение. Даже в Румынии и бывшей Югославии происшедшее было связано с ликвидацией евразийского полюса силы. В тех же странах, где находились русские войска, все было проще. Когда стало ясно, что из казарм они не выйдут, рухнула Берлинская стена.

Что касается бывших союзных республик, то говорить о какой-то легитимности оккупационных властей, подписавших с РСФСР союзный договор 1922 года, просто смешно.

Это принципиальные отличия России от Германии, стран танкового социализма и бывших союзных республик. Они не учитываются приверженцами люстраций. Как правило, они ничего не знают о том, что противниками люстрации были Вацлав Гавел, Лех Валенса и Желю Желев. И, наконец, им совершенно неведомо, что в разных странах она проводилась по-разному, но нигде не имела тотального характера, отличалась высокой степенью индивидуализации, а порой использовалась как орудие политической борьбы внутри новых правящих элит.

Суммируя очень разный опыт, можно сказать, что осуждалось не столько сотрудничество со спецслужбами прежних режимов, сколько сокрытие такого сотрудничества. Что касается членства в компартиях или работы в органах власти, то и здесь формальный подход был невозможен. В нынешней Германии, например, на прошедших выборах весьма усилилась Левая партия, выросшая из СЕПГ, правившей в ГДР. Но при этом два высших поста в государстве занимают выходцы из Восточной Германии, причем госпожу Меркель теперь можно назвать не Bundes-, а Eurokanzlerin.

Так что люстрации — мера весьма ограниченная. И все же Германии удалось вылечиться от нацизма, а России... А от чего, собственно, ей надо лечиться? Не от коммунизма — от себя самой.

Коммунизм, в отличие от нацизма, был всего лишь временным историческим воплощением укорененных свойств русского самосознания. Сейчас в России режим, у которого вообще вроде идеологии нет, но это не мешает ему быть агрессивно-имперским. И каяться русским надо не за коммунизм и не за советскую власть, а за собственное нежелание и неумение стать европейской нацией. Потому и бессмысленно ждать русского Гавела или русского Валенсу. Лидеры национального освобождения в странах Центральной Европы напоминали своим народам о их принадлежности к европейской цивилизации. Это было легко говорить и приятно слушать. Русским же придется осознать прямо противоположное. Приятного в этом мало, а говорить об этом трудно и тяжело, потому что нет надежды быть услышанным.

Так что же все-таки было в Германии, с ее весьма относительной денацификацией в первое послевоенное десятилетие? Впрочем, и значение того, что делалось сразу после войны, нельзя преуменьшать. Только один пример: уже в 1949 году Вилли Брандт, воевавший против нацистской Германии в норвежской армии и активно противодействовавший нацизму как журналист, был избран депутатом бундестага. В стране шли разнонаправленные политические и общественные процессы, которые, в конце концов, привели к — моральной и интеллектуальной, а не формально-правовой — денацификации. В известной степени это было частью общественного обновления всей западной цивилизации в шестидесятые годы.

В Германии нашлись интеллектуальные и культурные лидеры этого процесса, сформировавшиеся еще в пятидесятые. Прежде всего, это были два Нобелевских лауреата — писатели Генрих Белль и Гюнтер Грасс, сильна была и прежняя антифашистская традиция, связанная с именами Томаса Манна, Брехта, Ремарка.

Представить себе в роли таких лидеров нынешних русских писателей — тоскующего по СССР Дмитрия Быкова и сталиниста Захара Прилепина совершенно невозможно. А та — весьма значительная — часть интеллигенции, что поддержала на выборах московского мэра Алексея Навального, ни к какому покаянию призывать не будет. Точнее, будет, но только других, а не себя.

Это, собственно, главное в русской интеллектуальной и общественной жизни. Каяться русская интеллигенция предлагает всем, а себя по-прежнему считает святой и безгрешной. Всем — это и соотечественникам, и другим народам, которые оказались столь неблагодарны — не русским даже, а именно русской интеллигенции, что захотели собственного суверенитета, не говоря уж о таких мелочах, как возможность говорить и писать на своем языке. Зачем, если есть великий и могучий русский язык?

Вот за такое отношение к другим народам, языкам и культурам русская интеллигенция пока не собирается каяться. И весьма удивляется, когда ей говорят, что она является пособницей русского фашизма.

Ну, а чтобы кто-нибудь из политиков совершил бы нечто подобное тому, что совершил бундесканцлер Вилли Брандт, вставший на колени перед монументом жертвам нацизма в Варшавском гетто... Зачем? Ну, сквер там рядом теперь носит его имя. А в Грозном есть проспект Путина, при жизни так названный. Нам покаяние ни к чему.