Від війни не втечеш. У 2014-му я поїхав з Авдіївки політиком, а повернувся – солдатом

Мовою оригіналу

По ночам, когда есть силы, я пишу.

Вчера The New York Times опубликовал мой текст.

Стараюсь помогать нашему информационному фронту.

Решил выложить в ФБ часть перевода англ версии.

«В 2014 году, я уехал из прифронтовой Авдеевки, в мирный Киев, а после в Бучу, чтоб построить там дом и семью. Сейчас я уехал из освобожденной Бучи на линию фронта в Авдеевку, чтоб те, кто мне дорог, просто могли жить, пусть даже не в своем доме в Буче… В 2014-м я уезжал из Авдеевки политиком. А вернулся – солдатом. От войны не убежишь. Она все равно заставляет платить по своим счетам…

Попасть на фронт не так просто. Желающих воевать в Украине больше, чем потребность в них. А вот с медицинскими кадрами на войне проблема, поэтому я пошел на курсы парамедиков.

Фронтовая жизнь – как будто параллельная реальность. Я был готов к отсутствию электричества, воды и связи, но не ожидал того, как война трансформирует меня самого, того – насколько ярче станет ощущение жизни на фоне постоянного присутствия смерти.

Казалось бы, – там где смерть стала обыденностью, люди должны становиться жестче, более толстокожими. Парадокс, но это не так. В присутствии смерти люди наоборот становятся более чуткими, более открытыми. Я заметил, что когда вокруг рвутся снаряды, а ты лежишь в укрытии с, фактически, незнакомыми людьми, всех тянет к откровенному разговору. И ты сам и те, кто рядом рассказывают самые сокровенные секреты, личные переживания, делятся даже интимными воспоминаниями. Люди как будто пытаются максимально заполнить жизнью пространство, над которым бушует смерть.

И здесь, на линии фронта, все всем делятся и помогают друг другу. И военные, и полиция и даже чиновники администрации. если увидели, что у тебя нет еды, – накормят. если у тебя порвана или грязная одежда – предложат свою. если нет сигарет, – отдадут половину своих. В мирное время я такой заботы друг о друге не встречал.

По образованию я юрист. Занимался политикой. Но когда побывал в освобожденной от россиян Буче, добровольно решил пойти на фронт. И таких как я в украинской армии большинство: среди моих сослуживцев мало профессиональных военных, в основном это фермеры, трактористы, учителя, сварщики. Но все они уже имеют боевой опыт, потому что война пришла в Украину еще 8 лет назад. И у каждого за это время был какой-то мотив прийти в ВСУ и взять в руки оружие…

Как парамедик я предпочитаю ездить с напарником Данилом. Он сам из Авдеевки, работает водителем Скорой помощь.

Когда в городе начались активные боевые действия, большая часть медиков, полицейских и других служащих разъехались. А Данил остался. Семью увез на Западную Украины, а сам город бросить не может: «если уеду то вообще некому будет ездит и помогать пострадавшим гражданским»…

В Авдеевке до войны жило 36 тысяч человек. Сейчас осталось 4-5 тысяч. На вопрос к людям почему вы не уезжаете, они как правило отвечают, что некуда или не за что. Часть людей привыкла жить в состоянии обстрелов, еще с 2014 года.

Как-то искал, где купить молоко. Встретил мужчину, лет 70. Он дал мне трехлитровую банку молока и отказался брать деньги. Разговорились. Оказалось, что в 2016 году, из за отстрелов погибла его жена. Дочка осталась инвалидом. Пострадал дом, в котором они жили.

На мой вопрос почему не уезжает, – он молча показал в сторону сарая, где были куры и корова. И добавил – а и куда мне ехать?...

… С Данилом спокойно. Даже когда вокруг свистят пули, он излучает покой. Хотя, иногда не скрывает волнения, когда в салоне нашей машины находится раненный.

Это самое сложное – когда везешь раненого в больницу. Мысль только одна – довезти живым!

Твои возможности по медицинской помощи в машине ограничены, ты делаешь все возможное за 10 минут, а ехать в госпиталь около часа. Все это время нужно говорить с раненным, отвлекать его от боли и плохих мыслей. Говоришь все подряд, что приходит на ум. Держишь его за руку. – Чужого человека, который в этот момент становится для тебя самым родным…

Из-за того, что все разъехались, нам, парамедикам приходится иметь дело не только в раненными, но и с мертвыми. Причем не только возить их с поля боя, но и складывать в морге. Тел много, из-за перебоев с электричеством, холодильники не работают. В помещении ужасный запах.

Однажды мы привезли тело и в это время начались обстрелы. Мы стояли возле морга и не понимали где страшнее: на улице, где обстрел, или в морге, где ужасный запах…

Раньше я любил поздно ложиться и поздно вставал. Сейчас, на линии фронта, мое любимое время суток – рассвет. Часа в 4 утра ты выходишь из укрытия покурить и слышишь как поют птицы, видишь свет встающего солнца, ощущаешь теплую майскую погоду. В воздухе нежный запах майских цветений. Ощущение такое, будто нет никакой войны, и все эти ужасы просто приснились. Кажется, сейчас выйдешь на улицы родного города, пойдешь, как в детстве, по знакомой дороге…

Но потом просыпается кто-то с той стороны, и все меняется за полсекунды: снова начинаются взрывы и обстрелы. Россия начинает «освобождать» город моего мирного детства и от детства, и от мира, и от меня… Да и от города уже мало что осталось.

А еще через время с тобой связываются, потому что есть раненные, которым нужно срочно оказать первую помощь и везти в госпиталь. И мы едем…»