Уже 14 сентября Лукашенко в Москве может отказаться от суверенитета Беларуси

Как и большинство малообразованных диктаторов ХХ века, больших и малых, Александр Лукашенко был прирожденным гениальным психологом.

Великолепно понимая все комплексы и фантазмы российской политической «элиты» — ностальгию по утраченному имперскому величию, потребность в «младших братьях» льнущих к державной длани, — он искусно и хищно их эксплуатировал, но ни на секунду не допускал и мысли о том, что когда‑нибудь он станет всего лишь минским губернатором или секретарем обкома. В той мегаломанической проруби, в которой уже лет 30 болтается «российская политическая элита», «объединение с Белоруссией» является для нее Священным Граалем, первым решительным шагом к преодолению «крупнейшей геополитической катастрофы XX века». Ну примерно тем же, чем для германской политической нации 30-х годов прошлого века было присоединение Австрии.

«Элита», годами постанывавшая в постимперском оргазме в его могучих объятиях, стала наконец робко вопрошать: «Ну, когда же, когда же, Александр Григорьевич, вы, наконец, войдете в меня всеми своими семью субъектами?»

На что, уже натягивая шаровары, Великий Славянин с достоинством отвечал: «Белорусский офицер, конечно, берет деньги. Еще как берет. Но исключительно как суверенный и самостоятельный субъект международного права».

Это чудовищное унижение встающей с колен недоимперии и ее недофюрера когда-то должно было закончиться.

Особенно болезненны были отказы Луки в имперском соитии декабре и январе, сорвавшие триумфальное обнуление его старшего партнера по многолетнему геополитическому сексу. Но отлились усатому таракану слезки кремлевской моли.

Столкнувшись с явлением, неведомым обоим диктаторам, — Свободной европейской нацией, – рожденной на наших глазах в ходе массовых процессов, Лука в панике бросился к заклятому брату с просьбой прислать побольше палачей-карателей. Заверив, что на этот раз он на все согласный:

«Мы сохраним наше общее Отечество. Наше общее Отечество, где живут два народа от одного корня. Это Отечество от Бреста до Владивостока».

Москва стремится как можно скорее зафиксировать геополитическую прибыль. Проблемному вассалу предписано явиться в ставку к сюзерену. Там 14 сентября ему предстоит подписать заключительную 31-ую дорожную карту отказа от суверенитета Беларуси.

После чего конституционная реформа, за которую удивительно сихронно высказались 1 сентября гг. Лавров, Лукашенко и даже неожиданно материализовавшийся из тюремных застенков газпромовец Бабарико, плавно перетекает в разработку Конституции Общего Отечества от Бреста до Владивостока.

В лучших традициях общения древнерусских князей с Ордой скакавший на днях по крышам с автоматом Коленька забрал свои документы из минского лицея и начал свой новый учебный год а престижной московской школе.

Луке, по замыслу Кремля, предстоит выполнить для него еще одну службу. Общее Отечество придется проталкивать на референдуме в Беларуси. Москва рассчитывает навязать это тошнотворное «Отечество» в том числе и как избавление от кровавого тирана.

«Конституционная реформа» — откровенный сценарий путинского аншлюса. Лавров и Лукашенко этого не скрывают. Но и Бабарико и Колесникова прекрасно понимают, о чем идет речь, и играют с ними в пас.

Очень жаль, что завоевавшая в последние недели столько симпатий и не только в Беларуси «Пассионария» беларуской революции слилась так бездарно, глупо и необратимо. Но мирная беларуская революция переросла свою фальшивую «Пассионарию». Сегодня 1 сентября лицо революции — студенты на улицах беларуских городов.

Угроза №1 государственному существованию Беларуси – аншлюс, замаскированный по «Конституционную реформу» Лаврова, Лукашенко, Бабарико. Изменник Лукашенко не имеет права ничего подписывать в Орде от имени Беларуси.

У гражданского общества есть 14 дней объяснить эти простые истины высшей государственной и силовой бюрократии. 14 сентября в Москве он ради своего и Коленьки благополучия предаст прежде всего их. 26 лет он отчаянно сопротивлялся превращению в секретаря минского обкома, а теперь одним росчерка пера собирается превратить тысячи служивших ему нотаблей в клерков этого провинциального обкома.